Данченко - Европейские психические культуры
ЕВРОПЕЙСКИЕ ПСИХИЧЕСКИЕ КУЛЬТУРЫ
АНТИЧНОСТЬ И ХРИСТИАНСТВО
Глава из "Очерков эзотерической психологии эпохи развитого социализма"
речь пойдет о проблемах психической культуры, целенаправленного культивирования определенных форм психической деятельности человека.
Платон усматривал свою задачу не только в том, чтобы возвестить о существовании новых объектов восприятия – идей, – но и в том, чтобы обратить людей к самостоятельному созерцанию этих объектов. Чтобы поколебать стены темницы сиюминутного существования человека, потревожить его благополучную помраченность, посеять в нем чувство не использованных возможностей, пробуждать у читателя "любовь к мудрости", вдохновлять его к выходу на путь самостоятельного приобщения к подлинному бытию и подлинному знанию.
Путь этот виделся Платону как путь произвольного умирания, произвольного отделения души от тела, обращения ее ввысь и последующего вознесения к занебесной области, "полю истины", обители подлинного бытия. Выражение "отделение души от тела" в данном случае описывает психологический процесс отвлечения чувств от внешних объектов – прорыва сквозь чувственно-воспринимаемый ("дольний") мир вещей к умопостигаемому ("горнему") миру смыслов, конституирующих чувственную определенность этих вещей, – и последующего погружения ("вознесения") в этот внутренний, эзотерический мир, заслоненный от нас миром внешним, профанным. Философ должен учиться созерцать идеи все более высокой степени отвлеченности вплоть до той запредельной миру идей "идеи идей", которая присутствует в каждой из них и, пронизывая их множественность, объединяет в единое целое. Иными словами, Платон полагал, что задача философа состоит в восхождении к единому, сокрытому многим. Это единое подлинное бытие пребывает выше познания и существования, будучи причиной истинного знания, источником становления всех вещей и идей; оно есть подлинная цель стремления всех существ, истинное благо. Тот, кому неведомо это благо, по словам Платона, "проводит нынешнюю свою жизнь в спячке и сновидениях, и, прежде чем он здесь пробудится, он, придя в Аид, окончательно погрузится в сон".
Я так подробно остановился на Платоне, потому что считаю его основоположником античной психической культуры, традиции культивирования "ума". Платон совершил великую познавательную революцию, обнаружив, что, за внешним миром скрывается мир внутренний, "занебесный", законы которого детерминируют познание мира внешнего.
Созерцанию идей Аристотель предпочел мыслительные операции с понятиями, заявив, что Бог есть мышление о мышлении, чистое мышление, предмет которого – его собственная деятельность
Платон полагал, что все люди изначально стремятся к благу: все они чувствуют, что им чего-то недостает, и что это "что-то" есть благо. Но поскольку им не хватает сил понять, чтó есть благо, они направляют свое стремление ко всякого рода "благозаменителям". Следовательно, проблема состоит в том, чтобы разъяснить людям, что есть истинное благо.
"В том, что познаваемо, идея блага – это предел, и она с трудом различима, но именно на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно. Именно она есть то самое важное знание, без которого все остальные, сколь бы обширными они ни были, не пойдут нам на пользу ".
К уму и умопостигаемому миру благо относится так же, как Солнце относится к зрению и зримому миру: познаваемым вещам оно придает истинность, а человека наделяет способностью познавать, само не будучи ни истиной, ни познанием. Не будучи ни правильным, ни прекрасным, оно есть причина всего правильного и прекрасного. Наделяя вещи существованием, благо не есть существование, оно – за пределами существования, "превышая его достоинством и силой". Благо есть полнота бытия, подлинное бытие, Единое, тогда как все сущее – это не подлинно самодовлеющее бытие, а становление, вечно стремящееся к завершенности, полноте, благу.
Большинство богословов как раз растворяли дух в душе, принимая "двухсоставную" (тело-душа), а не "трехсоставную" (тело-душа-дух) модель человека, – хотя и у последней всегда были сторонники, начиная с новозаветных авторов, учеников Христа; в наше время ее сторонниками были, например, патриарх Сергий (Старогородский) и архиепископ Лука (Войно-Ясинецкий).
Таким образом, на вопрос, что христиане называли духом, нельзя ответить однозначно.
Можно было бы, конечно, попытаться выяснить, что христиане должны называть духом, то есть которую из существующих точек зрения на природу духа следует признать "самой христианской"; но это именно чисто христианская, внутрикультурная проблема. Меня в данном случае интересует не самоописание культуры, не история культуры, преломленная в призме ее наличного самосознания, – меня интересует логика смены культурных парадигм. Для реконструкции этой логики не только возможно, но желательно принимать в расчет лишь Священное Писание, абстрагировавшись от Священного Предания как продукта более позднего культурологического синтеза.
В глазах просвещенных граждан империи история распятого провинциального мессии, история сама по себе банальная, отличалась от прочих разве что откровенностью шитья белыми нитками и незамысловатостью кроя: будучи якобы Сыном Бога, рожденным, как и положено, от непорочного зачатия, Спаситель сочетал в себе качества иудейского козла отпущения ("агнца искупления") и одного из тех восточных божеств, что воскресают из мертвых; не случайно первые христиане говорили о себе, что "сделались позорищем для мира, для Ангелов и для человеков" (1Кор 4:9).
Вы спрашиваете, не подменяю ли я дух человеческий Духом Господним, когда говорю, что сила духа, согласно христианским воззрениям, обитает лишь в тех людях, которые стремятся к Богу. Действительно, христиане различали эти два духа. Подобно грекам, которые "удваивали" ум, постулируя существование космического Ума, христиане удваивали дух, постулируя существование Святого Духа. Вместе с тем дух человека имеет самое непосредственное отношение к Духу Господню.
Согласно тексту Ветхого Завета, "создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни ("вдохнул в него дух жизни" – Прем 5:11), и стал человек душею живою" (Быт 2:7). Дух человека есть несотворенный элемент его состава, непосредственное представительство Святого Духа, изустно "вдутая" в прах земной искра Божия. Как я уже говорил, благодаря ей человек причастен подлинному бытию, истине и благу; но искра эта еле теплится, представляя собой скорее возможность, нежели действительность дарованных человеку богоподобных способностей быть, понимать и любить. Поэтому хотя и говорится, что "тело без духа мертво" (Иак 2:26), апостол говорит также о людях, не имеющих духа (см. Иуд 19), – практически не имеющих, как сказали бы мы сегодня.
Причем возжигание искры духа – такой же свободный, незаслуженный дар Божий, как и сама эта искра. Человек неспособен не только возжечь ее личным усилием, но и вынудить к тому Бога личными заслугами. Зато он вполне способен угашать ее – или не угашать (см. 1Фес 5:19). Ответственность за судьбу благодатного дара Святого Духа всецело лежит на самом человеке; и хотя благодатная помощь предоставляется всем людям без исключения, далеко не все принимают ее.
Таким образом, дух человеческий представляет собой переменную величину, рост которой обусловлен неким надличным фактором, неподвластным личной воле человека. Христиане назвали этот фактор Святым Духом. В основе христианских представлений о духе лежат тонкие наблюдения за работой механизмов мотивационной сферы психики.
Слава – Постой, постой. Ты говоришь, что дух – "переменная величина", и в то же время связываешь его с "богоподобными способностями" быть, понимать и любить. Способность понимать и любить может быть большей или меньшей, это ясно. Но может ли человек больше или меньше быть?
– Может, если принять во внимание, что речь идет об осознанном бытии. Человек есть в той степени, в какой он сознает это, – сознает, что он есть. Как правило, человек почти не пользуется данной возможностью, сознавая преимущественно процесс взаимодействия с миром вещей, миром становления; самого его в этом процессе как бы нет, он как бы спит, – то есть, с точки зрения "жизни вечной" или полноты существующей у него возможности быть, как бы стоит одной ногой в могиле.
Важно отметить, что ранние христиане противопоставили любовь не только мудрости эллинов, но и закону иудеев. Последние культивировали не боговидение, а богослышание, – не теоретическое, а харизматическое, богооткровенное знание.
Исходя из этого я определил бы "дух, рожденный от Духа", как постоянное представительство сверхсознательного ценностного потенциала на уровне предсознания. Дух есть в принципе различимая оперативная часть ценностного потенциала индивида. Субъективно воспринимаясь как переменная, то есть возрастающе-убывающая величина, дух отличается от Духа существенно меньшей частотой и амплитудой колебаний; однако ценностный потенциал актуализирован в нем столь же интегрально, целостно и нерасчлененно, как в Духе.
Но поскольку ценностный аспект сверхсознания для христианства – основополагающий, дух в Новом Завете рассматривается прежде всего как мотивоорганизующее начало.
***
Владимир Данченко - Проблемы современной психической культуры и эзотерический марксизм
Маркс, писал, что "пролетарии, чтобы отстоять себя как личности, должны уничтожить... труд".*