31 янв 2025, 02:13
Глава 2
Бог — чревовещатель
Второй вопрос
Я привязан даже к непривязаиности, к не-уму, к отсутствию не-ума. Я осознаю свое тонкое эго. Как выйти из этого порочного круга?
Я не призываю вас отбросить привязанности. Я призываю вас их понять. Этого достаточно. Посмотрите, что ваши привязанности собой представляют — без попыток их отбросить, без суждений и оценок. Просто посмотрите, что это такое. Каковы бы они ни были, они существуют. Что поделаешь? Они существуют — так же, как глаза, руки и ноги, определенный цвет ваших волос и кожи. Примите их! Революция начинается с этого принятия.
Когда вы принимаете свои привязанности и начинаете их понимать без намерения отбросить… Запомните: ваше понимание не может быть глубоким и целостным, если за ним стоит идея отбрасывания; эта идея будет мешать. Зачем отказываться от того, к чему вы привязаны? Бог не отказывался от своей привязанности к миру — зачем же вам отказываться от своей привязанности?
Я ни разу в жизни не отказывался ни от одной привязанности. Я снова и снова их рассматривал, наблюдал; а когда вы видите их насквозь, происходит чудо: внезапно вы обнаруживаете, что привязанности больше вас не связывают. Они никуда не исчезли, но стали далекими, как горизонт, и такими же несуществующими. Они больше вас не связывают. Вы можете жить в мире и вместе с тем ему не принадлежать.
В этом суть моего видения саньясы. Будьте как лист лотоса, который растет в озере, не касаясь воды. Тогда нет никакого порочного круга. Вы сами его создаете, а потом спрашиваете, как из него выйти. А любая попытка выйти будет снова и снова его создавать.
Третий вопрос Что означает быть религиозным? Каким будет главное качество религиозного человека после того, как наступит осознанность?
Для меня быть религиозным означает многое, поскольку религия — явление многомерное. Во-первых, это состояние отсутствия эго; прежде всего, это глубокое приятие собственной пустоты. Религия — это не лестница, по которой можно взобраться выше других. Это не стремление достичь некоторого превосходства; напротив, это расслабление в собственной обычности. Религиозный человек не чувствует себя выше или ниже других: он вообще никогда не сравнивает себя с другими. Он не может сравнивать, четко понимая, что сравнение будет вообще невозможным, так как двух одинаковых людей не существует. Как можно сравнивать непохожих людей? Я не пользуюсь словом «уникальный» для сравнения: уникальнее других, уникальнее кого-то еще. Каждый человек уникален! Уникальность — обыкновенное качество, самое обыкновенное. Религиозный человек в высшей степени обычен.
В Индии есть необычайно красивый трактат, составленный из одних только имен бога: «Вишну Сахасранам, Тысяча имен бога» — одни имена, ничего больше. Но эти имена, выражающие разные аспекты бога, необычайно красивы. Вот два имени из тысячи: «Бог есть высшая обычность» и «Бог есть высшая необычность». И обычность, и необычность — два имени бога.
Религиозный человек обычен, совершенно обычен. Он живет самой простой, самой скромной жизнью, не претендуя на необычность. И именно это и делает его необычным, так что два этих имени не противоречат друг другу.
Быть экстраординарным — желание очень ординарное. А вот стать обычным человеком — желание необычное, экстраординарное. Расслабиться в собственной обычности — самое необычное явление в мире. Когда вы расслабляетесь в своей обычности и начинаете наслаждаться обычными мелочами жизни… чашкой чая ранним утром, прогулкой по лесу, купанием в реке, слушанием пения птиц или просто отдыхом под деревом — «сидя в молчании, ничего не делая; весна приходит, и трава растет сама собой», — или приготовлением еды
...........
— То же самое. Рублю дрова и ношу воду из колодца.
-- В чем же тогда разница?
Тогда Ринзай рассмеялся. Он ответил:
— Разница есть. Раньше я колол дрова и носил воду, потому что я должен был это делать. Теперь для меня это радость. Изменилось качество, а работа осталась прежней!
Вы едите, и религиозный человек ест. Но качество этих процессов разное. В Упанишадах сказано: аннам брахман, «Еда — это бог». Религиозный человек ест так, будто он ест бога, поскольку все есть бог. Он пьет так, будто он пьет бога, поскольку все есть бог. С вашей точки зрения, он просто попивает чай — а он пьет бога!
Отсюда возникли дзэнские чайные храмы и чайная церемония. Мастер дзэн собирает учеников, заваривает чай, и они сидят молча, слушая, как кипит вода, и запах чая наполняет маленькую комнату. Комната в саду, возле пруда. Поют птицы, воздух благоухает, и все сидят в молчании. Мастер наливает чай, и они принимают его с большой благодарностью, с глубокой любовью. Это дар мастера — уже не обычный чай, вообще не чай, — словно мастер влил самого себя в чашки чая. Затем они пьют этот чай — молча, медитативно, молитвенно.
ваше внутреннее преображение должно преобразить и все мелочи жизни. Вот что я называю религиозным качеством. Все вокруг становится священным. Ванна, любовь, еда, сон — все становится священным, потому что, куда бы вы ни взглянули, повсюду бог, и что бы вы ни делали, вы делаете это вместе с ним.
Самое существенное качество религиозного человека в том, чтобы переживать жизнь как божественное. Бог для такого человека не личность, а вся энергия существования. Бог есть божественность; не личность, но качество. Такой человек дышит божественным и живет, окруженный божественным.
И ты спрашиваешь: «Каким будет главное качество религиозного человека после того, как наступит осознанность?»
Очень трудно сказать, потому что с разными людьми просветление случается по-разному. После достижения осознанности… осознанность, конечно, это путь, преображающий вас, делающий вас религиозными. Но никто не знает, что будет дальше. Мира начала петь и танцевать. Будда никогда не пел и не танцевал, как Мира. Мира никогда не сидела в молчании под деревом, как Бума. Слова Иисуса — как огонь. Слова Будды похожи на цветы лотоса, падающие из запредельного, в них нет огня. Иисус — это огонь. Он мог выгнать менял из храма — яростно, с кнутом в руке. Один безо всякой помощи он опрокинул вверх дном их прилавки и выгнал их вон из храма. Невозможно представить Будду на его месте. Иисус — это настоящий бунт, Будда — молчание.
Говорят, что Заратустра, родившись, смеялся. Это первое, что он сделал в своей жизни. Заратустра смеялся, и этот смех подспудно оставался с ним всю его жизнь. Он был самым жизнеутверждающим из всех будд. Он так глубоко любил жизнь, что, кроме нее, для него не существовало никакого другого бога.
Махавира отрекся от жизни, отрекся от мира. Но он не был беглецом, он не был трусом — вовсе нет. Он жил в джунглях, среди свирепых диких животных, голый, подвергаясь всевозможным опасностям и не имея никакого имущества. И он трудился изо всех сил, пожалуй, ни один человек за всю историю мира не прикладывал столько усилий для достижения высшего состояния не-ума. Будда обрел его благодаря расслаблению, а Махавира — благодаря усилию.
Поэтому я не могу вам сказать, каким будет главное качество религиозного человека после прихода осознанности. В основе всего, несомненно, будет осознанность — без нее никто не может стать религиозным, но о том, что будет потом, нельзя ничего с уверенностью сказать. Люди вели себя по-разному, но я считаю религиозными всех: Невозможно сказать, что случится, — и это хорошо. Иначе вы могли бы начать подражать; вот в чем опасность.
Придите к неведению, полному неведению, и тогда вам откроются все тайны: превзойдете все и будете от всего избавлены.
Глава 4
• Мистическое незнание
Мы должны приписать ему и утвердить за ним все свойства вещей, ибо он — причина всего сущего. Но вместе с тем он выше всего сущего и за его пределами пребывает, и потому следует нам совершенно отказаться от присвоения ему этих свойств. Притом не нужно полагать, что присвоение и отказ противоречат друг другу, ибо прежде всего он сам превосходит любой отказ и предшествует ему, будучи за пределами любого отрицания и утверждения.
Вот и благословенный Варфоломей утверждает, что истина божья велика и вместе с тем мала, а в Евангелии говорится, что она величественна и обширна и в то же время немногословна. Это представляется мне удивительным прозрением, поскольку о превосходящей все причине всего сущего можно поведать как многословно, так и посредством немногих слов, и даже бессловесно, ибо невыразим и непознаваем тот, кто возвышается за пределами бытия над всей природой. Открывается же он полностью лишь тем, кто, отвратившись от всего чистого и нечистого, отрекшись от покорения святых вершин, оставив позади все божественные звуки и свет, и ангельские гласы, вступает во мрак, где воистину пребывает тот, кто за пределами всего сущего.
По моему мнению, это означает, что все самое возвышенное и небесное из зримого и мыслимого не более чем образы вещей, подчиненных тому, кто все превосходит. Посредством них открывается его присутствие, превосходящее всякое разумение, основанное на умопостигаемых высотах горных селений.
И порой тот, кто освободился от видящего и отрешился от видимого, вступает в глубину поистине мистического мрака незнания, где он отбрасывает знание, приобретенное умом, припадая к незримому и неосязаемому — к самой сути того, кто пребывает за пределами всего сущего. Таким образом, после упразднения всякого знания он объединяется с лучшей частью себя — не с тварью, не с самим собой, не с другим, но с тем, кто недоступен внутреннему познанию, в совершенном неведении обретает он сверхразумное видение. Ведь не напрасно же благословенный Моисей прежде всего получает повеление не только самому очиститься, но и от неочищенных отдалиться, и только после полного очищения слышит он множество труб и видит множество огней, блистающих ясным и лучезарным сиянием. Затем оставляет он народ свой и предстает перед избранными священниками, взойдя на высочайшую из святых вершин. Но и после этого общается он не лично с богом и созерцает не его самого, ибо он незрим, а только то место, где он пребывает.
На Востоке бога мыслят не в роли художника или скульптора, его мыслят в виде танцора,. Танцор и танец неразделимы — их разделить невозможно: танцор — это танец, а танец — это танцор. По сути, в кульминационные моменты танцор целиком растворяется в танце, он сам им становится.
На Востоке бог как создатель и мир как творение рассматриваются не как два отдельных феномена, а как два аспекта одной реальности. Мир — это танец, а бог — это танцор, и, если он остановится хотя бы на одно мгновение, мир исчезнет.
В основе этой традиции лежит исходное представление о боге не как о творце, а как о творческом начале. И еще раз обратите внимание на разницу: бог — это не творец, а творчество, не личность, а энергия, присутствие. Восточное понимание природы бога достигло непревзойденных высот, и больше к нему уже нечего добавить.
Но для христиан такая мысль оказалась совершенно неприемлемой, и они назвали ее языческой. Если вы полагаете, что все вокруг божественно, то вы — язычник, человек крайне примитивный. Это значит, что вы еще не доросли до сложного мировоззрения и продолжаете относиться к жизни по-детски. Но это не ребячество, а лишь отношение, подобное мировоззрению ребенка. Именно это имел в виду Иисус, когда говорил: «Если не будете как дети, не войдете в Царство Небесное». Такое отношение не примитивно. Оно просто, но не примитивно. Оно ясно, предельно ясно, но не примитивно. На самом деле это наивысшее выражение религиозности.
Дионисий говорит, что те, кто мыслят противоположностями, кто разделяет сущее на создателя и созданное, цепляясь за тварный мир, являются непосвященными, профанами.
Поэтому христиане не могут поверить в то, что люди — боги. Провозгласить себя богом значит совершить грех, святотатство. Даже Иисус вынужден говорить обиняками, не напрямую. Она теряет всю ту остроту, что присуща выражению «ахам брахмасми» или словам Аль-Хилладж Мансура «Анальхак», что значит «Я есть высшая истина». Это прямые утверждения.
Но христиане отвергают подобную прямоту. Они называют эти утверждения эгоистичными, они называют эти утверждения языческими. На Востоке говорят, что все является божественным. Малейшая травинка столь же божественна, как и самая большая звезда, потому что не существует ничего, кроме бога. Существование становится синонимом бога.
Дионисий пишет Тимофею: «Остерегайся непосвященных». Он говорит о тех, кто продолжает повторять: «Мы — твари и не можем быть богами, не можем быть создателями».
В этом парадокс. Вы и творцы и твари — и то и другое. И каждое мгновение вы можете прожить либо в роли творца, либо в роли твари.
Нет ни одного человека, жизнь которого была бы настолько бедна, что он никогда не переживал бы чуда Человек может не верить в чудо, он может его отвергать, отворачиваться от него, даже пытаться забыть все случившееся, решив, что он это вообразил, выдумал. Но окна в чудесное порой распахиваются.
Медитация — это сознательное распахивание окон. Когда они открываются сами по себе, вы не владеете ситуацией. Да, созерцая прекрасный закат, вы можете ощутить в себе нечто от создателя, но вы не владеете ситуацией. Наблюдая за полетом птицы, вы можете слиться с ней настолько, что забудете о том, что остались на земле, а не парите в небе. Но вы не управляете этим слиянием. Медитация помогает вам взять контроль в свои руки.
…возомнили, будто за пределами бытия нет ничего…
Теперь Дионисий хочет сказать нечто в духе Гаутамы Будды. Он хочет рассказать об анатте. Будда мог выразить эту мысль напрямую.Бытие есть не что иное, как эго, спроецированное на высшие планы. Существование обходится и без эго, и без бытия; оно трансцендентально по отношению к бытию и небытию. О нем нельзя сказать, что оно представляет собой то или это. Ни то ни другое, neti-neti, — все, что можно сказать. Лучше всего вообще ничего не говорить, молчать, поскольку лишь через молчание вы можете что-то о нем сообщить. Прибегая к словам, вы фальсифицируете истину, так как ни одно слово не может заключать в себе истину целиком. Любое слово отражает лишь один из ее аспектов за счет других. Просветленные, те, кто познал истину во всей ее полноте, знают, что это неправильно.
Но Дионисий нашел способ выражения. Он говорит:
…эти люди думают, что за пределами бытия нет ничего, полагая, что могут уразуметь того, кто «соделал мрак покровом своим».
.
По-настоящему религиозный человек исчезает, испаряется. Он существует, но уже не как личность, его больше не ограничивают рамки эго. Его эго подобно расколотой скорлупе. Птенец улетел в небо, в за предельность.
Когда вы говорите «я знаю», вы соглашаетесь с наличием трех вещей: познающего, познаваемого и знания, которое обозначает отношение между ними. Вы делите мир на три части, но он един. Не существует ни познающего, ни познаваемого, ни знания, либо познающий вместе с познаваемым и есть знание.
Дионисий говорит: «Запомни, бог пребывает за пределами отрицания и утверждения. Он просто есть. Все, что вы думаете о нем, плод вашего воображения. Если вы хотите познать то, что существует, отбросьте воображение. Истину невозможно познать силой воображения, ее можно познать только с помощью медитации».
Он называет медитацию агнозией. Это прекрасно: состояние молчаливого незнания.
В Упанишадах сказано: «Знающие молчат, говорят те, кто не знают». Но если это говорится в Упанишадах, то к какой категории прикажете отнести Упанишады? Сократ говорит: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Но он знает это, и это знание содержит в себе все остальное.
Верно, что истина наилучшим образом передается в молчании, но кто ее сможет понять?
Для этого вам потребуется невероятная осознанность, та, что поможет вам отделить себя от ума, от слов, от теорий, от философии, от теологии. Нужна невероятная осознанность, подобная острому мечу, рассекающему все путы и освобождающему.
Чтобы обозначить эту свободу, Дионисий прибегает к самому красивому слову, которое мне когда-либо приходилось слышать: агнозия. Будьте тихи и невежественны, как будто вас вообще не существует, как будто вы лишь глубокая пустота, ничто, и тайны вам откроются. Тогда бог сможет предстать перед вами обнаженным.
Говорят, что слово «БОГ» обозначает сразу три слова. «Б» — это «то», «О» — «что», а «Г» — «есть». Бог — это кодовое слово. Само по себе оно ничего не значит, оно лишь указывает на то, что есть. Но чтобы узнать «то, что есть», вам придется войти в определенное состояние: состояние абсолютной пустоты. То, что Будда называет шуньятой, пустотой, Дионисий зовет агнозией. Я называю это состояние медитацией, но все эти слова отображают одно и то же.
Если вы достигли агнозии, вы нашли обитель бога, нашли храм, где он живет. И этот храм находится не где-то снаружи, а у вас внутри. Он — в самом центре вашего существа.
Не важно, что написано. Важно, как понято.