Миры Юнга

просто Соня · 20 июн 2015, 21:44

К.Г. Юнг О психологии образа Трикстера

Любопытное сочетание присущих Трикстеру черт можно обнаружить в алхимическом образе Меркурия: ... Эти качества делают Меркурия демоническим существом первобытных времен, даже древнее, чем Гермес. Его проказы в какой-то степени уподобляют его некоторым фольклорным персонажам, известным нам из сказок: ... но благодаря своей глупости умудряется достичь того, что другим не под силу, несмотря на все их старания.
Поскольку всё мифологические персонажи соотносятся с внутренним психическим опытом и изначально происходят из него, неудивительно, что в сфере парапсихологии можно обнаружить некоторые явления, напоминающие нам о Трикстере. Они связаны с тем, что называют полтергейстом, и встречаются повсюду и во все времена в среде детей дошкольного возраста. Проказы полтергейста известны так же хорошо, как его глупость или бессмысленность его «сообщений». Способность менять облик также, по-видимому, является одним из свойств полтергейста. Поскольку иногда полтергейст называет себя душой в аду, с ним связан и мотив страдания. Его универсальность соизмерима, если можно так сказать, с универсальностью шаманства, которому, как мы знаем, принадлежит целая феноменология спиритуализма. Что-то от Трикстера, несомненно, присутствует в характере Шамана или знахаря. По этой причине его профессия часто представляет опасность для его жизни. Кроме того, шаманские обряды и сами по себе бывают связаны со значительным риском для исполнителей, если не с настоящей болью. Во всем мире во всех событиях «становления шамана» так часто фигурируют страдания и тела и души, что нетрудно предположить, какую психическую травму они могут повлечь за собой. Отсюда вытекает его «близость к спасителю», и это только подтверждает мифологическую истину о том, что исцелять может лишь тот, кто и наносит раны, и сам ранен, и что только страдающий может отвести страдание.

Эти мифологические черты распространяются даже на высшие области человеческого духовного развития. Если мы рассмотрим, к примеру, демонические черты, присущие Яхве в Ветхом Завете, мы найдем в них немало того, что напомнило бы нам о непредсказуемом поведении Трикстера, об устраиваемых им оргиях разрушения и причиняемом самому себе страдании — вместе с его постепенным превращением в спасителя. Именно это преобразование бессмысленного в осмысленное открывает нам компенсаторное отношение, в котором фигура Трикстера находится по отношению к фигуре святого: именно оно было причиной существовавших в раннем средневековье странных церковных обычаев, основанных на воспоминаниях об античных сатурналиях. В основном они отмечались сразу за Рождеством Христовым — то есть в новогодние дни — пением и танцами.
на которых «даже священники и клирики выбирали архиепископа, или епископа, или папу и называли его папой дураков (fatuorum papum)».
Неудивительно, что эти настоящие шабаши пользовались огромной популярностью

В некоторых местах, по-видимому, даже священники участвовали в «libertas decembrica», как назывался праздник дураков, несмотря на то (а может быть, благодаря тому), что именно более древний слой сознания мог в этом случае позволить себе все что угодно вместе с подобной языческой дикостью, необузданностью и безответственностью.

Эти средневековые обычаи в совершенстве демонстрируют роль Трикстера, и когда они, наконец, вышли за пределы церкви, то вновь возникли в светской сфере в итальянских театральных представлениях в лице тех комических персонажей, которые часто украшали свои костюмы огромными фаллическими символами и забавляли далеко не ханжескую публику непристойностями в подлинно раблезианском духе. Гравюры Калло сохранили эти классические фигуры для потомков — это Пульчинелла, Кукоронья, Чико Сгарра и прочие*.

Присутствует ли он в плутовских историях, на карнавалах и пирах, в священных и магических обрядах или в религиозном страхе и экзальтации людей — призрак Трикстера никогда не покидает мифологию — будь он в безошибочно узнаваемом или в странно изменившемся облике. Очевидно, он представляет собой одну из «психологем», одну из чрезвычайно древних архетипических структур психики. В своем наиболее ярком проявлении он — подлинное отражение абсолютно недифференцированного человеческого сознания.
Такая коллективная персонификация, как Трикстер, есть продукт множества индивидов и принимается каждым из них как нечто уже знакомое — чего не было бы, если бы Трикстер был продуктом лишь индивидуального сознания.
дух Трикстера проявляется в виде контр.тенденций в бессознательном, иногда даже в чем-то вроде второй личности, для которой характерна определенная детскость, недоразвитость, которая очень похожа на тех духов, что являются во время сеанса спиритизма и с которыми связаны все столь типичные для полтергейста откровенно детские проделки. Мне, как кажется, удалось найти для этой составляющей характера подходящее имя — я называю ее тенью (Ту же идею можно обнаружить у одного из отцов церкви — Иренея, называющего ее «umbra».).

Трикстер — предшественник спасителя, и, подобно ему, он одновременно Бог, человек и животное. Он и недочеловек, и сверхчеловек, бестия и божество, а самая главная и бросающаяся в глаза его черта — его бессознательность. ...Это демонстрирует нам его изначальную сущность Творца, ибо мир был создан из тела бога.

С другой стороны, он во многих отношениях глупее животных и постоянно попадает то в одну, то в другую нелепую ситуацию. Хотя он и не зол по-настоящему, он вытворяет самые жестокие вещи лишь из откровенной бессознательности и несвязанности. Трикстер — это примитивное космическое существо божественно-животной природы, с одной стороны, превосходящее человека благодаря своим сверхчеловеческим качествам, а, с другой — уступающее ему из-за своего неразумия и бессознательности. Он не ровня и животным, из-за своей неуклюжести и полного отсутствия инстинктов. Эти дефекты говорят нам о его человеческой природе, которая не так приспособлена к окружающему миру, как животная, однако при этом имеет прекрасные перспективы для развития сознания, основанные на огромном стремлении к обучению, что соответствующим образом отмечается в мифе.

Повторное рассказывание мифа в истории означает терапевтический характер некого забвения, которое — по причинам, еще требующим выяснения — не должно быть слишком долгим. Если бы то, что подлежит такому забвению, представляло собой лишь реликт неразвитого состояния, было бы понятно нежелание человека уделять ему внимание, ощущение того, что оно лишнее в его жизни. Очевидно, что все обстоит иначе, ибо в противном случае Трикстер — в виде, например, карнавальных образов Пульчинеллы или шута — не вызывал бы у людей столь живой реакции вплоть до настоящего времени. Здесь скрыта важная, хотя и не единственная причина жизненности этого образа. Кроме того, с ее помощью нельзя объяснить, почему это отражение самого первобытного состояния сознания обрело форму мифологического персонажа. Простые следы раннего состояния сознания, которое вымирает, быстро теряют свою энергию, ведь иначе они не могли бы исчезнуть. Мы не могли бы ожидать от них того, чтобы они запечатлелись в персонаже со своим собственным циклом легенд — если только они не получили бы какой-то поддержки извне, в данном случае или от высокоразвитого сознания, или из ресурсов бессознательного, которые остались неисчерпанными.

Проводя законную параллель в психологии индивида, а именно, рассматривая постоянное возникновение теневой фигуры, действующей антагонистически по отношению к личностному сознанию, говорят, что эта фигура возникает не просто потому, что все еще существует внутри индивида, но потому, что это ее возникновение основывается на динамике, существование которой может быть объяснено лишь актуальным положением индивида, например, тем, что тень настолько неприемлема для его эго-сознания, что должна оставаться на уровне бессознательного. Такое объяснение не вполне отвечает данному случаю, потому что Трикстер, очевидно, представляет исчезающий уровень сознания, все более и более неспособный к самоутверждению в какой бы то ни было форме. Более того, подавление уберегло бы его от исчезновения, потому что подавленное содержание сознания обладает наилучшими шансами выжить — мы знаем по опыту, что в бессознательном ничего не может быть исправлено. Наконец, истории о Трикстере ни в коей мере не неприятны или не несовместимы с сознанием, но, наоборот, вызывают наслаждение и поэтому не ведут ни к какому подавлению. Из всего этого складывается такое ощущение, что сознание само активно поддерживает и даже пестует этот миф. Это очень похоже на правду, ибо это лучший способ сохранять сознание теневой фигуры и подвергать ее сознательной критике.
в случае с Трикстером более высокий уровень сознания накрыл собой более низкий, а последний уже потерял свое прежнее значение. Воспоминание о нем, тем не менее, вызывается в основном тем интересом, который начинает к нему испытывать завершенное сознание — причем, как мы видели, этому неизбежно сопутствует постепенное окультуривание, то есть ассимиляция первобытной демонической фигуры, которая была изначально независимой и даже способной вызывать одержимость.

В любом случае, ближе к концу цикла мы не видим в нем знаков глубочайшей бессознательности: вместо того, чтобы действовать в дикой, необузданной, глупой и бессмысленной манере, он постепенно меняет свое поведение на довольно полезное и понятное. Обесценивание прежней бессознательности очевидно даже в самом мифе — куда только исчезают его злые качества! Наивный читатель может вообразить, что темные аспекты его природы, исчезая, перестают существовать. Однако, как показывает опыт, это не так. В реальности сознание становится способным освободиться от притягательности зла, и поэтому не обязательно больше жить по его законам. Тьма и зло не рассеялись, как дым, но, потеряв энергию, удалились в бессознательное, где и остаются, пока с сознанием все благополучно. Однако если сознание попадает в критическую ситуацию, скоро становится ясно, что тень не исчезла бесследно, но лишь ждет своего часа, чтобы снова заявить о себе в виде проекции на другого. Если этот трюк оказывается удачным, то между ними немедленно создается мир первобытной тьмы, в котором и случается все, что характерно для Трикстера — даже на высоком уровне цивилизации. Лучшие примеры этих «обезьяньих проделок» — как обыденный язык удачно выражает состояние дел, когда ничего разумного не получается, разве только по ошибке и в последний момент — можно найти в области политики.

Так называемый цивилизованный человек забыл о Трикстере. Он вспоминает о нем лишь метафорически, когда, раздраженный своими неудачами, говорит о том, что судьба сыграла с ним дурную шутку, или что «все это — какое-то наваждение». Он и не подозревает, что его собственная скрытая и на первый взгляд безобидная тень обладает такими качествами, которые не могли присниться ему и в самом страшном сне. Как только люди собираются в массу и подчиняют ей индивидуальное, тень мобилизуется и, как показывает история, может даже воплотиться в конкретном человеке.

Разрушительная идея о том, что все приходит в человеческую душу извне, что она рождается как tabula rasa, виновата в заблуждении, согласно которому в нормальных обстоятельствах человек пребывает в полном порядке. В результате этих предрассудков человек чувствует себя полностью зависимым от окружающей среды и утрачивает всякую способность к наблюдению. В этом случае его этический кодекс заменяется знанием того, что позволено, а что запрещено или приказано. Как в таких обстоятельствах можно ожидать от солдата, что он будет подвергать полученный от командования приказ этическому рассмотрению? Ему и в голову не приходит, что он может быть способен на внезапные этические импульсы и на их исполнение — даже когда никто этого не видит!

С этой точки зрения становится ясно, почему миф о Трикстере сохранился и даже получил свое развитие: как и многие другие мифы, он предназначался для того, чтобы терапевтически на нас воздействовать. Он держит ранний низкий интеллектуальный и моральный уровень перед глазами высоко развитого индивида, чтобы тот не забыл, как все было еще вчера. Нам нравится считать, что то, чего мы не понимаем, к нам не относится. Однако это не всегда так. Человек редко понимает лишь при помощи головы, тем более — человек первобытный. По причине своего священного характера миф непосредственно воздействует на бессознательное, вне зависимости от того, понимается он или нет. Тот факт, чго его постоянное рассказывание стало отмирать совсем недавно, объясняется, я полагаю, его полезностью. Объяснить это довольно трудно, поскольку действуют две противоположных тенденции: желание, с одной стороны, выбраться из более раннего состояния, а, с другой, желание не забыть его (Не забывать что-то означает хранить это в сознании. Если враг исчезает у меня из поля зрения, вполне вероятно, что он находится сзади — а это еще опасней.). Радин говорит: «С точки зрения психологии можно утверждать, что история цивилизации — это свидетельство попыток человека забыть о своем превращении из животного в человеческое существо. Такой упорный отказ забыть не может быть случайным».
Однако ничто не исчезает навсегда, тем более сделка с дьяволом.
Внешне люди более или менее цивилизованы, но внутренне они так же первобытны. Что-то в человеке очень не желает отказываться от того, с чего он однажды начал. А что-то верит, что это начало давно уже в прошлом.

Конфликт между двумя измерениями сознания является просто выражением полярной структуры нашей психики, которая, как и всякая другая энергетическая система, зависит от напряжения, создаваемого противоположностями. Именно поэтому нет таких общих психологических закономерностей, которые нельзя было бы перевернуть — и действительно, именно их обратимость говорит об их правильности. Мы не должны забывать, что во всякой психологической дискуссии мы ничего не говорим о психике, но психика говорит сама о себе. Бесполезно думать, что мы можем встать по ту сторону психики посредством «ума», даже если ум утверждает, что не зависит от психики. Как он может это доказать? Мы можем, если захотим, сказать, что одно суждение проистекает из психики, и потому оно психическое и только, а другое исходит из ума и «духовно», а поэтому превосходит психическое. Но оба есть лишь утверждения, основанные только на собственной вере.

Единство психической природы лежит посередине, как живое единство водопада предстает в динамической связи верха и низа. Так же переживается и живое действие мифа, когда более высокое сознание, пребывающее в своей свободе и независимости, противопоставляется автономии мифологического образа и при этом не может избежать его притягательной силы и должно платить дань захватывающему впечатлению. Такой образ действует, потому что он тайно принимает участие в психической жизни наблюдателя и является ее отражением, пусть таковым и не признается. Он отколот от сознания и поэтому ведет себя как автономная личность. Трикстер есть коллективный теневой образ, воплощение всех низших черт индивидуальных характеров. А поскольку индивидуальная тень присутствует в составе личности, коллективный образ может постоянно пользовааться ею для воссоздания себя. Конечно, не всегда в виде мифологического персонажа, но часто, вследствие растущего подавления и забвения изначальных мифологем, как соответствующая проекция на разные социальные группы и народы.

Если рассматривать Трикстера в качестве параллели индивидуальной тени, то возникает вопрос, наблюдается ли эта, увиденная нами в мифе о нем, тенденция к осмыслению в области субъективной и персональной тени. Поскольку эта тень часто проявляется в снах как вполне очерченная фигура, мы можем положительно ответить на этот вопрос: тень, фигура по определению хотя и негативная, иногда имеет отчетливые черты и свойства, которые отсылают, в свою очередь, к совершенно иному фону существования — как если бы она прятала свое осмысленное содержание под уродливой внешностью.

Опыт подтверждает это; но что более важно: сокрытое обычно состоит из все более и более священных фигур. Первое, что стоит за тенью, это анима* , которая наделена значительными способностями к очаровыванию и овладеванию. Она часто является в довольно юном виде, но прячет внутри мощный архетип мудрого старика (мудрец, волшебник, царь и т.д.). Ряд может быть продолжен, но это было бы бессмысленно, ведь психологически можно понять только то, что сам пережил. Понятия комплексной психологии по сути своей — не формулировки ума, но названия определенных областей опыта, и хотя их можно описать, они остаются мертвы и непредставимы для тех, кто сам не пережил их. Я уже отмечал как-то, что людям обычно несложно представить себе, что подразумевается под тенью. Но понять, что такое анима, для них невероятно трудно. Они принимают ее с легкостью, когда она проявляется в романах или в кинозвездах, однако им ее вообще не понять, когда речь заходит о ее присутствии в их собственной жизни, ибо она обобщает все, чего человек никогда не преодолеет, с чем никогда не сможет справиться. Поэтому она пребывает в области непрерывной эмоции, к которой нельзя прикоснуться. Степень бессознательного, с которой приходится здесь сталкиваться, мягко выражаясь, просто поразительна. Из-за этого практически невозможно добиться от мужчины, который боится своей собственной женственности, понимания того, что такое анима.
-------------------------------
* Метафорой «стоит за тенью» я хочу конкретно проиллюстрировать тот факт, что в той степени, в какой тень признается и интегрируется в сознание, создается и проблема анимы, то есть отношения. Понятно, что встреча с тенью оказывает ощутимое и длительное влияние на отношение эго к внутреннему и внешнему миру, ибо интеграция тени влечет за собой изменение личности. Ср. мою книгу «Аion»

На самом деле это неудивительно, поскольку даже самое поверхностное понимание тени иногда вьвывает у современного европейца огромные трудности. Но если тень — образ, наиболее близкий его сознанию и наименее взрывоопасный, она также является первой проявляющейся в ходе анализа бессознательного компонентой личности. Угрожающая и часто смешная фигура, она стоит в самом начале пути индивидуации, задавая обманчиво легкую загадку Сфинкса или мрачно требуя ответа на «quaestio crocodilina»*.
(* Крокодил украл у матери ребенка. Когда она попросила отдать ребенка назад, крокодил ответил, что исполнит ее желание, если только она сможет дать истинный ответ на вопрос: «Отдам ли я ребенка?». Если она ответит «Да», это будет ложно, и она не получит ребенка. Если она ответит «Нет», это снова будет ложно, так что в любом случае мать потеряет своего ребенка.)

Если в конце мифа о Трикстере нам намекают на фигуру спасителя, это утешительное предвестие или приятная надежда означает, что какая-то катастрофа произошла, но была понята сознанием. Надежда на спасителя может родиться только из недр несчастья — другими словами, признание и неизбежная психическая интеграция тени создает такую мучительную ситуацию, что никто, кроме спасителя, не может развязать этот запутанный узел судьбы. В случае с отдельным индивидом проблема, вызванная тенью, решается на уровне анимы, то есть через отношение. В истории коллектива, как и в истории индивида, все зависит от развития сознания. Оно постепенно дает освобождение от заключения в бессознательном , и поэтому является как носителем света, так и исцеления.

Как в своей коллективной, мифологической форме, так и в форме индивидуальной, тень содержит внутри себя семя энантиодромии, превращения в собственную противоположность.

просто Соня · 30 июн 2015, 19:49

М. Шильман

ТРИКСТЕР, ГЕРОЙ, ЕГО ТЕНЬ И ЕЕ ЗАСЛУГИ

Классическая сфера деятельности Трикстера – разрушение. Для того чтобы Герой не потерялся в собственных позитивных качествах, его по контрасту оттеняет Трикстер. В этом смысле Трикстер – Тень Героя. Если Герой – это Демиург, то Трикстер – деструктивен. Если Герой отвечает за воспроизведение и генерацию смыслов, то Трикстер ответственен за дегенерацию. В любом случае Герой создает мир и ведает его устройством, располагаясь и укореняясь в центре мира. Трикстер – как необходимый противовес центру – кружит, юлит, активирует центробежные тенденции мироздания, возглавляет "заговор против центра". В такой конструкции гармонизация доминантного Героя и рецессивного Трикстера достигается за счет различных вариантов динамического равновесия. Центрирующемуся Герою противопоставлен эксцентричный Трикстер, который имитирует наличие центра в месте, отличном от того, которое занимает Герой, чем заставляет Героя демонстрировать свои экстраординарные способности, чтобы вновь и вновь занимать по праву центральное положение.

То, что Трикстер служит тенью Героя, следует понимать едва ли не буквально: Трикстер – это пародия на Героя, но "не в дружбу, а в службу". Герой представляет серьезность, Трикстер – стёб. Герой концентрирует энергию для создания все более символического порядка, использует "сложные предметы", имеет существенные признаки и снабжен каноническими атрибутами. Трикстер живет энергиями элементарными, – он, в некотором смысле, есть сфокусированная ординарность. Он – как бы профанный персонаж, без которого сакральный Герой теряет значительную долю своей притягательности и действенности. Однако, и Герой, и его Тень служат одному и тому же – укомплектованию мира. Герой отбрасывает тень (т.е. Трикстера), но это отбрасывание подчеркивает, в первую очередь, невозможность и нежелательность избавления от тени. Трикстер, со своей стороны, то и дело "кидает" Героя, но не бросает его, а помогает выжить. Они оба зависят друг от друга.

Поскольку Трикстер не связан нормами рационального культурного поведения, его степень живучести значительно выше, чем у Героя. Герой всегда "чего-то" не может сделать или сталкивается с невыполнимым условием. Это "что-то" кажется элементарным по сравнению с его божественными способностями, но именно это "простое бессилие" есть Ахиллесова пята всякого Героя. Примечательно то, что без (хотя бы одного-единственного) уязвимого места Герой вовсе не герой. "Пороками" Героя могут служить возведенные в превосходную степень великодушие или благородство. Там, где Герой оказывается беззащитен перед прямым воздействием, его охраняет и спасает Трикстер, чувствующий себя в теневых сторонах жизни как рыба в воде.

По сравнению с Героем-подвижником Трикстер не эротичен, а естественно сексуален; он не связан нюансами куртуазного поведения, не фильтрует дискурс и не обязан узреть в женщине Даму. Герой, конечно, может видеть в Даме не только платонический образ, но и объект вожделения. Для Трикстера же всегда есть Женщина – объект желания, материал соблазна и обладания. Поэтому Казанова или дон Жуан – не Трикстеры; они – герои с ярко выраженной профориентацией: не универсальные герои, а герои-любовники. Подтверждением этой мысли может служить и тот факт, что женщина-соблазнительница в контексте христианского (т.е. мужеского) мира и культуры, задающей известные нормы поведения, – Трикстер. Она – источник смятения и потенциального распада привычной, опирающейся на ряд табу, матрицы восприятия противоположного пола.

Герой пристоен, даже если он эротичен; Трикстер непристоен, даже если он галантен. Герой видит в противоположном поле способ продолжения высокого начинания, Трикстер – поле реализации своего каприза. Будучи "вместе", они играют как братья-близнецы, чья сила заключена в наличии другого, схожего и отличного. Собственно, их парность есть залог их эффективности. Демонстрируя одновременно взаимосвязь и конфронтацию, Герой и Трикстер образую своего рода диполь, бинарную конструкцию, структуру оппозитивных элементов, которая является залогом порождения новых смыслов и новых стратегий осмысления "мира". Исходя из этого, можно допустить следующее предположение (требующее, без сомнения, более солидной аргументации): созидающий и познающий Субъект Модерна есть спайка – Герой-и-Трикстер, где центр тяжести перенесен на Героя, т.е. в доминантную область "нормальности", "рациональности" и "культурности".

Что же происходит в том случае, когда постмодернистские практики мироустройства принимаются за разрушение всех бинарных оппозиций, а значит подвергают деконструкции иерархическое единство Героя-и-Трикстера? Другими словами, как прочитывается "с точки зрения" Трикстера пресловутая "смерть субъекта" и что (в субъекте) подвержено умиранию? Резонно предположить следующее: никакое разрушение не в состоянии "уничтожить" Трикстера, потому как он сам паразитирует на разрушительной функции. В таком случае уничтожается Герой, точнее – привилегированное положение Героя как центра, доминанты и (культурной) нормы. Такое не уничтожение, но уничижение Героя как минимум уравнивает его с Трикстером: серьезность Героя выглядит потешной, его идеалы кажутся старомодными, а способности оказываются неприменимыми. Само понятие "центральный герой" относится в равной степени к каждому, а это означает уничтожение единого центра, в котором доселе располагался Герой как воплощение Сакрального, Фаллического и Рационального. Образно говоря, Герой оттесняется от центра, он захватывается центробежными силами и удаляется "на периферию", выводится из игры в качестве центрового.

Постмодерную культуру можно уподобить свалке (так же, как и выставке, музею, коллекции) Героев. Цель такого сравнения не в том, чтобы добиться негативного звучания, а в том, чтобы подчеркнуть результат "перепроизводства героев", предпринятого при покровительстве ratio. То, что Герой попадает на свалку, подчеркивает характерность траектории его низведения: он сваливается "с небес на землю", он – как "мировая ось" или омфалос – валится (набок и навзничь). Тот Герой, которого ничто не могло "свалить с ног", покидает свое место, сдает свои позиции, перестает пребывать в "предназначенном" для него месте. В общем, он сваливает. То, что Герой оказывается на свалке говорит не о том, что он уничтожен, а о том, что Герой "выведен из употребления", "о(т)ставлен", отсутствует на привычном месте по причине потери (своей) сути. Герой не то, чтобы "негоден", но "ни к чему". А к "чему/кому" в таком случае Трикстер?

Казалось бы, растворение Героя "отбирает" у Трикстера его законный хлеб. Трикстер "остается без работы" в тот момент, когда Герой подает в отставку. Ведь если считать, что ремесло Трикстера – профанировать/комментировать Героя, то к чему же сводится его задача после того, как он остался без Героя как "средства существования"? Ведь Трикстер не может ни самодержавно занять место Героя (в этом случае он станет Героем), ни продолжать игру против центра, поскольку децентрация всей "конструкции Субъекта" уже произошла. Тут следует вспомнить об одном нюансе: даже в классической диспозиции граница между Героем и Трикстером не может быть четко проведена. Неопределенное "между" исключает межу и задает топологию пространства, обеспечивающего возможность взаимных переводов Героя и Трикстера (travesty), перетекание лица Героя в облик Трикстера (morfing) и переодевание Трикстера под (стать) Героя (masking). Опорным понятием в данном случае является "перевод", в котором содержится и прощание как "проводы", и растрата как "перевод впустую", и посредничество как "искусство перевода" на другой язык. Прямо или косвенно, но Трикстер всегда ведет речь о Герое, даже если тот, о ком говорится, отсутствует или удален. Трикстер служит посредником, медиумом между местом героя (центральной точкой) и бесчисленными точками, где Герою "не место" (быть). Сам факт того, что Трикстер не замолкает даже в случае молчания ("смерти") Героя или его замалчивании ("отставки"), требует считать его речь актом перевода с языка Героя на язык слушателя. При этом Трикстер, не перехватывая саму роль и место Героя, остается инстанцией, истолковывающей своего "патрона" и обеспечивающей тем самым несвойственное ему "инобытие". В случае "смерти" Героя-текста Трикстер-комментарий становится единственным хранителем места умершего. Своего рода комментарием к уничтоженному тексту.

Трикстер "работает" не со статусом Героя, но с его местом; пафос Трикстера – в сохранении этоса Героя, а не его фигуры. Поэтому изменение статуса героической составляющей Субъекта не приводит к безвозвратной "смерти субъекта", но лишь корректирует роль его иронической составляющей. Пародируя отсутствующего Героя, Трикстер маскирует сам факт его отсутствия. Иными словами, он глумится над Героем так, как будто бы Герой по-прежнему есть. Трикстер не может не указывать на то (место), где (должен быть) Герой. Тем самым он поднимает цену места обесцененного Героя, ведь то место, которое столь искусно маскируется, для чего-то/кого-то предназначено. Очевидно, что маскируемое место – сохраняется и охраняется, а сам маскирующий выполняет функции хранителя. Трикстер, который, действуя совместно с Героем, как бы хоронит его, оставшись без своего визави хранит место Героя, место, уготованное Герою. Так или иначе, Трикстер всегда указывает на того, кто "выведен из употребления" и (временно) не используется. А если есть некое указание, то, следовательно, имеет место и некое использование. И надежда на то, что (свято) место (долго) пусто не бывает.

Оставшись без Героя, Трикстер походит на Тень из одноименной сказки Шварца. В нашем случае можно сказать, что трон находится в/у тени до той поры, пока не придет Герой и не скажет: "Тень, знай свое место!"

(Полилог: Философия. Культурология. Вып. 1. Трикстер: Альманах Харьковской гос. акад. культуры, 2006 г.)

просто Соня · 28 авг 2015, 13:39

Жикаренцев - Сеанс диалог голосов

И запомните еще одно: рано или поздно регулярная работа над собой принесет результаты и даст вам знания и силу, которые навсегда останутся с вами и будут служить вам верой и правдой.

(картинки - в оригинале)

Задачей Диалога Голосов является познакомить клиента с его субличностями, чтобы он осознал их, а не помогать исправлять их.

Никогда, никогда не пытайтесь пойти в отрицаемые я, до того как клиент познакомится со своими первичными я и защитником/контролером. Отрицаемые я очень часто содержат в себе разрушительную, негативную энергию, которая, вырываясь наружу, сеет вокруг хаос. Позаботьтесь о себе.

Сеанс диалог голосов

Не подталкивайте процесс
7 Когда почувствуете себя готовыми, спросите его, хочет ли он познакомиться с тем, кто отвечает за соблюдение этих правил в жизни.
Получив согласие, предложите клиенту почувствовать, где хотела бы находиться эта субличность, куда ее тянет передвинуть стул. Субличность может встать прямо за стулом, где сидит клиент. Контролер часто занимает такую позицию.
Объясните клиенту, что он должен позволить этой субличности выйти наружу и говорить.
8. Когда клиент занял новую позицию и провел в ней несколько секунд утверждаясь, он сам подаст вам знак, что готов, взглянув на вас выжидающе.
Иногда бывает, что клиент перемещается не в защитника/контролера, а в какую-нибудь подавляемую субличность, хотя это бывает редко. Обычно такая личность неопасна.
Когда клиент перемещается в отрицаемые субличности, они часто не хотят разговаривать, молчат. Следуйте процессу, не подталкивайте его. Просто чувствуйте. Например, отвергнутый ребенок почти в ста процентах случаев будет разговаривать с вами через чувства, а не вслух. В нем очень много боли, и вы будете переживать эту боль вместе с ним. Не подталкивайте процесс и не старайтесь вмешаться и помочь. Все идет так, как идет.
9. Поздоровайтесь с субличностью, которая вышла наружу, и начните разговор с того, как она чувствует себя здесь и хочет ли поговорить с вами.

Внимание: никакой критики, никаких насмешек, осуждений и подталкиваний!
(Как только в вас появляется критика или осуждение, вы столкнулись со своим отрицаемым я. Тогда лучше всего прекратить сеанс. Вообще, если вы почувствовали, что что-то происходит не так, немедленно прекращайте сеанс.)
Если в вас появился страх перед появившейся субличностью или вы чувствуете, что она вас подавляет, прекращайте сеанс, попросив клиента вернуться на прежнее место.

Если субличность соглашается вести диалог, тогда можно задать ей следующие вопросы:
1. Давно ли она появилась в жизни ...(называете имя клиента)?
2. Помнит ли она этот эпизод и может ли рассказать о нем?
3. Сколько ей лет?
4. Какого она пола?
5. Как выглядит, что любит есть, какую одежду носить, с кем любит общаться, какой образ жизни предпочитает вести?
6. Сколько процентов времени она занимает у ... (имя клиента)?
7. Что бы она делала, если бы занимала все время?
8. Если это отрицаемая субличность, спросите у нее, что бы она делала, если бы находилась больше времени на поверхности сознания, если бы ее чаще выпускали наружу.
9. Чем она владеет, чем любит заниматься, что у нее лучше всего получается, что она думает о том-то и том-то (приведите в пример проблемы, которые переживает данный человек)?
10. Где в теле располагается?
11. Чем занимается в свободное время?
12. Как вмешивается в ситуацию, что делает, чтобы взять контроль над сознанием в свои руки и повести ситуацию в нужном ей направлении?
13. Чувствует ли данная субличность, что ей кто-то противодействует внутри ... (имя клиента)?
14. Если да, позволит ли она выйти этой другой субличности наружу, чтобы познакомиться с ней?
15. Хочет ли она на прощание еще что-нибудь сказать? И предложите ей вернуться назад.

Часто бывает, что субличность не хочет возвращаться после проведенного с ней диалога. Не пугайтесь, это означает, что она хочет сказать еще что-то важное и для клиента, и для вас. Продолжайте диалог.
Примечание: вопросы 13 и 14 задаются уже после нескольких сеансов с данным клиентом, когда он очень хорошо познакомился со своим защитником/контролером и прекрасно чувствует его энергию. Тогда клиент сам сможет спокойно блокировать нежелательную субличность в случае, когда это необходимо.
Бывает так, что клиент, переместившись в субличность, все-таки не показывает ее ясно. Он как будто мерцает. Переместите его назад в среднюю позицию, поговорите с ним, определите еще раз задачу и снова попытайтесь выйти на его субличность. Не на второй, так на третий раз это обязательно получится.

10. Когда клиент вернулся в среднюю позицию — позицию эго, — дайте ему несколько минут, чтобы прийти в себя, рассоединиться с теми ощущениями и восстановить прежние. Спросите его, как он себя чувствует, слышал ли, о чем здесь говорилось, и ясно ли почувствовал энергию этой субличности. Если нет, снова пересадите его в эту субличность, чтобы он лучше запомнил ее.
На этом сеанс можно заканчивать — для начала этого достаточно. Теперь в процессе жизни клиент будет различать в себе эти ощущения и этот голос, что поможет ему в каких-то ситуациях распознать, что в данном случае активизировался защитник/контролер.
Если вы не в первый раз работаете с данным человеком, можете пойти в другие первичные субличности, исследуя, например, критика, толкача, ублажителя, перфекциониста.
Когда вы хорошо познакомились с первичными субличностями, можете приступать к исследованию уязвимого я, которое всего боится, а затем и вторичных, отрицаемых я — конечно, с согласия первичных я. Как правило, отрицаемые я занимают позицию, противоположную первичным я. Диалог с ними ведется точно таким же образом, как и с первичными я.

11. После диалога с каждой субличностью клиента необходимо возвращать в позицию эго и каждый раз убеждаться, что он соединился со своим эго.
Когда вы наберетесь опыта, вы сможете из субличности выделять еще субличность, раскладывая ее на одну или даже несколько, а потом
последовательно их складывать, чтобы, наконец, возвратить в Среднюю позицию эго.
12. После каждого сеанса необходимо провести процесс осознания. Клиент стоит или садится рядом с посредником — неважно, с какой стороны, — и посредник повторяет и описывает ему шаг за шагом, что происходило во время сеанса. Этот процесс называется «поместить клиента в осознающее я», а также «формирование в клиенте осознающего я».
Он повторяет ему главные моменты, о чем говорилось в позиции эго, потом в позиции первой субличности, потом опять в средней позиции и т.д. То есть посредник последовательно проходит весь сеанс от начала до конца, напоминая клиенту о том, что происходило. Когда этот процесс заканчивается, клиент снова возвращается в позицию эго.
Напоминаю, что осознающее я — это не позиция, это просто наблюдение и осознание того, что происходит. Оно — свидетель происходящего. Именно это отсутствие позиции и беспристрастное наблюдение за тем, что происходит и как действуют различные я, поскольку теперь их чувства и слова ясно различаются на фоне внутренней жизни, — именно оно помогает в конечном итоге собрать внутренние я в одно целое, где все я сотрудничают друг с другом.
Когда развивается осознающее я, у человека появляется выбор и возможность принимать решения, которые становятся тогда более четкими и сбалансированными, потому что лежат между противоположностями. В противном случае решения принимаются либо первичными я, либо отрицаемыми я и тут нет никакой свободы.
Понятно, что такие решения минуют ум, следовательно, они самые правильные.

просто Соня · 19 апр 2016, 06:02

Юнг – Красная книга

«Красная книга», известная также под названием Liber Novus («новая книга») — манускрипт психолога и философа Карла Густава Юнга, созданный им в период между 1914 и 1930 годами. Родственники и потомки психолога долгие годы препятствовали публикации этого важного для истории психологии документа: лишь в 2001 году к манускрипту были допущены исследователи, а широкая публика смогла познакомиться с книгой только после её публикации в 2009 году. Выпуск Книги на русском и её презентация состоялись 22 июня 2012 года.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Красная_книга_(Юнг)

Почему именно теперь, спустя почти 50 лет после смерти психоаналитика Карла Густава Юнга, публикуется факсимиле его, державшегося в тайне дневника фантазий (сновидений), мощная работа, как по величине и весу, так и по содержанию? Никто не видел этого дневника, но им пропитаны все его работы, сам Юнг называл его «первичной материей» своих творений. Завещание по-своему неповторимое и великолепное. Книга наполнена красотой языка, художественными иллюстрациями и внутренним видением.
К.Г. Юнг изложил это произведение в форме древних предсказаний, написанное от руки на пергаменте — в переплетенной красной кожей книге, которую он заказал для этой единственной цели. Имеется в виду «Красная книга» К.Г. Юнга, мыслителя, открывателя архетипов, основателя современного психоанализа, который работал над этим неповторимым документом 16 лет.

Карл Юнг – Красная книга

Самая значимая из неопубликованных работ в истории психологии. Когда Карл Юнг приступил к расширенному самоисследованию, он назвал его "конфронтации с бессознательным", сердцем которых была Красная книга. Здесь он разработал свой принцип теории архетипов, коллективного бессознательного и процесса индивидуации, превратившей психотерапию из практики, связанной с лечением больных в средство для высшего развития личности.
Юнг считал Красную книгу одной из наиболее важных своих работ.

Затем они стали почитать удгитху, как дыхание во рту. И, столкнувшись с ним, асуры рассыпались, как рассыпается [ком земли], столкнувшись с твердым камнем».

идите сюда, пейте кровь и ешьте плоть того, над кем насмехались и мучили ради наших грехов, чтобы вы полностью обрели его природу, отреклись отделенности от него;
Все вы должны стать Христами.

Мысли - это природные явления, которыми вы не владеете, и смысл которых вы не распознаете полностью.
Некоторым вещам мира я должен сказать: вам следовало бы быть другими. Но для начала я внимательно смотрю на их природу, иначе я не смогу ее изменить. Я поступаю таким же образом с некоторыми мыслями. Вы меняете те вещи мира, которые, не являясь сами по себе полезными, ставят под угрозу ваше благосостояние. Делайте то же самое с вашими мыслями.

Я понял, что Бог во мне хотел стать человеком

Отшельник
Отшельник живет в бескрайней пустыне, полной благоговейной красоты. Он смотрит в общем и заглядывает во внутренний смысл. Он не выносит многообразия, если оно находится близко. Он издалека смотрит на него во всей его цельности. Таким образом, чистое великолепие, радость и красота скрывают от него разнообразие. То, что находится рядом с ним, должно быть простым и невинным, поскольку близкое многообразие и запутанность разрывает чистое великолепие и пробивается сквозь него. Ни облаку на небе, ни дымке или туману не позволено окружать его, иначе он не сможет смотреть на отдаленное многообразие в целом. Поэтому отшельник больше всего любит пустыню, где все вокруг просто и нет ничего размытого ил туманного между ним и далью.
Жизнь пустынника была бы холодной, если бы не огромное солнце, от которого сияют воздух и скалы. Солнце и его извечное великолепие заменяет пустыннику тепло его собственной жизни. Его сердце жаждет солнца.
Он путешествует в страну солнца.
Отшельник ищет солнце, и никто другой не готов так открыть свое сердце, как он. Он любит пустыню больше всего, поскольку любит ее глубокое спокойствие. Ему нужно мало еды благодаря солнцу,чье сияние питает его. Отшельник любит пустыню больше всего, так как она для него мать, дающая пищу, тепло и силу.
В пустыне отшельник свободен от забот, поэтому превращает всю свою жизнь в произрастающий сад своей души, которая может цвести только под жарким солнцем. Его сад приносит восхитительные плоды - сочная сладость под плотной кожицей.
Если солнце канет в гладь моря, как изнуренная птица, отшельник закутается и задержит дыхание. Он будет оставаться неподвижным, как само ожидание, пока на востоке не взойдет чудо возрождения света.
Восхитительное ожидание до краев переполняет отшельника. Но его глаза по-прежнему глядят на сад, его уши слушают источник, а рука касается бархатных листьев и плодов, он вдыхает сладкий аромат цветущих деревьев.
Он запинается, когда начинает говорить об этом., и ум его, и сама жизнь кажутся вам бедными. Но его рука не знает, к чему она дотянется в этом неописуемом изобилии.
Он дает вам маленький непримечательный плод, что только что упал к его ногам. Вам он кажется ничего не стоящим, но рассмотрев внимательнее, вы поймете, что он на вкус как солнце, о котором вы и не мечтали. Он источает аромат, который помутняет ваш разум и навевает сон о розовых садах, о сладком вине, о шелесте пальмовых деревьев. И, охваченный видением, вы держите этот один плод в руках, и вы словно бы само дерево, с которого упал плод, сад, в котором растет это дерево, солнце, что дало жизнь этому саду.
Когда вы поднимаетесь, вы снова видите все живое, каким оно было. А когда спите, вы отдыхаете, как и все, и ваши сны отзываются тихим эхом далеких храмовых песен.
Вы засыпаете сквозь тысячу солнечных лет, и вы просыпаетесь сквозь тысячу солнечных лет, и сны, наполненные древним знанием, украшают стены вашей спальни.
И вы видите себя во всей целостности.
Вы садитесь, опираетесь о стену и смотрите на эту загадочную прекрасную целостность. Писание лежит перед вами, как раскрытая книга, и вас охватывает невыразимая жадность поглотить его. В результате вы откидываетесь назад, застываете и долго так сидите. Вы совершенно неспособны ухватить ее. Здесь и там мерцает свет, здесь и там с высоких деревьев падают плоды, которые вы можете поймать, и здесь и там ваши ноги бьются о золото. Но что это по сравнению с целостностью, которая реально развернулась перед вами? Вы хотите четко рассмотреть, какова она, но нечто мутное и непроглядное встает между вами. И когда вы переползаете через все жгучие испытания Ада сомнений, вы опять садитесь, отклоняетесь назад и смотрите на чудо Писания, что лежит перед вами. И здесь и там сверкают огни, и здесь и там падают плоды. Но вам этого слишком мало. Вскоре вы становитесь довольным собой и больше не обращаете внимания на проходящие мимо годы. Что такое годы? Что такое торопящееся время для сидящего под деревом? Ваше время проходит, как дуновение ветра, а вы ждете очередного света, очередного плода.

Вы должны идти бесконечной дорогой, ведь жизнь течет не только по кончаемому пути, но и по тому, который не имеет предела. Но тот, что безграничный, тревожит вас, потому что он страшен, и ваша человеческая природа восстает против него. Поэтому вы ищете пределы и ограниченность, чтоб не потерять себя, падая в бесконечность. Ограниченность становится для вас обязательной. Вы выкрикиваете слово, имеющее лишь одно значение, чтоб избежать безграничной двусмысленности. Слово становится вашим Богом, ведь оно защищает от бесчисленных возможностей интерпретации. Слово - это магия, оберегающая от демонов нескончаемого, что тащат вашу душу и хотят развеять вас по ветру. Вы спасены, когда можете, наконец, сказать: это так и только так. Вы произносите магическое слово, что изгоняет бесконечность. Именно поэтому люди стремятся к словам и создают их.
Тот, кто рушит стены слов, свергает Богов и оскверняет храмы. Отшельник - это убийца. Он убивает народ, потому что он думает так и обрушивает священные стены. Он призывает духов бесконечности. Тем не менее, вы не можете найти новые слова, пока не разобьете старые. Но никто не может разрушить старые, если не найдено новое слово, которое было бы прочной защитой от безграничности и вмещало бы больше жизни, чем старое. Новое слово - это новый Бог для старых людей. Человек остается прежним, даже если вы создаете для него новую модель Бога. Он остается подражателем. Чем является слово, тем должен стать и человек. Слово сотворило мир и появилось раньше мира. Оно зажглось, как свет во мраке, и «мрак не объял его».
Бог слов холодный и безжизненный и светит издали, как луна, таинственно и недостижимо. Пускай слово вернется к своему создателю, человеку, и таким образом возвысится в человеке. Человек должен быть светом, границами, мерой. Пусть оно будет вашим плодом, за которым вы нетерпеливо протягиваете руку.

..Те, кто способны читать правильно на этом языке, могли таким образом узнать в нем не только доктрину языческих верований, но также доктрину Иисуса. И это то, чем я сейчас занимаюсь. Я читаю проповеди и ищу их значения, которые еще придут.
Мы знаем их таковыми, какими они лежит перед нами, но не их скрытый смысл, направленный в будущее. Ошибочно полагать, что религии в своей глубочайшей сущности различаются. Собственно, это всегда одна и та же религия. Любая последующая религия - суть смысл предыдущей.»
Я: «Ты нашел значения, которые должны прийти?»
А: «Нет, пока нет; это очень сложно, но, надеюсь, у меня получится.»

Смерть
Я оглядываюсь, я совсем один. Наступила ночь. Ночь - время для тишины.
Я осмотрелся - неизмеримое одиночество пронзило меня страшным холодом. Во мне все еще сияло солнце, но я чувствовал, как вступаю в огромную тень. Я иду за течением, что проделывает свой путь в глубины, медленно и спокойно, в глубины, из которых еще придут. И так я ступил в ту ночь, тревожное ожидание наполнило меня.
Когда я постиг свою тьму, истинно величественная ночь овладела мной, и мое сновидение погрузило меня в глубины тысячелетий, и из него вознеслась птица феникс.
Нам нужен холод смерти, чтобы видеть ясно. Существование стремится к жизни и смерти, к началу и концу. Вы не вынуждены жить вечно, но вы можете умереть, ведь внутри вы желаете и того, и другого. Жизнь и смерть должны найти равновесие в вашем бытии. Сегодня людям нужна большая доля смерти, потому что в них живет слишком много неправильности, и слишком много правильности в них умерло.
Всплывает то, что я всегда отвергал в себе; оно неприемлемо, ужасно отталкивающе. Ибо если жалкость и скудность этой жизни закончится, тогда в том, что мне противоположно, начнется новая жизнь. Оно противоположно настолько, что я не могу его постичь. Потому что эта противоположность подчиняется не законам разума, а его природе. Да, это не только противоположно направленное, но и отталкивающе, жестоко отталкивающе, нечто, что перехватывает мое дыхание, лишает моего тела силы, что путает мои ощущения, ядовито жалит меня в пяту и всегда наносит удар в самое уязвимое место, о котором я не подозревал.
Жизнь - это энергетический процесс, как и все остальное. Но любой энергетический процесс в принципе необратим и отсюда определенно направлен на цель, а цель - это состояние покоя... Из жизненной среды лишь тот, кто желает умереть, остается жив. Потому что то, что занимает место в тайном часе жизненного полдня, является обратной стороной параболы, рождением смерти... Нежелающий жить тождественен нежелающему умереть. Становление и исчезновение суть одна и та же кривая.
Равновесие - это одновременно жизнь и смерть. Для завершения жизни необходим противовес смерти. Если я принимаю смерть, мое дерево зеленеет, потому что умирание усиливает жизнь. Если я погружаюсь в смерть, окутывающую мир, распускаются почки на моем дереве. Как наша жизнь нуждается в смерти!
Счастье и мелкие радости приходят к вам только после того, как вы принимаете смерть. Но если вы жадно высматриваете все, ради чего вы еще можете жить, тогда ничто не будет достаточным для вашего удовольствия и незначительные вещи, что по-прежнему окружают вас, прекращают радовать. Поэтому я вглядываюсь в смерть - она учит меня жизни.
Если вы принимаете смерть, это словно морозная ночь и тревожное предчувствие, но морозная ночь - это виноградник, полный сладких плодов. Скоро вы найдете удовольствие в вашем благополучии. Смерть назревает. Чтобы собрать плоды, нужна смерть. Без смерти жизнь была бы бессмысленной. Чтобы быть и наслаждаться бытием, вам нужна смерть, и это ограничение позволяет осуществить ваше бытие.

просто Соня · 16 авг 2016, 23:38

"Молекулы мистики" и трансцендентация ЭГО: утрата и обретение целостности бытия ; реферат

Архетипические переживания и сложные мифологические эпизоды

Эта группа трансперсональных переживаний представляет собой феномены, которые К.Г.Юнг называл первообразами, доминантами коллективного бессознательного, или архетипами. В некоторых из наиболее универсальных архетипов человек может отождествляться с образами Матери, Отца, Ребенка, Женщины, Мужчины или Любящего. Многие обобщенные роли воспринимаются как сакральные, как воплощенные архетипы Великой Матери, Ужасной Матери, Матери-Земли, Матери-Природы, Великого Гермафродита или Космического человека. Часто встречаются архетипы, олицетворяющие определенные аспекты личности — Тень, Анимуса или Аниму и Персону [4].
Нередко неискушенные люди рассказывают истории, очень напоминающие древние мифологические сюжеты Месопотамии, Индии, Египта, Греции, Центральной Америки и других стран. Эти сообщения сравнимы с юнговским описанием неизвестных, но явно архетипических тем детских снов и снов наивных пациентов, а также с симптоматикой некоторых людей, страдающих шизофренией. Некоторые люди проникают в различные системы эзотерического знания. Так, люди, не имеющие понятия о каббале, переживают состояния, описанные в книге Зогар и Сефер Иецир, и демонстрируют неожиданную осведомленность в каббалистической символике. Подобный феномен внезапно сформированного понимания наблюдался также в отношении таких древних форм предсказания, как И-Цзин и Таро [3].

Переживания встреч с божествами

Большинство божеств, встречающихся в описаниях субъектов делятся на две категории: силы света и добра, силы тьмы и зла. Некоторые божества принадлежали определенной религии, происхождение некоторых не удалось установить ни испытуемым ни терапевтам. Основная часть субъектов не ощущает, что имеет дело с главным или верховным существом во вселенной [4].

Активизация чакp и подъем змеиной силы (куиндалини)

На первой международной конференции по Научной йоге в Индии в декабре 1972 г. аудитория состояла более чем из 200 лиц, представлявших много различных духовных ориентаций, существующих в современной Индии. Участники дискуссии после доклада С.Грофа пришли к соглашению, что больше всего кислота-терапия похожа на систему Йоги Куиндалини. И та и другая техника способствует мгновенному и огромному освобождению энергии, порождает глубокие переживания и может принести впечатляющие результаты в короткий период времени. Они обе несут в себе огромный риск и могут быть опасны, если проводятся не под наблюдением специалиста [21].

просто Соня · 12 июн 2019, 04:52

Дюркхайм - О двойственном происхождении человека

Карлфрид Дюркгейм (Дюркхайм) — немецкий психолог, психотерапевт и философ; буддийский мастер школы Риндзай-дзэн.
Известен как представитель трансперсональной психологии, исходивший из того, что трансперсональный и телесный опыты не являются антагонистами. Был сторонником синтеза психотехнических техник глубинной и гуманистической психологии, гештальттерапии, психодрамы, биоэнергетического анализа, физических занятий (айкидо, упражнений с луком).
Биография
...Между тем спецслужбы нацистов занялись изучением родословных госслужащих. Среди фактов родословных, ранее неизвестных и удивительных для самих объектов изучения, выяснилось, что одна из его бабушек была еврейкой, и более того, среди предков графа Дюркгейма обнаружились столь крупные фигуры, как Саломон Оппенгейм-младший и Майер Амшель Ротшильд. Нюрнбергские законы препятствовали дальнейшей карьере «Vierteljude» на переднем крае немецкой дипломатии, но вклад К. Дюркгейма в дипломатические успехи рейха не позволял просто уволить его. В результате Риббентроп придумал для графа индивидуальную дипломатическую миссию по изучению основ образования в Японии.

Скрытый контент

I
ТЕМА
Человек имеет двойственное происхождение, небесное и земное, естественное и сверхъестественное происхождение. Все мы знаем это положение. Но кто из нас учился принимать его серьезно, серьезно, как выражение некоего предвестия, некоего опыта и некоего предназначения?
Вряд ли кто-нибудь будет сомневаться в «земном» происхождении человека. Но утверждение о том, что человек имеет «небесное» происхождение, совершенно очевидно относится к положениям, которые обращаются только к вере. Но это не так.

Действительность, в которой и исходя из которой мы живем, и исходя из которой мы должны были бы жить сознательно, выходит за рамки того способа видения мира, в котором осознает себя и продвигается само- и миросознание «естественного» (natürlich) человека. Положение о двойственном происхождении человека со всей точностью и простотой показывает, … Там, где человек перестает хранить в своем внутреннем мире свою истину и жить сообразно ей, он становится больным, злым и безрадостным. Его первоначальная сущность, в которой ему от рождения заповедано как предвестие, опыт и предназначение быть индивидуальным образом бесконечного целого, остается скрытой от него, ибо он держится в мире как «Я» с тем, что он имеет, умеет и знает — и, однако, ничего не знает о том, кем он в сущности (Wesen) своей является. Но мощно остается в нем его собственной сутью (Kern) древнее Единое, которое соединяет его с его вечной родиной и зовет, и одновременно побуждает обрести его снова и утвердить в своем высшем «Я».
Очень медленно освобождается человек, чтобы стать человеком, из-под власти слепой природы — развивает сперва первичное «Я», которое утверждается, устремленное только к собственной безопасности и желаниям, затем «личность», которая делает его осознающим свои ценности и готовым к служению и господствует над его чувствами и влечениями. Но все, что делает человек, ставший однажды самостоятельным, исходя из себя, своей силы и своей ответственности, осенено благодатью лишь тогда, когда он сознательно или бессознательно чувствует присутствующее в его сущности древнее Единство жизни. Но по-человечески истинно творческим оно становится только тогда, когда человек открывает в нем себя самого и, рождаясь заново, освобождается от него, чтобы потом с помощью способа и языка своего человеческого Бытия и Действия в Мире свободно засвидетельствовать перед ним свое высшее «Я».
Для многих такие утверждения, возможно, звучат, как совершенная «мистика». Но слово «мистический», которое еще вчера означало: необъективный, чисто субъективный, нереальный, потусторонний, не достойный серьезного внимания, привилегию узкого круга избранных,— в наши дни обретает совершенно иное звучание в людях, носящих в себе будущее. Ибо в нем начинает звучать центральная действительность нашего человеческого бытия.

Господствовавшая над нами столетиями антропология оказывается чересчур узкой. Она ограничивает целостность человека тем, чем он является в силу своих пяти чувств, своего разума, своей принадлежности к обществу и своей привязанности к светским ценностям и правилам. То, что выходит за рамки этого, есть «трансцендентное» и является делом веры. Разумеется, оно трансцендентно постольку, поскольку оно перешагивает горизонты естественного мирового «Я» (Welt-Ichs). Но именно этому нам необходимо научиться — признаться самим себе, что суть (Kern) человека сама перешагивает горизонты «Я», более того, что имманентная трансцендентность составляет его суть. И еще одно мы можем добавить сегодня: эта суть, живущая в нас трансцендентность, перестает быть только делом веры. Она вступает в круги опыта и становится знанием. И это знаменует собой начало новой эпохи.
Новое поколение готово к тому, чтобы открыть ворота в жизнь, исходящую из присутствия проникающего в сознание надмирового бытия. Это происходит сегодня посреди этого, испорченного в своей оторванности от бытия мира. Речь идет для него о том, можешь ли ты быть тем, кем ты собственно являешься в своей сущности.

Слышал ли когда-нибудь, например, священник, принимающий исповедь, что некто признает свой грех в том, что строго следовал порядку своей общины, хотя слышал сверхъестественный (übernatürlich) зов, который призывал его выйти за рамки этого порядка и обязывал его нарушать?
…Что утверждение о небесном происхождении и его истина когда-нибудь может стать в жизни человека сокровенной реальностью, что познание истины захватит его внезапно как предвестие (verheißung) и долг, захватит, опрокинет и заставит начать с самого начала, кто подозревает об этом? Нечто, чем мы являемся в сущности своей, может быть однажды постигнуто нами как пробуждение к иной действительности, так, что оно приведет к началу новой жизни. Мы должны идти к тому, чем и кем мы являемся в нашей сущности (Wesen). Для этого мы должны умереть как дети только лишь мира и родиться заново для того, кем мы являемся в надмировом (überweltlich). Это неслыханный факт, который, однако, принадлежит к древнейшим истинам Великих Традиций и Великих (Meisterlich) Людей. К этому предрасположен человек, каждый человек в основе своей сущности. Но пришло время давать все большему числу людей мужество освободиться от штампов и формул, которые останавливают развитие человека, …который уже подошел к сверхъестественному переживанию действительности, до сих пор имеющему место только в вере естественного человека.

Человек может сказать этому «да» или «нет». В этом состоит его свобода, единственная свобода, которой он обладает. Он может принять или оттолкнуть возможность, открывающуюся ему, когда начинает видеть его сущностное око, он может открыться навстречу «невозможному» или укрыться в возможном. Он может отдаться сомнениям или разрешиться творческой верой, которая, возникая, делает невозможное возможным.
Доверие к творческой силе изменяющейся, рожденной опытом бытия веры — это не детски наивное начинание, напротив, не допустить ее там, где она просыпается, значит предать наше небесное происхождение.

Для того, чтобы взрасти в душе, это чувство нуждается лишь в той рассудительности, которая разумом победит порождающие страх туманности и сможет допустить то, что голова никогда не сможет постичь, а воля — осуществить. Суметь прожить великое предвестие как предназначение — суть источник и смысл внутреннего пути, пути, на котором бесконечное бытие (Sein) человека становится обязывающим осознанием (Innesein) и обретает образ в нашем конечном существовании (Dasein).

просто Соня · 14 дек 2019, 14:38

ВДВОЙНЕ СТРАДАНИЕ — ВДВОЙНЕ СЧАСТЬЕ

... Несколько другое счастье и страдание человека возникают в случае его единства или неединства со своей надмировой сущностью. Существует страдание из-за разобщенности с сущностью. А также существует и счастье вследствие единства с сущностью посреди свойственных миру опасности, абсурдности и одиночества, счастье в переживании полной неизвестности существования, которое преобразует и упраздняет страдание от мира. В счастье и страдании со всех сторон обусловленного мирового «Я» проявляется земное происхождение человека. В счастье и страдании, которые человек испытывает в случае единства или неединства с сущностью, проявляется надмировое происхождение человека, затаенный в нем Бог. Также существуют и два способа быть здоровым (невредимым). Один — в силу психофизического здоровья, подлинного трудолюбия на благо мира, другой — в силу единства с сущностью даже с чувством неудовлетворенности по отношению к миру.
...В продолжение этой живой традиции, до сего времени сохранившейся в большей степени на Дальнем Востоке, чем на Западе, и состоит задача нашего времени: открытие заново внутреннего пути, начинающегося в «мистических» познаниях — уже не как привилегии отдельных и задачи небольших тайных обществ и эзотерических кружков, а как широко распространенное движение всех тех, которые для этого уже созрели.
Стремление к успеху, возводимое в абсолют, становится роковой ошибкой. Осмысление значения внутренней жизни может действовать как вспышка: в страдании от неединства со своей сущностью он может вдруг понять, что корень этого страдания таится в вытеснении его божественной сути.

МИРОВОЕ «Я» И СУЩНОСТЬ

Пока человек закреплен в своем естественном мировом «Я» вплоть до центра своей структуры существования, все имеет свои границы, свой смысл и свое значение относительно этого «Я»: горизонт реального, вещи, ценности, человек и сообщество, а также и Бог. С признанием все изменяющего опыта сущности тем образом, которым мы участвуем в надмировом бытии, новое время открывается каждому, кто открывает для себя этот опыт, а сегодня и для всего поколения.
...Если человек пробивается к своей сущности, преодолевает границы своего «Я» и рождается заново от сути, заблуждение в том, что он господин, которому все подчинено, исчезает. Если он становится тем, чем является с точки зрения сущности, то он чувствует себя подчиненным другому, более Великому, который сохраняет его на пути через все беды и обусловленность мира, направляет его и призывает и делает его по-новому свободным и могущественным по отношению к миру. По сути дела он всегда был и остается им, является им в своей сущности, в своем божественном происхождении, от которого ему никогда не избавиться, и остается также в затаенном своего мирового «Я». Вопрос лишь в том, когда он откроет себя в нем, поскольку с точки зрения сущности сознания он «является» тем, кто он есть, лишь таким образом и в тот момент, когда он становится обращенным внутрь самого себя. В процессе обращения внутрь сущности человек познает себя как гражданин двух миров: этого, ограниченного и обусловленного пространством и временем, и другого, надпространственной и надвременной необусловленной действительности. Обе стороны относятся к целостности человека. Познать же их и допустить, выстрадать их противоречивость, в конце концов осуществить их интеграцию и именно через это стать полным (завершенным) индивидуумом, в этом и заключается предназначение и смысл внутреннего пути.

МЕЖДУ СУЩНОСТЬЮ И МИРОМ

Навыки и силы, которые нужны человеку, чтобы счастливо существовать в мире, другие по сравнению с теми, в которых он нуждался для восприятия своей сущности. Привязанность к миру угрожает единству человека с самим собой. Тело судьбы — есть продукт мира. Сущность относится не к этому миру. Так, жизнь — это вечно продолжающееся столкновение между заданной нам от рождения надмировой формой сущности и нашим теперешним, сформировавшимся в условиях мира телом судьбы, в которое прежде всего из сущности проникает то, что допускает мир. Тесное сосуществование тела судьбы и формы сущности является темой человеческой зрелости с самого детства.
С утра до вечера мир призывает нас наружу. Сущность, продолжая, зовет нас изнутри и вовнутрь. Мир требует от нас, чтобы мы все время что-либо делали. Сущность требует от нас, чтобы мы лишь допускали, чем мы сами являемся. Мир понуждает нас непрестанно к результату и держит нас в напряжении, чтобы мы достигли чего-то постоянного, завоевали положение и удерживали его. Сущность требует от нас, чтобы мы, обращенные к ней, нигде не задерживались, чтобы мы не сделали ошибки, определившись и остановившись. Мир побуждает нас к говорению и беспрестанному действию. Сущность требует, чтобы мы молчали и сами делали бы дело, не делая. Мир вынуждает нас думать о гарантиях. Сущность приободряет нас в том, чтобы мы все время решались на что-то новое. Мир покоряется нам, когда мы его фиксируем и постигаем. Сущность открывается нам, если мы ее не определяем и содержим в себе непостижимое. В мире мы ищем защищенности. Подъемная сила сущности хорошо проявляет себя, если мы можем расстаться с тем, что нас сохраняет и удерживает. Только в том случае, если мы все время оставляем то, что нас делает в мире богатыми, сущность будет вновь и вновь нас одаривать. В мире мы ищем застрахованное бытие и огражденность от боли. Созревание из сущности проходит через опасность и боль, вырастает из страдания и приносит свои плоды только при умирании.
Настоящее в нашей сущности бытие требует в случае необходимости воспрепятствовать каждому требованию со стороны мира и занимать позицию, противоположную обществу. В конце развития, обусловленного лишь зовом сущности, стоит человек, который не только освобожден от мировой зависимости, но и от давления всех мировых обязанностей. Освобожденный от всего мира, вошедший в бытие, он прекратил быть человеком среди нас. Что-то от стремления туда остается в каждом человеке. Опыт единения с бытием в сущности есть противоречие с Бытием в Мире до тех пор, пока Внутреннее не становится видимым также во Внешнем. Закрепленность в сущности не находится в противоречии с требованиями мира, а как раз является предпосылкой для удовлетворения им правильным, то есть свойственным сущности способом. Только из контакта с сущностью в нас сам мир может быть воспринят в своей сущности. «Не мог бы глаз воспринимать свет солнца, он никогда бы не смог его увидеть». Но око солнца заповедано нам от рождения, это — око неба. Мы должны учиться, чтобы его раскрыть. Око неба видит насквозь мир, отражающийся в нем на небо в оке земли. Но око земли проектирует его из мира, и делает из бесконечности, присущей ему, далекий для него небесный купол.

ПРООБРАЗ И ПУТЬ ВОВНУТРЬ

Человек, знает он это или нет, в сущности всегда хочет стать таким, чтобы быть в состоянии выразить присутствующее в его сущности надмировое.
Из заповеданной ему от рождения сущности человек узнает никогда не ослабевающее давление, обязательство, поселившееся в его совести, и вечное стремление к преобразованию своей сути в совершенно определенном образе, в котором присутствующее в его сущности бытие может неизменно появляться.
То, что находит свое проявление во всем изменении и становлении как давление, долженствование и стремление к определенному образу в качестве индивидуального и постоянного фактора, как бессомненная реальность, и есть присущий нам в сущности прообраз. Прообраз — это наша сущность, понимаемая как безошибочно ведущая нас к определенному жизненному образу, обязующая и определяющая основное стремление, формула становления, однако одновременно понимаемая и как заповеданный от рождения человеку путь. Сущность — это в большей степени путь вовнутрь, чем прообраз. Это тот путь, на котором каждый в определенном порядке может реализовывать свою жизнь в ее истинном виде. Сущность человека есть заложенный в нем от рождения путь, его истина и его жизнь, это как предвестие и предназначение; осуществление его есть смысл человеческого существования.

ТРАНСЦЕНДЕНЦИЯ

Мыслящие люди нашего времени стали более сдержанными, произнося слово «Бог». Не потому, что они больше ничего не знают или не хотят знать о Боге, а именно в том случае, когда они вновь начинают предчувствовать что-то о Боге. Именно тогда каждое слово, как бы улавливающее тайну, делающее ее «чем-то» или «кем-то», представляется им слишком незначительным, несоответствующим, даже абсурдным. И таким образом в игру вступают другие, нейтральные слова, например «трансценденция».
Что мы подразумеваем, говоря здесь о трансценденции? Мы подразумеваем то, что непостижимым образом перешагивает за горизонт нашего естественного знания и чувствования, нечто непонятное, пронизывающую всю нашу жизнь сущность всех сущностей, сверхъестественное, находящееся вне противоречий, бытие. Мы имеем в виду жизнь, Великую жизнь, которая с другой стороны есть жизнь и смерть. Мы имеем в виду все воодушевляющую сущность, в которой мы индивидуальным образом принимаем участие в нашей собственной сущности, жизнь, из которой мы вышли, в которой существуем, • в которой и только из которой мы можем стать действительно собой, жизнь, которая снова забирает нас назад и заново рождает и которая хочет быть нашим жизненным источником, смысловым центром и истинным происхождением в нас и посредством нас в качестве реальной персоны и стать очевидной в нашей жизни, т. е. в нашем познании, изображении и любви в мире.
Мы говорим об этом трансцендентном не на основе переданной веры, а на основе опыта, в котором нас затрагивает безо всяких сомнений совершенно другое измерение. Это опыт, в котором бытие касается человека, имеет с ним связь, освобождает и обязывает человека в своей сверхъестественной полноте, закономерности и единстве. Это бытие мы узнаем со стороны «Я» как «Ты». Возможно, в рациональном сознании, в котором человек вычленяет себя самого из пережитого как испытывающего силы, его уже больше ничто не трогает. В непосредственном переживании, однако же, все, что мы переживаем со стороны «Я», предстает перед нами в виде «Ты», также и трансцендентное.
Если мы в непосредственном переживании познаем трансценденцию как «Ты», почему же тогда просто не говорим о Боге? Так как для воистину постигающего и ищущего нашего времени обновление религиозной жизни бывает затруднено, а часто даже подвергается опасности, если подаренный нам сегодня первоначальный опыт божественного тотчас заключается в слове, которое вызывает в сознании теологические понятия или религиозные формулы, опустошение которых привело к кризису веры в наше время. Поэтому мы говорим обоюдно о другом измерении, о сверхъестественной жизни, о божественном бытии, о надпространственном и надвременном реальном, абсолютном, о Великой жизни, или пишем слово жизнь большими буквами, но имеем этим в виду всегда одну лишь бесконечную тайну, которая содержится в нашей сущности, отдавать себе отчет в коей и чьими служителями и свидетелями быть и есть предназначение человека (XI).
Это судьба человека, что, приходя к сознанию самого себя, он лишается защищенности в бытии. Но это шанс, страдая от разлуки, заново открыть то, чем он, по сути дела, является, а именно дитя бытия с более высоким уровнем сознания. Взрослея, человек теряет из памяти свою первоначальную родину. Достигнув зрелости, он вновь обретает ее на более высоком уровне. Он обретает ее вновь, настолько волнуясь от тайны своей сущности, что он ее воспринимает, и потом ему заново раскрывается его небесное происхождение неким освобождающим, обязывающим образом, образом, который может осчастливить по-родному. В этом восприятии сегодня и состоит дело. Однако для этого человеку необходимо новое сознание. Однако мы отдаем себе отчет в том, с какой молниеносной быстротой также и личностно искреннее переживание переносится на уровень по-деловому регистрирующего и упорядочивающего сознания и вследствие этого лишается своей плодотворности. Таким образом «непредметное» сознание остается неразвитым и запрещается человеку его наиглавнейший инструмент для продвижения по внутреннему пути. Найти этот инструмент — соответственное сущности сознание — является задачей человека в начале его внутреннего пути.

просто Соня · 26 янв 2020, 13:04

ЗНАНИЕ ВДВОЙНЕ (ZWEIERLEI WISSEN)

Существуют знания, обусловленные временем, и вневременные знания. Вечная мудрость человечества касается сущности человека, его внутреннего становления. Тут есть нечто живое и передаваемое (завещаемое) по наследству (потомству), что не зависит от времени и пространства. Эта вечная сущность всех вещей, это вечное мерило и тайна, явственно проступающая, однако сквозь все явления для того, кто обладает третьим глазом (сущим оком), содержится в празнании и праистине, которая является у человека врожденной и приобретается бессознательно (инстинктивно), и к которой он может пробудиться, обретя особое переживание.
Празнание, которое переживает века, и которое приходится открывать снова и снова, относится к сущности человека, к его нужде, его обету (обещанию, предсказанию). Оно основывается на сверхъестественном опыте и выливается в мудрость, где человек познает себя в бытии и преобразуется соответственно своему предназначению.

ВОЛНА, ЛИСТ И ЛОЗА

Чтобы осознать, что является частью целого, что сам является целым в образе части, нужно особое восприятие (осознание). Нужно восприятие, отличное от восприятия, при котором целое, заключенное в каждом, и в котором находится каждый, рассматривается как нечто противоположное (противопоставленное), от которого себя самого отличает, как нечто отделенное от него.
Три примера.
Если сказать волне: «Ты ведь море», то она ответит: «Это ты так считаешь». «А где же,— спрашивают волну,— начинается для тебя море?» «Сразу там, где заканчивается моя пена. Я — здесь, а море — там!»
А если затем спросить ее: «А ты сама, ты сама разве не являешься волной моря, разве ты сама не море в образе (виде) волны, разве море не является в виде волны»,— то волна, может быть, сможет «постичь» это головой, однако чтобы почувствовать (ощутить), что означает вся истина этих слов, нужно иметь восприятие (осознание), что море не находится больше только «там», что оно больше не существует реально (овеществленно) и антагонистично, как некий визави, а сохранено в непредметном восприятии. Лишь тогда волна осознает свое неовеществленное морское существование (бытие). Лишь в этом осознании ей станет ясно, что искажено в предметном осознании (восприятии).

То же самое с листом и деревом.
Если лист имеет о своем существовании листа лишь такое представление, что он видит себя оторванным от дерева, тогда, конечно, он должен бояться наступления осени, которая засушит его, сорвет с дерева, бросит на землю, где в конце концов он превратится в пыль. Но если бы лист понял, что он сам есть дерево в образе листа и что ежегодная жизнь и смерть листа есть жизнь и смерть дерева, то у него было бы другое восприятие (осознание) жизни. Но чтобы это понять действительно изнутри, опять-таки нужно упорядоченное восприятие, которое позволяет воспринимать самого себя в своей сути (сущности) и раскрываться как виду (образу) чего-то целого, что живет в нем. Когда же лист ощутит себя как дерево в образе листа, только тогда он без испуга и протеста вместе с другими листьями пройдет путь становления и ухода в небытие, а само дерево продолжит жизнь в вечном «умри и воскресни» ( в вечной смене жизни и смерти).

То же относится к винограду и лозе. «Да,— говорит виноград,— я расту на лозе». «Я — виноград, а там, где кончается мой черенок, начинается лоза». Он говорит так, когда он воспринимает действительность, как непроснувшийся человек, только по схеме: «Я есть я» и «это есть это». Но однажды виноград могло бы осенить изнутри, что лоза есть и в нем, а он в ней, что она часть его, что он сам есть лоза в особом образе винограда и что его собственная сущность, источник его жизни, его корни и его дом есть лоза, т. е. то целое, частью которого он является. И лишь только тогда, когда он действительно осознал бы это, у него появилось бы чувство собственного достоинства, соответствующее его сущности. Но для этого как раз нужно другое восприятие. Человек имеет двойственное начало: божественное (небесное) и земное.
Но лишь только тогда, когда он, подобно волне, осознавшей себя частью моря, подобно листу, осознавшему себя частью дерева, и подобно винограду, осознавшему себя частью лозы, осознает трансцендентно присущие ему, как целое, жизнь, смысл и родину, он будет знать о своем божественном (небесном) происхождении (начале), как опыте, предназначении, обещании и поручении, а не просто верить в это.

II
ЧЕЛОВЕК НАШЕГО ВРЕМЕНИ
ОТСУТСТВИЕ ТИШИНЫ

Человеку в наши дни недостает тишины, тишины внешней, но еще в большей степени тишины внутренней, т. е. того состояния духа, которое делает его способным познавать, сохранять и излучать (распространять) тишину (покой) и во внешнем шуме и натиске жизни. Существует особая тишина как состояние, которая не имеет ничего общего с «шумом или не шумом», даже больше того, для нее внешний шум может быть задним планом (фоном), на котором выделяется то внутреннее, что не может быть нарушено никаким шумом. Это истинная тишина (подлинный покой). Она есть состояние духа, состояние души, при котором (от которого) шум мира превращается в («шумовые эффекты») «шумовую кулису», перед которой внутренняя тишина полностью создается и осознается.
Существует тишина (покой) жизни и тишина (покой) смерти. Тишина смерти там, где нет больше никаких движений. Тишина жизни там, где ничто не сдерживает (останавливает) движения превращения. Эта тишина (покой) есть плод внутреннего (духовного) пути. Редкими стали люди, от которых исходит тишина (покой), потому что у них внутри тишина.
На место тишины, приходящей из упрочения (прочности) в сущности (в сути) пришел наигранный «покой», внешнее «приостанавливание себя». Внешний покой, являющийся результатом самодисциплины, есть, однако, нечто совсем другое, чем тишина, свидетельствующая о внутреннем состоянии духа, которому для того, чтобы существовать (быть), не нужно никакого усилия воли.
Силу, глубину и сияние имеет только та тишина (тот покой), в которой проявляется присутствие сути (сущности), которая в бытии существует по ту сторону противоречий. Подлинная тишина — это сила, происходящая из нашего божественного происхождения.
Там, где она исходит от человека, она оказывает растворяющее и одновременно регулирующее (упорядочивающее) воздействие. Она возвращает тех, кто окружает этого человека, без лишних слов к самим себе.
Под знаком сути (сущности), который выражается в ней, успокаиваются волны волнения (возбуждения). Зло (плохое) рассеивается, вопросы разрешаются как бы сами по себе. В подлинной тишине можно услышать голос жизни.
В человеке живет тайное знание того, что подлинная тишина, по которой тоскует душа, есть нечто большее, чем просто благотворное отсутствие шума, большее, чем простое равновесие между покоем и беспокойством и (высокими) запросами тела, также нечто большее, чем простая предпосылка для всего живущего в духе или условие душевного здоровья. И человек, когда он поистине счастлив, затихает (замолкает), и наоборот, там и тогда, когда может по-настоящему затихнуть, на него нисходит подлинное счастье.
Люди различны в своей восприимчивости к тишине и в своей готовности принести ей жертву. но тот, кому жизнь отказала в естественной (природной) тишине, зачастую в своей тоске по тишине и по более глубокому ее пониманию (восприятию) намного ближе к ней, этой тишине, чем тот, кто, будучи единым с природой, наслаждается ей как чем-то самим собой разумеющимся.
Искусство всех мастеров (учителей) заключается в том, чтобы (проверять) испытывать других не тем, что он умеет или высказывает, а испытывать мерой и качеством тишины, исходящей от данного человека, проверять его на равновесие и внутренний порядок (духовный), на степень и стадию душевного развития.
Сатоми Такахаши: «Зрелость? Что это...— помолчал и, спокойно улыбаясь, ответил: — Широкая тишина».
Великий искатель Сёрен Кьеркегор: «Когда его молитва становилась все более благоговейной, у него становилось все меньше и меньше слов. В конце концов он совсем умолк. Он умолк и стал слушателем, что является, возможно, еще большим контрастом к говорящему. Сначала он думал, что молиться значит говорить, но затем он понял, что молиться значит не просто молчать, но слушать. И так оно и есть: молиться — не значит слушать свою речь (не слушать, как ты сам говоришь). Молиться — это значит умолкнуть (притихнуть), молчать и с нетерпением ждать, пока молящийся не услышит Бога (глас Божий)» .

просто Соня · 25 фев 2020, 01:52

СТАНОВЛЕНИЕ «Я» И СУЩНОСТЬ

В начале и в конце, в происхождении (истоках, корнях), на протяжении всей жизни присутствует трансцендентальное «Я есть» («Я есмь»). За всем, во всем и надо всем существующим человек предугадывает (предчувствует) великое «Я есть» всей жизни, как «тишину божественного бытия», из которого появляется вся жизнь и куда она снова уходит. Каждому существу предопределено прожить «Я есть» божественной основы преимущественно своим способом (образом).
Если это «Я» уничтожается и исчезает, то что же вообще здесь еще остается? «Здесь не остается больше ничего»,— говорит «западный человек», идентифицированный (отождествленный) с этим «Я». Мудрость же Востока гласит, что лишь только тогда и появляется (расцветает) действительность, которая не принадлежит этому миру (не от этого мира).
Своей сутью (сущностью) человек индивидуальным образом участвует в бытии так же, как своей маленькой жизнью, ограниченной рождением и смертью, он участвует в Великой Жизни, не ограниченной пространством и временем. «Суть» — это способ, с помощью которого бесконечное начало человека присутствует в его конечности, обусловленной «Я». .... Таким образом, существует удачное «Я» и неудачное «Я». Удачным является «Я» человека только в той мере, насколько оно не мешает (не препятствует) прозрачности для проявления сути в жизненном образе, соответствующем ей, а способствует и в определенной мере гарантирует ее (прозрачность).
Речь идет не о разрушении всякого (каждого) «Я», а об освобождении от неверного «Я» и о создании мира «Я», прозрачного для сути (существа).

... Совершеннолетним человек является в той мере, в какой постоянно имеет мужество проходить через тайны (неизвестности) жизни и, допуская и серьезно воспринимая обязующую тишину, из которой к нему взывает глубина.

III
ОПЫТ БЫТИЯ
РАЗГОВОР

— Что я могу сделать, чтобы то, что я пережил, вернулось, нет, больше, чтобы я мог остаться связанным с тем, что я тогда пережил.
— Что ты пережил?
— Этого я не знаю — я знаю только, что это было огромно (сильно). Во мне все еще продолжает дрожать (трепетать).
— Прекрасно? Хорошо?
— Совершенно за границей понятий «прекрасно» и «хорошо». Было просто «это»!
— Что это значит? (чем оно определяется)
— То, от чего оно зависит. Сильно (огромно), неописуемая полнота (избыток чувств) — свет — любовь — все в одном!
— Итак, событие!
— Намного больше, чем просто событие (переживание). «Переживание» — это звучит так «субъективно». Это нечто намного большее. Это было присутствие; присутствие, я не знаю, чье, но присутствие, которым меня удостоили.
— А ты?
— Я стал вдруг совсем другим, совершенно свободным, самим собой и во мне (в себе), и одновременно связанным со всем. Я больше ничего не знал и одновременно знал все, я был заряжен какой-то силой и чрезмерно счастлив. Я был какое-то мгновение совершенно самим собой, нет, вообще больше не было «Я», и все-таки я был «Я», даже намного большим «Я», чем когда-либо.
— А что ты делал перед этим?
— Ничего. Это обрушилось на меня, как гром с ясного неба, захватило, одолело меня, полностью опустошило, наполнило меня, загнало меня в меня, уничтожило меня и снова вывело меня и возвысило надо мной. Т. е. это совершенно невыразимо.
— А ты был смущен, сбит с толку; мир вокруг тебя, каким был он?
— Сбит с толку? Вовсе нет. Ясность была, как никогда. Больше того, я видел то, чего еще никогда не видел.
— Что?
— Я видел внутри вещей, сквозь них, до их «ядра». Я не могу этого описать. Все имело совсем другой смысл. Все было точно тем, чем оно было, и одновременно много большим, совершенно чем-то другим и как раз благодаря этому совершенно самим собой.
— А ты?
— Точно так же. Абсолютно нечто другое, совсем другой и как раз в этом самим собой.
— А теперь?
— Да, а теперь! Теперь я ищу кого-нибудь, кто мне это все объяснит. Нет, зачем объяснять, подтверждать, «снимет» с меня это, и более того, поведет меня. Я знаю, это лежит в этом направлении.
— Что?
— Смысл. Предназначение. То, для чего мы вообще здесь. Мне нужен кто-то, кто это «знает» и...
Тысячами ведутся сегодня такие разговоры. Повод для них всегда одинаковый: вторжение потустороннего бытия в наше осознанное существование, оно может быть пугающим, обещающим (предвещающим), обязывающим, во всяком случае достаточно веским, чтобы побудить человека, которого оно поразило, принять его всерьез и искать кого-нибудь, кто бы помог ему выйти из трудного положения.
Событие, которое дает повод для таких разговоров, может иметь разную глубину (значимость) — это может быть прикосновение или переживание огромной силы. Так различают ощущение бытия (соприкосновение с бытием) и опыт бытия).

СОПРИКОСНОВЕНИЕ С БЫТИЕМ

Как серебряный поток тянется через годы весть о людях, которые, будучи как громом пораженные, познали однажды другую действительность, которая вывела их на другой уровень. Потрясающий опыт потустороннего (надмирового) бытия, вторгающегося в их привычное существование.
Существуют минуты и часы, когда мы неожиданно для себя ощущаем себя перемещенными в особое состояние, в котором непонятое нами бытие касается нас. Совершенно внезапно на душе становится как-то странно (своеобразно). Мы ощущаем себя в настоящем, абсолютно точно здесь, и все же мы не направлены (ориентированы) на нечто определенное. Мы чувствуем себя странным образом «круглыми», «замкнутыми» в себе и одновременно открытыми таким образом, что раскрывается большое богатство (избыток, изобилие). Мы как бы парим и в то же время уверенно и ровно движемся по земле. Мы как будто отсутствуем и все-таки абсолютно присутствуем, мы как будто опустошены (безжизненны) и, однако, полны жизни. Мы погружены в самих себя и одновременно до глубины души близки всем. Мы отрешены от всего и одновременно участвуем во всем, мы всему обязаны (со всем связаны) и не привязаны ни к чему. Мы ощущаем на себе непонятное управление (руководство) и одновременно свободны. Мы чувствуем себя свободными от всех вещей и притязаний, бедны на Земле (в мире), а изнутри полны до краев, сильны и богаты. В такие минуты мы чувствуем себя пронизанными чем-то драгоценным, что одновременно является очень хрупким (легко бьющимся). Так получается, что непроизвольно начинаем двигаться осторожно, боимся остановиться и очень пристально посмотреть на то, что с нами происходит.
Пра-знание говорит нам, что здесь нельзя нарушить теплый полумрак бодрствующей души лучом нашего фиксирующего сознания, который замораживает все живое. Там, где нас касается (соприкасается с нами) бытие, мы всегда как будто бы слышим голос мистиков: «Видеть (смотреть), как будто бы не видишь; слушать, как будто бы не слышишь, чувствовать, как если бы не чувствуешь, иметь, как если бы не имеешь!»

Но удивительное (чудесное) проходит. Оно вдруг исчезает. Достаточно оказывается того, что мы удивляемся и спрашиваем: «Что это?» И оно исчезает. В таком опыте нечто превышает наше обычное восприятие (сознание) и мы узнаем нечто, что имеет трансцендентную природу. Даже пусть этот опыт длится какую-то долю секунды, но тем не менее он вводит с настоятельной очевидностью ту жизнь в сознание, которая бессознательно оказывает решающее влияние на все наши обычные «Я»— мир—переживания.
Человек не знает, что это такое, что он переживает, не знает, кто это, в ком он на мгновенье узнал себя, но он вдруг ощущает себя совсем другим и совсем в другой силе. Он не знает откуда и не знает зачем. Он знает только: «У меня есть сила, которую нельзя уничтожить». Здесь бытие коснулось человека. Оно вошло в его сознание, т. е. бытие смогло стать сознанием, потому что естественное «Я» уступило и разбилась скорлупа, в которой он обосновался (устроился), и которой одновременно защищался (загораживался) от бытия.
Опыт, в котором человек в испытании (переживании) присущего (имманентного) ему по ту сторону смерти теряет страх, есть опыт, который дает человеку повод говорить о потустороннем (надмирном) бытии.
... им неожиданно открывался более глубокий смысл; смысл, не имеющий ничего общего со смыслом и бессмыслицей нелепостью) этого мира. Неожиданно человек чувствует себя перенесенным (поставленным) в непостижимый для него порядок. Ясность освещает его. Нельзя сказать, через что идет эта ясность (прозрачность), на (в) чем и для чего она. Это совершенно необъяснимо, но человек пребывает просто «в потусторонней (надмирной)» ясности, как перед этим «в потусторонней силе».
Самосознание ценности «Я»-мира зависит от оценки человека другими людьми. Самосознание ценности, основанное на (в) сути, абсолютно не зависит от этого. Оно узнается как раз там, где мир отвергает человека, не понимает или презирает его. Это основа царской (королевской) независимости.

МОГУЩЕСТВО, МУДРОСТЬ, ДОБРОТА

Опыт бытия есть опыт такого измерения, в котором человек превзошел и преодолел существование во времени и пространстве со всеми его бедами. Человек испытывает себя в своей сути и благодаря ей в надмирной (потусторонней) силе, в мощи, о которой он никогда и не подозревал, в ясности мудрости, которая ставит вопрос о смысле в совершенно другой плоскости, он одновременно познает себя (испытывает) в любви, которая затем изливается в доброте, полностью независимой от условий, симпатий и антипатий, от добра и зла, в том, что она (доброта) объемлет. Надмирная (потусторонняя) мощь, мудрость, доброта — разве это не те три великие «качества» («Свойства»), которые все религии приписывают своим Богам? К такому выводу с удивлением, наводящим ужас, может прийти тот, кто обнаружит эти три свойства в себе. Конечно, но высказать подобное разве не есть субъективизация и психологизация божественного или это опасная наглая заносчивость, поднимающая здесь голову? Ни то, ни другое! Это есть выражение того опыта, что мы в своей сути сами участвуем в божественном. Только до тех пор, пока человек остается прикованным к чересчур человеческим барьерам своего объективного (предметного) восприятия с центром в «Я», как фактически все познается, до тех пор утверждение, что в основе он сам участвует в божественном, кажется человеку значимым. Как раз это участие в божественном бытии и надлежит познать и принять, и это не является признаком наглой заносчивости, а есть признак подлинного смирения.

Ошибочным предположением неопытного человека является то, что познание нашей божественности якобы делает его «заносчивым» («высокомерным») , напротив, как раз оно-то и позволяет нам ощутить бесконечную дистанцию и провести различие между тем, чем стал человек под воздействием условий мира и тем, что он есть в сути своей (выраженный в своей сути) и чем он окончательно должен быть.
Поэтому осознание грехов и чувство вины могут создавать образ человека только там, где ответственным за создание образа недостает опыта бытия, чтобы установить мир «Я» (Welt-Ich), а даже и испытав это однажды, они не отваживаются признать это из страха перед наглой заносчивостью.
Мы должны освободиться от вводящей в заблуждение традиции, которая из страха перед опасностью заносчивого превосходства избегает гордого самосознания, царственной, в своей основе, сути, и теоретически рассматривает человека в неверной антропологии, которая, будучи слишком узкой, практически навязывает человеку чувство неполноценности.
Грешен будет тот человек, который стоит в стороне от того, чем он в своей сути является от Бога, если он познает это, но не хочет допустить мысли об этом; но не грешен тот, кто воспринимает это с ощущением счастья, и как призвание с чувством собственной ответственности пытается выполнить то, что он переживает как предсказание (обещание), свойственное нам всем как детям и гражданам царства, принадлежащего не этому миру.
Часы милости, опыта (познания) милости, единородной с нашей сутью. Мгновения всеохватывающего превращения! Совершенно неожиданно, совершенно без всякого повода человек чувствует, что он как будто бы стал совершенно другим и все вокруг — люди и вещи освещены другим светом, и свет этот идет из другой сути (середины, основы).
Важно осознать эти обе возможности: возможность опыта бытия, как поворота (перемены) беды; и опыта бытия, при котором как бы безо всякой причины, просто как подарок, суть входит в сознание, святясь как луч из другого мира, который освещает все другим светом (заставляет все засветиться другим светом).
...Впереди добродетели Боги поставили тяжкий труд (пот) — перед входом в свое «царство» — оставление «царств» жителей этого мира.

просто Соня · 06 апр 2020, 09:26

Опасность висит в воздухе, опасность быть уничтоженным как старое «Я», но именно поэтому воздух полон и предсказанием (обещанием) нового бытия. И таким образом, путь, направленный на Божественное, постоянно сопряжен с опасностью и полон обещаний (предсказаний).

ПРЕВРАЩЕНИЕ

Что могло бы быть сильнее для доказательства «пережитого», чем то, что оно кардинально преобразует человека и одним взмахом заставляет его увидеть мир по-другому, начать новую жизнь и делает способным кардинально отличаться от того, как человек жил до сих пор.
Что могло больше заслужить оценку «действительно», чем то, что преобразует человека, испытывающего страх, в человека, который больше не боится смерти, из человека, приходящего в отчаяние от бессмысленности и несправедливости мира, в человека, который через весь абсурд ощущает более высокий смысл, из человека, погибающего в безутешности своей покинутости, в человека, который в ней испытывает (узнает) Великую безопасность (защищенность). Как можно отказать в характере действительности, а именно, в характере потусторонней природы тому, что порождает подобное преобразование в сверхъестественное поведение, познание и переживание?

Другое измерение, трансцендентальная действительность проявляется в жизни не только как избавитель от беды, как потусторонняя (надмирная) полнота и сила, освобождающая нас от страха уничтожения, как потусторонний (надмирный) смысл, избавляющий нас от абсурда, как все связующее единение (единство), спасающее нас от безутешного тотального одиночества. Оно проявляется также как действительность, внезапное возникновение которой «сбивает с ног» того, кто живет только как «Я»-мир и довольствуется порядком смысла и ценностей этого мира.
Чистая совесть оказывается фасадом (личиной), за которым скрываются трусость (робость, нерешительность), ложь и вина. Ценности, которым старался следовать человек (не только эгоист), подвергаются в своей сути сомнению...
И наконец, когда он выстрадал одиночество, последнее непереносимое одиночество, он познает избавление в «возвращении домой» в любовь бытия. Он принял с рождения данную ему милость, что он является «этим» в основе своей сути, и в отказе от всех притязаний мира «Я» на выживание, смысл и безопасность познал блаженство своей сути, скрытой в надмирности (потусторонности), сути, в которой он никогда не был свободным.

РОЖДЕНИЕ НОВОЙ СОВЕСТИ

Любой подлинный опыт бытия содержит блаженное переживание освобожденности от узости и нужды всей обусловленности (условности) мира, и тем самым содержит нечто от счастья полноты, о которой человек и не подозревал, от счастья бесконечного смысла и надмирной (потусторонней) защищенности (безопасности). Но действительно «настоящим» является только такой опыт бытия, когда он идет вместе с рождением или обновлением совести, т. е. означает не только освобождение, но непременно налагает и обязанности (обязательства), и готовит или возрождает (возобновляет) к новой жизни, проникающим и определяющим смыслом которой отныне и впредь будет «внутренний путь».
...Третий вид совести — абсолютная совесть. Она познается (проявляется) там, где более высокая инстанция вынуждает человека сделать нечто, что оставляет позади себя первый вид совести и исключает второй вид совести, требуя при известных обстоятельствах (при необходимости) неверности, предательства, скандала. В этом виде совести властно проявляется требование сути, которое отменяет все связи и обязательства этого мира: «пусть мертвые хоронят своих мертвецов».

ПОЯВЛЕНИЕ ПРОТИВНИКА

...Человек на этом пути должен научиться распознавать свое родство с отрицательной трансцендентальностью. Тайную силу притяжения Зла. Дьявол (враг, противник) в нас. У человека (есть) дьявол в теле. Только тогда, когда он это осознает, он может стать силой, которая хочет Зла, но творит при этом Добро!

ПРОЗРАЧНОСТЬ

Там, где бытие как полнота входит в сознание, состояние прозрачности познается как сила присутствия бытия, сверкающего в своей созидающей потенции. Человек, переживающий это, словно ощущает божественный elan vital, чувствует в избытке жизни, распирающей его, как обновляющие, так и формосозидающие формулы жизни, хранящие и обновляющие силы глубины. Он познает все это подобно бесконечному потенциалу, который, протискиваясь в сознании, почти взрывает его.
Опыт (познание) бытия — это звезда, вокруг которой вращается религиозная жизнь всех религий. И хотя и отличается по глубине, постоянству (длительности) и окраске, в сути своей всегда тот же, называется ли он Satori, Samadhi или Präsentia Dei (Сатори, Самадхи, присутствие Бога).
И в зависимости от готовности уровня и степени зрелости человека он существует либо как мимолетный взгляд встающего ото сна в предметном восприятии, либо как окончательное прозрение к новой перспективе.
Но озарение (просветление), будь оно одноразовым или повторяющимся, длительным или краткосрочным, не создает еще озаренного (просвещенного) человека, милость не создает человека, преображенного милостью. Таким образом, следует отличать переживание (событие) от превращения, инициальный опыт от инициального пути, который только готовит к этому опыту, кружится (вращается) вокруг этого опыта и познанное в этом опыте воспринимает как призвание к превращению.

Миры Юнга

Re: Юнг

Re: Юнг

Re: Юнг

Re: Юнг

Re: Юнг

Re: Юнг

Re: Юнг

Re: Миры Юнга

Re: Миры Юнга

Re: Миры Юнга