Хасидские притчи от Рами Шапиро
Притчи, полный сборник всех притч Хасидские учителя - надежные проводники на духовном пути. Открыв эту книгу, вы услышите их голоса. Их мудрость исполнена любви и испытана страданием. Их притчи исходят из сердца; они - словно волшебное зеркало, в котором человек видит свое истинное лицо, не искаженное гримасой страха, зависти или уныния. "Мы невольно верим хасидским ребе и их ученикам потому, что в их словах и деяниях - несомненные признаки мудрости, освященной смирением. Эта мудрость и есть душевное величие, оплаченное муками сомнений и подвигом их преодоления, без которого не может родиться истинная вера. Их экстатические озарения внушают невольный трепет своим пылом и чистотой: такое самоуглубление ведет не к отстранению и бегству от мира, а к самозабвенному и беззаветному свидетельствованию всей полноты радости, которая открывается человеку "пред лицем Божьим".
всё зависит от намерения, Если действуешь во имя Небес, — то есть во благо другому человеку, не думая о собственной пользе, — даже в грешном поступке воссияет Свет Господень.
Ничто Ребе Аарон из Карлина часто навещал своего наставника, Маггида из Межирича. Когда он вернулся домой после одного из таких визитов, к нему пришли приятели-хасиды и стали засыпать его вопросами.
— Расскажи нам, чему ты научился! — выпытывали они. — Расскажи, что узнал!
Когда они наконец замолчали, ребе ответил:
— Что я узнал? Ничто.
Усомнившись в том, что они правильно поняли Аарона, приятели переспросили:
— Что-что ты узнал от Маггида?
Помолчав, ребе повторил:
— Ничто.
Уверенные, что ребе Аарон намеренно скрывает от них какое-то великое учение, его Друзья спросили саркастически:
— Ага, ты то и дело мотаешься в Межирич к учителю, и что ты узнал в результате? Ничто?
— Именно, — ответил ребе, — мне стало доподлинно известно, что я — ничто.
Комментарий Рами ШапироКто ты? Этот вопрос — сердце духовного поиска; от твоего ответа зависит, как ты проживёшь свою жизнь. Ребе Аарон узнал, кто он, от Маггида из Межирича: «Я — ничто». Однако это не нигилизм.
На иврите «я» — «ани», а «ничто» — «айн». Кроме того, «Айн» — одно из каббалистических Имён Бога, которое, например, употребляется в сочетании Айн Соф — «Беспредельное Ничто». Бог — это Ничто, пребывающее во всём. Каббалисты обратили внимание на то, что слова ани и айн складываются из одних и тех же еврейских букв: алеф, нун и йод. Считается, что между словами, состоящими из одинаковых букв, существует некое глубинное тождество. Слова ани и айн — «я» и «ничто» — отличаются только порядком букв. Когда иод стоит на конце, получаем слово «я». Когда иод стоит в середине, получаем слово «ничто».
Одно из каббалистических толкований буквы йод — йада, то есть «сознание». Когда сознание обращено наружу, возникает «я». Когда сознание обращено внутрь, проявляется «Бог». Итак, что ты есть — внешнее я или внутреннее Ничто? На самом деле ты — и то, и другое. Духовная задача состоит в том, чтобы видеть Ничто в ином, когда ты — ани; и себя как Ничто, когда ты — Айн.
***
Сущность духовной жизни состоит в том, чтобы совершать любые действия ли-шма, то есть ради самих этих действий.
...Эго подобно пене на гребне волны: пена — естественная составляющая океана. Кому придёт в голову убирать пену с волны или добавлять её туда? Мы принимаем волну такой, какая она есть. Совершенно так же обстоит дело и с эго. Ты не можешь от него избавиться, ты и есть твоё эго. просто оставь его в покое.
Оставив эго в покое, ты будешь действовать ли-шма — вместе с эго, но не ради него. Деяния ли-шма не умаляют и не возвеличивают эго, — они просто позволяют ему соответствовать своему предназначению: быть инструментом, при помощи которого Бог свершает благо.
***
Какова твоя песня? И ради кого ты готов умереть?
Никто не может ответить на эти вопросы за тебя. Никто не может дать тебе песню, ибо никто не знает её, кроме тебя. Всё, что ты можешь сделать, — попросить свою песню явиться тебе. Для этого необходимо всей душой погрузиться в песни других существ. Как это сделать? Внимательно прислушайся к звучанию окружающей жизни.
Как ответить на второй вопрос? Смерть лягушки была не мессианским искуплением, но личной реализацией. Дело в том, чтобы накормить своего врага, а не в том, чтобы за него умереть. Твой враг — неотступное недовольство собой, которое заставляет тебя искать власти и могущества. Когда ты поёшь свою песню, тебе открывается смысл жизни. Любая неудовлетворённость исчезает, — ты вполне доволен и жизнью, и собой.
***
Однажды хасидим спросили своего ребе, Элимелеха из Лизенска, уверен ли он, что ему уготовано место в Грядущем мире.
— Какие могут быть сомнения!? — ответил тот, без малейших колебаний.
— А откуда такая уверенность, ребе?
— Умерев в этом мире, мы предстанем пред небесным судом, и божественные судьи станут спрашивать о Торе, авода и мицвос (Письменном и Устном Законе, утренней, полуденной и вечерней молитве, заповедях, данных Богом). Если ответить на эти вопросы как следует, попадёшь в Грядущий мир.
— И ты знаешь эти вопросы, ребе? — спросили ученики.
— Да.
— И знаешь, как отвечать?
— Да.
— И скажешь нам ответы?
— Вопросы одинаковы для всех. А отвечать каждый должен по-своему. Но я могу рассказать вам, что намерен говорить судьям я. Они спросят: «Ребе, изучал ли ты Тору так, как мог бы?» Я честно отвечу: «Нет». Потом спросят: «Ребе, до конца ли ты отдавался Богу в молитве?» И я снова честно отвечу: «Нет». И в третий раз спросят: «А соблюдал ли мицвос и при всякой ли возможности творил добрые дела?» Конечно, я отвечу: «Нет». И тогда мне скажут: «Что ж, выходит, ты не лжив. И уже хотя бы за это — добро пожаловать в Грядущий мир».
***
Должны ли мы сделать вывод, что ребе Элимелех пренебрегал изучением Торы, молился небрежно и не соблюдал заповеди? Вовсе нет. Да, он понимал, что никогда не занимался этим в полную силу. Осознание этого факта могло бы ввергнуть его в отчаяние. Он мог бы счесть себя недостойным Небес и предаться самоуничижению. И тем самым признал бы, что небесное блаженство можно заслужить и что он просто не сумел этого сделать. Но ребе Элимелех думал иначе: заслужить небесное блаженство невозможно. Всё, что ты можешь, — быть честным с собой, не скрывать от себя правду.
Ребе Элимелех хорошо знал смысл слова дайвну — «достаточно». Всегда есть хоть одна недочитанная страница Талмуда; можно ещё глубже погрузиться в молитву; задумать и свершить ещё одно доброе дело. Однако мы не в силах делать всё и сразу. Всё, что человек может, — это делать достаточно. Но кто тебе скажет, что ты сделал достаточно? Только ты сам. И пример ребе Элимилеха даёт подсказку. Он отвечает на вопросы небесных судей без ложных сожалений. Ничего не отрицает и не оправдывается — просто приемлет свои недостатки. Если ты способен поступить так же, значит, ты достиг дайену. Не послужит ли это оправданием лени и даже безнравственности? Искать оправданий — значит не принимать ситуацию такой, какова она есть. Если твои претензии на дайену необоснованны — то есть ты не сделал всё возможное в данных обстоятельствах, — значит, тебе недостаёт честности, смирения и доброты. А без них путь утерян — и в этом мире, и в Грядущем.
Алфавит печалиОднажды один из внуков ребе Менахема Мендля из Любавичей впал в глубокое уныние. Это заметили его друзья и, чтобы встряхнуть и развеселить, спросили:
— Ты чего такой грустный?
— Алеф-бейс, — был ответ.
— Алфавит? — воскликнули друзья. — Мы все выучили алфавит, когда были ещё совсем малышами, но никто из нас не унывал из-за него. Что же ты знаешь такое, что не известно нам?
— Не весь алфавит меня печалит, — уточнил юный хасид, — а только две первые буквы, алеф и бейс.
Видя, что друзья его не понимают, он продолжил:
— С алефа начинается слово анохи, то есть «я»; с бейс — брешиитп, то есть «в начале». Теперь вам ясно, почему я так опечален?
Друзья переглянулись, поняли, что никто из них не имеет ни малейшего представления, о чём идёт речь, и пожали плечами.
— Меня волнует, — закончил молодой хасид, — что «я» всегда стоит «в начале» любых наших действий. Каждому начинанию, каждому предприятию предшествует «я». Как я могу действовать бескорыстно, если все мои усилия с самого начала небезупречны?
***
Внук ребе Менахема Мендля столкнулся с классическим противоречием, которое может стать ключом к духовному пробуждению. Он знает: только отказавшись от «я», можно познать Бога; и в то же время знает, что такой отказ, поскольку его осуществляет само эго, не может быть подлинным. Если «я» стоит на первом месте и является инициатором всех действий, включая отказ от самого себя, у человека нет никакой возможности ускользнуть от эго, и значит, никаких надежд познать Бога.
Однако Тора предлагает нам совершенно другую картину реальности. Первые слова книги Бытия таковы: Брейшит бара Элохим — «В начале сотворил Бог…» Здесь Бог, несомненно, оказывается первым. Так кто же прав — внук ребе или Тора? Похоже, что некоторая доля истины есть в обеих позициях, хотя они вроде бы исключают друг друга. В этом и состоит неразрешимое противоречие. Но выход есть. Нужно принять оба подхода, — именно это нам подсказывает Тора: Анохи Адонай Элохеа — «Я Господь, Бог твой» (Исход 20:2).
Анохи само по себе является Богом! Когда осознаёшь, что Бог — во всём, раскрывается подлинная природа твоего «я»; больше нет эгоизма, порождаемого заблуждением, будто ты не являешься Богом. Бог и эго не исключают друг друга; эго — просто один из способов присутствия Бога в мире.
***
Однажды в Дни Трепета святой каббалист Ицхак Лурия услышал Бат Кол (Глас Божий). Голос сказал, что, как ни велико молитвенное рвение Ицхака, в соседнем городе есть человек, превосходящий в искусстве молитвы даже его. Лурия, не мешкая, отправился в тот город и отыскал того, о ком ему было сказано.
— Я слышал о тебе удивительные вещи, — произнёс Лурия. — Ты учёный? Изучаешь Тору?
— Нет, — ответил мужчина, — у меня не было возможности учиться.
— Должно быть, ты мастер Псалмов, гений богослужения, вкладывающий в молитву необыкновенную силу.
— Нет. Конечно, я много раз слышал Псалмы, но не знаю на память ни одного из них.
— И всё же, — воскликнул Лурия, — я знаю, что твоя молитва своей силой превосходит даже мою. Что же ты сделал в Дни Трепета, чтобы заслужить такую похвалу?
— Рабби, — услышал он в ответ, — я неграмотен. Из двадцати двух букв алеф-бейс (алфавита) я знаю только десять. Когда я вошёл в синагогу и увидел единоверцев, страстно предающихся молитве, сердце едва не разорвалось в моей груди. Но ведь я не знаю ни одной молитвы. И тогда я сказал: «Рибоно шел Олам (Господин Вселенной)! Алеф, бейс, гимел, далет, хе, вав, зайн, хет, тет, йод — вот все буквы, которые мне известны. Соедини их по Своему усмотрению, да принесут они Тебе радость». Затем я стал попросту снова и снова повторять эти буквы, а там уж Бог, надеюсь, Сам из них сложит нужные слова.
***
Повторение случайных звуков, подобное детскому лепету, голосовым импровизациям джазового вокалиста или нигуним (бессловесному напеву) хасида, может привести нас в мир, лежащий за пределами слов и связанных с ними ограниченных умственных построений. Снова и снова повторять звуки, просто дарить им свой голос, не отягощая их застывшими общепринятыми значениями, — значит перейти от карты к территории, от мысли о Боге к Самому Богу. Но нельзя превращать подобное повторение в технику. Следует осознать, что никакой техники не существует. Нужно, подобно герою нашей истории, стать духовно неграмотным. Просто принеси Богу звуки такими, каковы они есть, а уж Он пускай сделает остальное. Всё прочее — не более чем попытка манипуляциями с картой контролировать саму территорию.
//...//
Комментарий Рами Шапиро
Подлинная духовная работа требует от нас полной отдачи сил. Она истощает все ресурсы человека, подводя его к такой точке, когда он уже вот-вот сорвётся в пропасть. Ибо только в предчувствии срыва возможен прорыв.
Именно в этом заключается знание ребе; именно этому должен научиться его ученик-учёный, который путает «Ноя» и Бога, легкость и реальность. Учёный думает, что если он сменит род деятельности, у него появится время, необходимое, чтобы пробудиться для Божьего Присутствия. Но его стремление к Богу подменяется стремлением к лёгкой жизни. Когда у человека появляется свободное время, оказывается, что оно помогает приблизиться к Богу не больше, чем учёные занятия. Путь зависит от путника, а не путник от пути.
Каждый человек представляет собой уникальное выражение бесконечного разнообразия Бога. Нас всех объединяет цель соединиться с Господом и приподнять завесу, отделяющую людей от Божественного Присутствия во всех вещах, однако пути осуществления этой задачи настолько же отличаются друг от друга, как и люди, которые ими следуют. Каков твой путь? И откуда ты знаешь, что это действительно твой путь?
Один из способов определить, правильное ли направление ты избрал, — сравнить свой путь с путями других людей. Но при этом мы часто не замечаем трудности, с которыми сталкиваются окружающие, нам начинает казаться, будто другим легко идти по жизни. В такой момент возникает соблазн отвлечься от цели — от Бога — и сосредоточиться на том, чтобы облегчить себе её достижение. Мы хотели бы добраться до Бога лёгким и неспешным прогулочным шагом. Однако весьма сомнительно, чтобы это кому-нибудь когда-нибудь удалось.
Книга У одного хасидского Мастера всегда лежала рядом книга. И он никому не разрешал заглядывать в неё. Когда никого не было поблизости, он закрывал окна и двери, и люди думали: «Теперь он читает». А когда кто-то приходил, он бережно отставлял книгу подальше. Он запрещал даже касаться её! И конечно, все сгорали от интереса.
Когда Мастер умер, первое, что сделали его ученики, — ведь никто уже не мог запретить им, — они бросились к таинственной книге; она, должно быть, содержала нечто значительное. Но, открыв её, они очень разочаровались. Лишь на первой странице было что-то написано, остальные же были совершенно пусты.
На первой странице было написано лишь одно предложение:
«Когда вы способны стереть различие между оболочкой и содержимым — вы становитесь мудрым».
Кошерная речь Ребе Иаков Ицхак из Пшисхи, Святой Еврей, однажды велел своему старшему ученику — ребе Симхе Буниму — совершить путешествие в одно далёкое селение. Тот спросил о цели путешествия, но наставник промолчал.
Ребе Симха Буним взял с собой нескольких хасидим. Когда они, наконец, достигли цели своего путешествия, солнце клонилось к закату. Поскольку в местечке не было гостиницы, ребе велел вознице остановиться около первого же жилища и затем постучал в дверь. Хозяин впустил всю компанию в дом. Когда гости спросили, накормят ли их здесь ужином, он ответил, что у него нет молочных продуктов, есть только мясо.
Хасидим тут же засыпали его вопросами о том, соответствует ли мясо нормам кашрут (законам о кошерности). И кто был шохетом (специалистом по кошерному забою животных)? Были ли лёгкие животного безукоризненно чистыми? Было ли мясо животного хорошо просолено, чтобы убрать малейшие остатки крови, как того требует закон? Они ещё долго допрашивали бы хозяина, но тут их окликнули из глубины комнаты.
Хасиды обернулись и увидели человека в одежде бродяги, который сидел возле очага и курил трубку.
— Дорогие хасиды, — сказал бродяга, — вы с таким вниманием следите за тем, что попадёт вам в рот, и при этом вас нисколько не беспокоит то, что у вас изо рта выходит!
Услышав эти слова, Симха Буним понял, какова была цель их путешествия. Он с почтением поклонился бродяге, поблагодарил хозяина за гостеприимство и пошёл к повозке, бросив на ходу своим ученикам:
— Поехали назад, теперь мы можем возвращаться в Пшисху.
***
Баал Шем Тов учил, что любое услышанное тобой слово, каким бы случайным и бессмысленным оно ни казалось, предназначено специально для твоих ушей.
В каждый миг жизнь предоставляет тебе возможность заглянуть в себя и понять, каким образом ты можешь улучшить свои мысли, слова и деяния. Не воображай, будто мир вращается вокруг тебя, — однако помни: всё, что есть в мире, есть также и в тебе. Пусть твоим ребе станет сама реальность.
Листок Как-то весной ребе Шалом Бер из Любавичей увёз семью на загородную дачу. Прогуливаясь с сыном и будущим преемником, ребе Иосифом Ицхаком, Шалом Бер указал на ростки пшеницы, взошедшие на окрестных полях, и сказал:
— Вот — лицезрение божественного! Каждый стебелёк, каждое его движение на ветру есть проявление разума Божьего. Творение есть мысль Господня, явленная в материальных формах мира.
Внезапно Иосиф Ицхак осознал, что в какой-то момент слова отца породили в нём странное и совершенно отчётливое чувство. Он ощутил, что его тело, другие тела, вообще весь мир — проявление Бога. Походя, он сорвал с дерева лист и начал рассеянно его теребить, всё глубже погружаясь в радостное переживание единства с бытием.
— Иосиф Ицхак! — сурово обратился к нему отец. — Мы толкуем с тобой о том, как Господь проявляет Себя в творении, и именно в этот момент ты, оторвав листок от ветки, уничтожаешь его без малейшей надобности. Неужели ты полагаешь, что у этого листка не было иного предназначения в мире, кроме как служить твоей бездумной прихоти? Неужели его «я» менее ценно, чем твоё? Да, вы различны, но кто тебе сказал, что ты выше? Каждая вещь имеет своё предназначение от Бога, а ты помешал этому листочку исполнить его предназначение, раскрыть миру смысл его бытия.
Иосиф Ицхак устыдился своего легкомыслия, и ребе сказал:
— Раскаяние — это хорошо. Извлеки же урок из этого случая. Наши мудрецы учат: спит ли человек, бодрствует ли — так и жди от него какого-нибудь вреда.
***
Ты спишь — или бодрствуешь? И — самое главное — осознаёшь ли вред, причиняемый тобой в том и в другом состоянии? Есть три типа людей: спящие, пробуждающиеся и пробуждённые. Спящие уверены: Бог отделён от мира, Один — вне множества. Творец и творение, полагают они, «две большие разницы». Пробуждающиеся видят Одного в ущерб многим. Для них Бог реален, а творение иллюзорно. Такие люди сомнамбулами бродят по лесу, не замечая неповторимой красоты каждого дерева. Пробуждённые осознают Единого во множественности. Для них Бог — и всё живое, и сам Исток жизни. Различие меж Ним и творением скорее количественное, чем качественное. Каждое дерево — часть леса, но ни одно из них не есть лес.
Ребе Шалом Бер призывает сына пробудиться от двойственности, не угодив при этом в ловушку монизма. Побуждает увидеть и лес, и деревья. Понять, что Один и множество — суть проявления Единого Бога.
Лошади-ангелы Как-то раз Симха Буним поведал своим ученикам:
— На днях пришёл ко мне человек с жалобой, что после сорокадневного поста так и не сподобился узреть Илияху ха-Нави (Илью-пророка), хотя именно это обещали ему святые книги. И тогда я рассказал ему такую историю:
Баал Шем Тов, — да благословенна будет его память, — однажды отправился в долгое путешествие. А, как вам известно, он обладал силой Кфицас хадерек, — то есть умел сжимать пространство и преодолевать огромные расстояния в мгновение ока. И всё же, чтобы скрыть эту свою способность, он ездил в обычном конном экипаже.
Во время того путешествия, о котором мой рассказ, его лошади стали беседовать между собой: «Обычных лошадей кормят в каждой деревне, а мы проносимся мимо селений без остановки. Может, мы не лошади, а люди и станем есть в корчме где-нибудь на постоялом дворе».
После того как они без остановки промчались мимо многих постоялых дворов, лошади рассудили: «Ага, стало быть, мы даже не люди. Мы — ангелы, ибо им в пути не требуется ни еда, ни питьё».
В конце концов, Бешт прибыл, куда собирался. Лошадей отвели в конюшню и поставили перед каждой по мешку с овсом. И они набросились на еду, как это сделал бы любой оголодавший жеребец.
«Так вот, — сказал я посетителю, — у тебя тот же случай. Ты постишься и воображаешь себя ангелом, достойным встретить Илью-пророка. Но по окончании поста набрасываешься на еду всё равно что те лошадки».
— Понимаете? — закончил Симха Буним. — Кто из нас лучше этого человека?
Комментарий Рами Шапиро
Духовная гордыня — величайшее препятствие на пути хасида. Практикуя то или иное духовное упражнение, мы воображаем, будто приближаемся к святости. Это — гордыня. Качество духовной практики зависит от качества твоего намерения (каввана). Существует лишь одно верное намерение: выполнять действие ради самого действия (иудеи называют это ли-шма). Заниматься духовной практикой ради того, чтобы получить что-то взамен, — идолопоклонство.
Человек из истории о Симхе Буниме постился, дабы узреть Илью-пророка. Им двигала гордыня. В своём эгоизме он был не умней лошадей Бешта, которые полагали, что им помогает двигаться не дух, но их необыкновенная сила. А какое отношение это всё имеет к тебе? Вспомни, когда тобой владела духовная гордыня? Когда ты с гордостью отпускал замечание о том, что являешься адептом такого-то учения, учеником такого-то гуру или, возможно, даже учителем некой эзотерической дисциплины? Давно ли ты в последний раз возносил молитвы у капища духовных достижений и личной силы? Вспомни такие моменты, признай их и в них покайся. А потом пойди перекуси.
Любовь ребе Сара, дочь ребе Менахема Мендля из Винницы, жила со своим мужем в доме его отца в Бельцах. Однажды она заболела, и, чтобы тесть не оставался в неведении относительно того, как себя чувствует его дочь, зять ежедневно посылал ребе телеграммы.
Однажды телеграмма не пришла, и ребе сильно встревожился. Его сын, ребе Барух, пытался успокоить отца:
— Ещё не так поздно. Возможно, телеграмма всё-таки придёт. Может, виной всему задержка на почте.
Несколько часов спустя действительно принесли телеграмму, в которой сообщалось, что дочь уже совсем здорова. Узнав об этом, ребе Барух поспешил разделить радость с отцом. Он ожидал найти ребе в прекрасном расположении духа, но, к собственному изумлению, увидел его плачущим.
— Ничего не понимаю, — сказал ребе Барух. — Сара, слава Богу, выздоровела, а ты никак не успокоишься?
— Я долго и упорно очищал свою душу, чтобы стать чистым Кли Элохим (божественным сосудом), — отвечал ребе. — Но есть одна задача, выполнить которую оказалось особенно трудно: любить ближнего как самого себя. Я уже почти научился любить всех людей так же сильно, как твою сестру, тебя и себя самого. И что же? Стоило опоздать на пару часов какой-то телеграмме, и я уже не ребе, а самый обыкновенный отец. Я по-прежнему люблю вас больше всех остальных. Вот что меня огорчает.
пожелать Рефуа шлема (пожелание скорейшего и полного выздоровления)
***
Можно ли полюбить ближнего как себя самого (как заповедано в книге Левит 19:18)? И — что ещё более важно — следует ли к этому стремиться? Ребе Менахем Мендль считал, что да. Он хотел раскрыть своё сердце настолько, чтоб оно вместило всех людей как одну семью. Его постигла неудача, которую он воспринял как личную драму. Но следует ли нам равняться на него? Наша любовь распространяется концентрически, как круги на воде. Всё начинается с любви к себе. Если мы можем по-настоящему любить и уважать себя, то сумеем проявить эти же чувства и по отношению к другим. Наиближайшие «другие» — наши родители; затем следуют супруг/супруга и дети; потом друзья и знакомые; наш народ, человечество, всё живое и, наконец, Мир в целом. Но человек не в состоянии любить всех одинаково страстно. Я не могу любить чужого сына как собственного — но буду относиться к нему с уважением, поскольку научился этому при общении со своим сыном.
Менахем Мендль считал: нужно любить всех одинаково. Он ошибался. Любить кого-то — значит любить то уникальное, что есть в этом человеке. Это чувство не безразмерно. Подлинная любовь проявляется по отношению к каждому человеку по-особому, иначе стираются те различия, которые, собственно, и придают ценность каждому из нас. Люби разных людей по-разному, а главное — люби их всех.
Не важно, что написано. Важно, как понято.