Торчинов "Учение о Я и личности в буддизме"

[просто Соня]

Развитие силы распознавания при помощи практики происходит на стадии, известной как «актуализация внутренне присущей природы» или «проявление дхарматы». За ней приходит черёд стадии «возросшего опыта». Далее следует «достижение полноты осознавания» или «вершина осознавания». В конце концов достигается то, что называется «истощением явлений и концепций». Это и можно считать истинной устойчивостью. На этом этапе уже нет ни «пребывания в равностности», ни «перехода из равностности в постмедитацию». Этого разделения более не существует.
Та грань, которую мы ощущаем между состояниями медитации и постмедитации, возникает благодаря замешательству. Когда замешательство растворяется, наступает состояние медитации. Когда замешательство возвращается, наступает постмедитация. После того как замешательство очищено и растворено, исчезает и черта, разделяющая медитацию и постмедитацию. Попытайтесь вы намеренно обнаружить состояние заблуждения, вы просто не сможете его отыскать!

В то же самое время всё, что бы ни возникало, воспринимается в точности таким, как оно есть на самом деле. Не пребывая в заблуждении, мы вместе с тем воспринимаем заблуждения других существ. Таков ум будды. Представьте себе, будто в комнате находятся двое: один спит и видит сны, а другой, обладающий способностью ясновидения, позволяющей знать, что происходит в уме других, бодрствует. Ясновидящий знает, что снится спящему: слоны, люди, дома, что угодно. Ясновидящий в точности знает, что именно видит во сне спящий, однако для того, чтобы это знать, ему самому не нужно засыпать и видеть сны. Подобным образом будда, не пребывая в заблуждении сам, может очень верно и точно знать о заблуждениях других существ, благодаря мудрости, воспринимающей всё сущее.
Это и есть то, что в буддизме называется просветлением. Это не означает, что иных видов просветления не существует. В буддизме достижение просветления означает, что практикующий медитацию прошёл все четыре стадии — «актуализацию внутренне присущей природы», «возрастающий опыт», «достижение полноты осознавания» и «истощение концепций и явлений». Тогда то, что прежде было основой, созревает как дхармакайя плода, а самбхогакайя и нирманакайя проявляются для того, чтобы служить благу всех существ.
Поскольку число живых существ несметно, тела эманации, магические творения нирманакай, действующие во благо других, также неисчислимы. Это и есть то, что называют «реализацией дхармакайи ради собственного блага и проявлением рупакайи на благо других». Это окончательное достижение, совершенное очищение от всех заблуждений.

Ученик: Как можно принести пользу другим, упражняясь в постижении пустоты?
Ринпоче: В настоящее время мы ещё находимся на пути, и нам нужно упражняться в ригпа, «единственном достаточном царе». С какими бы проблемами мы ни столкнулись, в какой бы ситуации ни оказались, распознавание ригпа может разрешить все проблемы. Всё, как спонтанное присутствие, заключено в ригпа. И в самом деле ригпа включает в себя всё. В ригпа заключено самоотречение и сострадание. Поскольку это состояние бытия является пробуждённым и ни за что не держится, оно естественным образом обращено ко всем живым существам. Оно не отворачивается от существ, не поворачивается к ним спиной и никого не отвергает.
Также в нас присутствует глубокое понимание ценности источника наставлений, учащих тому, как нужно распознавать эту природу. Его можно назвать глубоким пониманием ценности передачи учений. Это и есть преданность.
Пребывание в спокойствии без опоры, распознавание пустотной сущности сами собой совершенствуют накопление мудрости. В то же время ничто не блокируется. Всё воспринимаемое, все переживания раскрываются беспрепятственно, что приводит к накоплению заслуги при помощи опоры, или отправной точки. Сама по себе тренировка ригпа без каких-либо усилий приводит к совершенствованию стадии завершения. Всё воспринимается живо и ясно, вне попыток сохранить какую-либо вещественность, без фиксации на чём бы то ни было. Совершенствование стадии развития состоит в отсутствии разделения между тем, что воспринимается, и пустотностью всего сущего. Таким образом, все аспекты пути спонтанно и без усилий совершенствуются в практике подлинного состояния ригпа.

Итак, как мы можем принести пользу другим существам, упражняясь в постижении пустоты? Это становится возможным потому, что природа пустоты, эта несотворённая природа ума, одинакова у всех — у будд и у всех существ, включая нас самих. Мы естественным образом связаны с каждым из них, а тренируясь в распознавании пустоты, мы актуализируем эту связь со всеми существами. Фактически мы связаны не только со всеми существами, но также и со всеми просветлёнными — со всеми буддами, мастерами линий передачи учения и прочими. Мы устанавливаем с ними связь в тот момент, когда просто пребываем в переживании природы пустоты.
Все просветлённые мастера, все будды как бы подключены к одному электрическому кабелю пустоты. Всё, что нам нужно сделать, это оставить выключатель включённым. В мгновение, когда мы щёлкаем выключателем, то есть в момент, когда мы уже не заняты ни мыслями о прошлом, настоящем и будущем, ни иными концептуальными умопостроениями, мы естественным образом подключаемся к сети, и сквозь нас автоматически начинает течь ток благословений всех будд. В этот момент не остаётся преград и ничто не препятствует потоку. Мы уже подключены посредством природы несотворённой пустоты.
Именно таким образом, благодаря постижению вами пустоты, приносится польза всем существам. Если вы действительно хотите помочь другим существам, то просто оставайтесь в состоянии ригпа, не сосредотачиваясь ни на чём. Это, образно выражаясь, включает вас. В точности так, как включается магнитофон. Все его действия и функции осуществляются вполне естественно. Он будет записывать, проигрывать и так далее, но при условии, что кнопка «вкл./выкл.» будет находиться во включённом положении. Наша работа и её цель заключается в том, чтобы просто быть включёнными.
Продолжим аналогию — что такое в данном контексте «электричество»? Это то, что возникает, когда мы пребываем в настоящем моменте, оставаясь свободными от мыслей трёх времён. У нас уже есть внутренняя проводка, но концы проводов должны быть подключены к сети. Получая указующие наставления мастера и распознавая природу ума, мы как бы подключаем эти провода. Понимание возникает тогда, когда ток начинает течь по нашей сети. То, что нам нужно делать, — это всегда оставаться включёнными, ярко сияя каждое мгновение.

Ученик: Мы читали: «Хотя мысль есть дхармакайя, я не осознаю этого». Как осознать это?
Ринпоче: Мысль становится дхармакайей только после распознавания истинной природы того, чем является мысль. Фактически мыслей не существует, нам только кажется, будто в уме возникла мысль о чём-то. Это кажущееся наличие мыслей обманывает нас, заставляя поверить, будто мысли действительно возникают в сознании. Если же попытаться исследовать, чем является мысль, то мы ровным счётом ничего не обнаружим. Нам просто кажется, будто что-то есть. Можно сказать, что мысль — это маска, ложное проявление ригпа, имитация того, чем на самом деле является ригпа, своего рода гримаса. Это не настоящее. А поскольку что-то настоящее всё же существует, то очень легко ошибиться, приняв подделку за оригинал. Таким образом, благодаря тому, что ригпа существует, можно сказать, что существуют и мысли. Благодаря ригпа есть мыслящий ум, благодаря дхармакайе есть всеоснова. Если нам совершенно ясно, что такое мысль, то мысль есть дхармакайя. Но из-за того, что подобное утверждение может вызвать определённую путаницу, лучше всего говорить, что дхармакайя является сущностью мысли.
На самом деле я и раньше намекал на это. Вот и позавчера я об этом говорил: однажды кажущееся движение мыслей уже перестаёт ощущаться как реально существующая мысль, становясь игрой или раскрытием изначальной пробуждённости. В противном случае Будда не обладал бы осознаванием, Будда пребывал бы в абсолютном забытье, не имея представления о том, что и где происходит. Состояние, в котором мы должны упражняться, не должно быть таким. Всеведущая мудрость будды осознаёт всё происходящее. Подобное осознавание не выражается в виде конкретных мыслей, однако несмотря на это всё воспринимается. Любая мельчайшая деталь. Вы могли бы сказать, что такое осознавание есть мысль, но лучше сказать, что это — игра исконной пробуждённости.
Ещё вопросы?

Ученик: Может ли ригпа проявиться, оставшись нераспознанной?
Ринпоче: Да, это возможно. Это происходит, поскольку ригпа является внутренне присущей нам природой. Иногда мы не заняты размышлением о чём-то прошедшем, у нас нет мыслей ни о будущем, ни о настоящем. Мы на мгновение оказываемся без мыслей, но при этом не распознаём, что это ригпа. Это может случаться многократно в течение одного дня. Но от этого не будет никакой пользы, до тех пор, пока нам ничего не известно о том, что это такое. Представьте себе, что мой трон сделан из чистого золота, а я об этом ничего не знаю. Какой мне прок от этого золота? Скажем, я действительно беден, и у меня нет денег даже на еду. Я бы умирал с голоду, понятия не имея о том, что восседаю на огромном куске золота. Мне бы это не помогло. Точно так же ригпа или дхармакайя всегда с нами. Они неотделимы от нас. Просто мы об этом не знаем.

Ученик: Я запутался в вопросе о субъектно-объектных отношениях.
Ринпоче: Выражаясь простым языком, это происходит в силу ошибочного восприятия всего не таким, каково оно на самом деле. Дхармакайя становится дхармакайей не только тогда, когда вы её узнаете. Это как золото: золото есть золото независимо от того, знаете вы об этом или нет. Но если дхармакайя не распознаётся посредством ригпа, нам она никак не поможет. В момент распознавания маленький кусочек золота становится видимым. Оставшаяся часть золота всё ещё остаётся лежать под покровом привычки. Распознавание ригпа постепенно устраняет остаток покрова. Ригпа обладает познающим качеством. Одновременное осознавание всех трёх качеств и есть ригпа. Это лишь часть, краешек дхармакайи.

Ученик: Мне кажется, что, распознавая ригпа, я перестаю испытывать некоторые физические ощущения. Это настоящее распознавание или нет?
Ринпоче: Весьма непросто ощущать себя так, будто тела
никогда не существовало. Различные аспекты ощущений, восприятий, построений и знаний должны быть очищены медленно и постепенно.
Вполне вероятно, что вы практикуете правильно. Верная техника заключается в том, чтобы распознать и полностью всё оставить. Полностью. Отпустить всё. Этого достаточно. Не нужно потом заниматься перепроверками, чтобы убедиться в том, что это ригпа. Может быть, ригпа, а может, и нет — на данный момент это не важно. Это не та ситуация, когда необходимо решить — ригпа это или нет, и если это не ригпа, то нужно что-то срочно предпринять. Вы просто распознаёте и оставляете всё как есть. Рано или поздно это станет чем-то настоящим. Если иногда это что-то настоящее, а иногда — нет, это нормально. Нет необходимости насаживать ригпа на гарпун, чтобы убедиться в том, что вы его поймали.
Иногда распознавание происходит быстро и красиво. Иногда вы создаёте целое облако концепций, и тогда мысли, словно тучи, окутывают вас. Но в любом случае совершенно не важно, преуспели вы в отдельно взятой сессии или потерпели неудачу.
Если вы продолжаете тренироваться, то всё, что бы ни возникало, постепенно уйдёт или очистится подобно ржавчине, удаляемой с медной поверхности.

Иногда кажется, что освободиться от мыслей очень трудно. Складывается ощущение, будто вы безнадёжно захвачены ими в плен. Тогда может помочь следующий метод: нужно громко воскликнуть ПХЭТ, с силой хлопнуть себя по коленям и всё отпустить. Но не фокусируйтесь на том, как именно вы хлопнули себя и что вы при этом почувствовали: это лишь метод, необходимый для того, чтобы прервать образование мыслей. Мысли — по определению нечто созданное, или сформированное. И поскольку они обусловлены, их без труда можно
прервать или разрушить. Данная техника — это способ обрыва, или резкого прекращения потока формируемых концепций. В этот момент вы должны оставить всё как есть и распознать. Распознать ригпа. Но если этого не происходит, то с таким же успехом можно использовать и электрошоковую терапию! Дело ведь не в шоке, прерывающем поток мыслей, а в необходимости распознать свою изначальную природу.
В данном случае рассеивание облаков мыслей не является основной задачей. Основная идея заключается в том, чтобы распознать и позволить этому состоянию длиться.
Используя в данном контексте термин «распознать», не следует к нему привязываться. Это не тот случай, когда нечто распознаётся чем-то или кем-то ещё. Это означает простое пребывание в этом состоянии, такими, какие мы есть.
Иногда Будда прекращал свои речи и пребывал в безмолвии. Почему? Потому что всё сказанное является лишь внешней формой Дхармы. Любое изречённое слово принадлежит относительной истине. Чтобы это показать, Будда порой хранил молчание. Безмолвие также является учением.
Как сказано в Хвале Праджняпарамите:
То высшее познание, что за пределами всех слов,
Всех мыслей и всех описаний,
Подобно сущности пространства Не возникает и не исчезает.
Оно есть область личной, самоосознающей пробуждённости.
О, Матерь всех будд трёх времён,
Пред тобою склоняюсь в почтении.
Эти строки относятся к сфере изначальной пробуждённости, а не к области концептуального ума. Почему эта изначальная пробуждённость зовётся Матерью будд трёх времён? Она зовётся так, потому что благодаря её постижению будды трёх времён стали пробуждёнными существами. Потому что благодаря ей все будды настоящего и будущего пробуждаются и будут пробуждаться.
Речь здесь не идёт о матери, родившей человека, ставшего буддой; и не о великой матери, в буквальном смысле приходящейся матерью всем буддам. Быть буддой означает быть свободным от замешательства, а ваша личная, самоосознающая пробуждённость, являющаяся средством освобождения, подобна породившей его матери.

Ученик: Присутствуют ли три кайи в момент ригпа?
Ринпоче: Когда говорится о том, что ригпа включает в себя три кайи, то подразумевается присутствие потенциала их семени или части полностью сформированных кай. Пустотная сущность есть семя дхармакайи, познающая природа — семя самбхогакайи, а неограниченная способность — семя нирманакайи. Но это ещё не совсем развившиеся три кайи, я бы так не сказал. Момент ригпа является частью основы, являясь при этом и частью плода, или конечного результата. Он как связующая нить между основой и плодом. Наличие такой связи означает, что некоторая часть плода уже присутствует.
Каким образом три кайи плода присутствуют в моменте ригпа? Пустотность вашей сущности является выражением присутствия дхармакайи. Познающее качество вашей природы выражает присутствие самбхогакайи. И, наконец, качество нирманакайи, беспрепятственное и неограниченное, исходящее и поглощаемое вновь, неизменно и беспрепятственно служащее благу существ, присутствует в нас уже сегодня в виде неограниченной способности. «Неограниченность способности» означает, что, будучи воспринимающей и пустотной, она не ограничена ни тем, ни другим. Это то, о чём говорится в строфах внутреннего прибежища:
В пустотной сущности, дхармакайе,
В познающей природе, самбхогакайе,
И в разнообразной способности, нирманакайе,
Я принимаю прибежище вплоть до просветления.
На самом деле это означает следующее: то, что сейчас, на стадии основы, является вашей пустотной сущностью, впоследствии станет совершенной дхармакайей. Ваша познающая природа является тем, что станет совершенной самбхогакайей, а ваша неограниченная способность — это то, что станет совершенной нирманакайей. А раз это так, то мы полностью доверяемся этим трём качествам. Это понятно? Всем это понятно?

Ученик: Означает ли это, что в будущем все три кайи проявятся?
Ринпоче: А где вы сейчас? Вот прямо сейчас? Если в данный момент вы распознаёте ригпа и ваши омрачения очищаются, то кем вы станете потом, когда по мере вашего продвижения омрачения будут полностью очищены? чем дальше и дальше мы практикуем, тем больше очищаются наши омрачения, пока, наконец, мы не достигаем полной свободы от омрачений. Это случится в будущем. Но то, что произойдёт в будущем, основано на том, что происходит сегодня.
Мы пока не говорим о дхармакайе или Великом совершенстве.
Сначала нам нужно побольше узнать об относительном и абсолютном уровнях. Пока же вы заняты в основном относительной истиной. Вы ещё не пришли к абсолютному уровню. Для вас до сих пор актуально понятие времени. Представления о времени ещё сохраняются, не так ли?
Ученик: Да.
Ринпоче: Мы говорим о Великом совершенстве личности. В самом Великом совершенстве нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего; очищать нечего. Но нас это не касается. Ведь очень просто определить, на какой стадии пути вы находитесь. Суньте палец в огонь. Если вам стало больно, то вы всё ещё на пути! Или слегка порежьте руку ножом. Если вы находитесь на стадии плода, окончательного созревания, вы не ощутите пореза, так как все обусловленные явления уже будут очищены. В противном случа, вы, несомненно, почувствуете боль.
В наши дни можно часто встретить людей, которые заявляют о том, что они просветлённые. Проверить истинность этих заявлений довольно просто: столкните их с крыши многоэтажки или бросьте за борт посреди большого озера. Многие люди придерживаются ложных воззрений! Можно сказать: «Я прошёл часть пути и достиг некоторой реализации». Но если вы говорите: «Я просветлённый. Я будда» или «Я вышел за пределы практики, мне не в чем более упражняться, я преодолел заблуждения», — вы подразумеваете, что в потоке вашего бытия не осталось ни тени замешательства и что вам ничто не может навредить — будь то форма, звук, запах, вкус, тактильные объекты или что бы то ни было.
В наши дни некоторые духовные учителя действительно считают себя просветлёнными. я имею в виду людей, которые действительно убедили себя в том, будто они — будды, полностью пробуждённые существа. И они действительно в это верят. Их представления о просветлении весьма ограниченны. То о чём они говорят, это не просветление с точки зрения буддизма. Вероятно, это является некой разновидностью просветления, но только не в буддийском смысле этого слова.
Термин «просветление» (enlightenment), сам по себе не является буддийским. Это английское слово, используемое на Западе. По-тибетски просветление обозначается словом сангье, что означает также и «будда». Дословно этот термин переводится как «полностью очищенный от всех омрачений». Пожалуйста, чётко уясните этот момент и не путайте просветление с чем-то другим.

Подлинный практикующий остаётся спокойным в любой ситуации, что бы ни происходило. Ощущение спокойствия сопровождается переживанием счастья, но в то же самое время и чувством печали, нежной грустью, вызванной разочарованием в сансаре. Даже если сансара осталась позади, всё равно остаётся ощущение утомлённости этим явлением как таковым. Переживаемая нежность воплощает в себе преданность и сострадание. Это чувство не позволяет нам повернуться спиной ни к одному живому существу. Тулку Ургьен Ринпоче никогда не считал себя важнее других, но всегда относился к другим, как к людям более значимым, нежели он сам. Подводя итог всему вышесказанному, хочу сказать вам одну важную вещь: чем свободнее вы будете внутри, чем более открытыми и расслабленными людьми вы будете, тем лучше.

[просто Соня]

Торчинов - Философия буддизма Махаяны

Ныне буддологи склонны рассматривать буддизм как принципиально плюралистическую традицию, отказываясь от попыток найти некий «эталонный», «нормативный» или даже «классический» буддизм.
Главная проблема заключается в том, что мы до сих пор лишены понимания буддизма как единого во всем своем многообразии религиозного и культурного феномена и мозаика отдельных текстов и направлений заслоняет от нас целостность буддизма, вмещающего в себя все это многообразие и не существующего вне его.

ЦЕНТР
«ПЕТЕРБУРГСКОЕ ВОСТОКОВЕДЕНИЕ»
Е.А. Торчинов
ФИЛОСОФИЯ
БУДДИЗМА МАХАЯНЫ
ГЛАВА 1
БУДДА И ВОЗНИКНОВЕНИЕ БУДДИЗМА

В опоре буддизма даже не столько на сословие кшатриев, сколько на царскую власть как таковую была скрыта существенная опасность, в полной мере проявившаяся в период так называемого упадка буддизма в Индии, приведшего к практически полному исчезновению буддизма на его родине (VII—XIII вв.) Собственно, никакого упадка не было В монастырях-университетах (Наланда, Викрамашила) продолжала расцветать монашеская ученость, писались утонченнейшие трактаты по логике и эпистемологии, выигрывались диспуты, тантрические йогпиы-махасиддхи (великие совершенные) собирались на свои мистические пиршества и предавались созерцанию в лесах и на кладбищах Просто цари постепенно переставали поддерживать буддизм, в силу не совсем ясных причин возвращаясь в лоно брахманской ортодоксии — индуизма И вместе с прекращением царской поддержки исчезал и буддизм. Там же, где цари сохраняли приверженность Учению (Дхарме) Будды, расцвет буддизма продолжался. Таким образом, в Индии буддизм был «царской» религией, что не мешало ему одновременно быть и формой древнеиндийского свободомыслия. И даже в самый поздний период своего существования в Индии буддизм не утратил этого духа свободомыслия.

Сиддхартха можно перевести как «Полностью Достигший Цели»
.. Так продолжалось до тех пор, пока принцу не исполнилось двадцать девять лет и он однажды не отправился на охоту Эта охота изменила всю его жизнь На охоте принца впервые потрясло созерцание страданий, переполняющих жизнь Он видит перепаханное поле, на котором птицы выклевывают червей из комьев земли, и поражается, почему одни живые существа могут жить только ценой смерти других.
Наконец разум Сиддхартхи достиг четвертого уровня сосредоточения, и перед ним засиял свет нерушимого покоя нирваны, Великого Освобождения Здесь Сиддхартха вошел в состояние транса океанического Отражения — его сознание уподобилось безграничной поверхности Мирового океана в состоянии полного штиля, когда зеркальная гладь неподвижных вод отражает в себе все феномены В этот момент Сиддхартха Гаутама, царевич из клана шакьев, исчез, и в мире появился Будда (Buddha) — Пробужденный, Просветленный И больше уже не был он принцем и наследником престола, строго говоря, не был он больше и человеком, ибо люди рождаются и умирают, а Будда пребывает превыше и жизни, и смерти Его имена и титулы отныне — Будда Шакьямуни (Пробужденный Мудрец из рода шакьев), Татхагата (Так Пришедший или Так Ушедший), Бхагаван (Благословенный, Блаженный, буквально — «наделенный благой долей»), Сугата (Правильно Идущий), Джина (Победитель), Локаджьештха (Почитаемый миром).

После кремации в пепле ими были найдены шарира — особые образования в форме шариков, характерные для тел святых Они стали важнейшими буддийскими реликвиями Позднее, когда реликвии закончились, в ступы стали класть тексты сутр, почитавшихся записью подлинных слов Будды. Поскольку суть Будды есть Дхарма, его Учение, то сутры как бы представляли собой Дхарму как духовное тело Будды.
Под именем «Иосафат» Будда и был там канонизирован, оказавшись, таким образом, включенным и в православные святцы.
...
Поскольку эти сутры признавались подлинными словами Будды, практически все они имеют сходную структуру, характерную для буддийской литературы сутр, и за редким исключением начинаются словами «Так я слышал» или «Так мной было услышано», указывающими на то, что «автор» сутры — Ананда, ученик Будды, слышавший его проповеди лично и потом изложивший их на первом буддийском «соборе» в Раджагрихе. Разумеется, не может быть и речи о том, что безвестные авторы сутр стремились самовозвеличиться, беспардонно приписывая собственные мысли и суждения самому Будде Это невозможно представить даже по чисто психологической причине: ведь авторы сутр оставались неизвестными, более того, их личность скрывалась за личностью Будды и, следовательно, никакой известности, которая могла бы тешить их тщеславие, они не получали, а сутры навсегда оставались анонимными произведениями Думается, приписывание текстов махаянских сутр Будде можно объяснить совершенно иначе.
Хинаяна провозглашала «Все. чему учил Будда, есть истина» Махаяна значительно изменила эту формулировку, и она приобрела вид «Все, что истинно, и учил Будда» (то есть не только слова Будды истинны, но и всякие истинные слова есть слова Будды) Если же учесть, что в Махаяне Будда превращается в высший универсальный принцип, природу реальности как таковой, то вполне естественно, что его откровение не может ограничиваться периодом его земной жизни в виде Будды Шакьямуни, бывшего дотоле царевичем Сиддхартхой Гаутамой По существу, любой монах, любой йогин, испытавший состояние пробуждения, истинность которого, по определению, имеет имманентный характер, то есть является вполне самоочевидной для обладающего данным опытом, мог рассматривать свое понимание и свое видение реальности как понимание и видение Будды Поэтому не приходится удивляться тому, что в литературе сутр используются традиционные повествовательные формулы, свидетельствующие, что данный текст поистине есть подлинные слова Будды Таким образом, по меткому замечанию одного буддолога, Будда через пятьсот лет после своей кончины произнес во много раз больше речей и проповедей, чем за всю свою жизнь.

..в качестве примера можно привести «Праджня-парамита сутру в пятьсот тысяч шлок» — самое объемистое из буддийских канонических сочинений, полный перевод которого на любой из европейских языков займет несколько солидных томов). За несколько столетий формирования буддизма Махаяны было создано огромное количество самых
разнообразных сутр, отличавшихся друг от друга как по форме, типу, так и по содержанию Более того, многие сутры прямо противоречили друг другу и часто одна сутра отрицала то, что провозглашала другая. Но Махаяна утверждала, что все сутры суть учение Будды, то есть в Махаяне не было тенденции сортировать сутры и отделять «подлинные» тексты от «апокрифических». Но именно поэтому возникла необходимость классифицировать тексты и объяснить противоречия между сутрами Таким образом, в буддизме появилась проблема герменевтики, то есть истолкования текста. В результате буддийские герменевтики разделили все сутры на две группы: сутры «окончательного значения» (нитартха) и сутры, «требующие интерпретации» (нейартха) К первой группе были отнесены сутры, в которых Будда прямо, непосредственно и недвусмысленно провозглашает свое учение, ко второй — тексты, которые могут быть определены как «искусные средства» (упая), в них Будда проповедует Дхарму иносказательно, приспосабливаясь к уровню понимания незрелых людей, подверженных заблуждениям и находящихся под влиянием различных лжеучений. И те, и другие тексты были объявлены подлинными словами Будды, поношение даже текстов «нейартха» считалось грехом, но ценность текстов этих двух типов все-таки признавалась различной.

Однако классификация сутр по принципу «нитартха—нейартха» отнюдь не решила всех проблем. По мере возникновения различных школ буддийской философии становилось ясно, что те сутры, которые бъявлялись сутрами «окончательного значения» одной школой, другая школа признавала только лишь условно истинными, «требующими дополнительной интерпретации» Так, например, школа мадхьмака считала сутрами «окончательного значения» праджня-парамитские тексты, учившие о пустоте и бессущностности дхарм, тогда как сутры, провозглашавшие принцип «только лишь сознания», отвергались ею как «требующие дополнительной интерпретации». Напротив, школа йогачара именно эти последние тексты считала сутрами, выражающими высшее учение Будды, признавая за сутрами праджня-парамиты лишь относительную истинность.
Впоследствии в рамках китайского (а позднее — и всего дальневосточного) буддизма появилась даже особая методика пань цзяо — «критики/классификации учений», в соответствии с которой каждая школа классифицировала различные буддийские школы по степени их истинности и близости к «подлинному» учению Будды (соответствовавшего, конечно, учению школы, осуществлявшей классификацию).
Интересно, что со временем в буддизме сформировалась даже так называемая «теория двух ночей», излагающаяся в некоторых сутрах Согласно этой теории, от ночи пробуждения до ночи отхода в нирвану Будда вообще не произнес ни одного слова, но его сознание, подобное ясному зеркалу, отражало все проблемы, с которыми к нему приходили люди, и давало им безмолвный ответ, который они и вербализировали в виде разных сутр Таким образом, доктрины всех сутр условны (конвенциональны) и имеют смысл лишь в контексте вызвавшего их к жизни вопрошания.

Следующий этап формирования праджня-парамитской литературы — период создания своеобразных резюме, текстов, кратко обобщающих содержание больших сутр и выражающих как бы саму суть доктрины Запредельной Премудрости. Эти тексты кратки, лаконичны и чрезвычайно содержательны. Наиболее известны и даже знамениты два текста этого типа — «Ваджраччхедика праджня-парамита сутра» и «Праджня-парамита хридая сутра» («Сутра сердца Запредельной Премудрости» или «Сутра сердца»; само название этого текста указывает на то, что он воплощает в себе самую суть, «сердце» праджня-парамиты) Они были исключительно популярны и авторитетны во всех странах распространения Махаяны, но в Китае и других странах Восточной Азии были наиболее почитаемы.

Каковы основные идеи праджня-парамитских сутрр Их можно обобщить следующим образом
1 Бессущностна не только личность, но и образующие ее (равно как и всю сферу опыта) элементарные психофизические состояния — дхармы. Более того, наличие представления о самосущей единичности, или элементе, является источником всех заблуждений и корнем сансарического существования. Именно из соответствующего представления вытекают и все прочие ложные идеи — о вечном «я», душе, субстанциальной личности и другие.
2 Пребывание живых существ в сансаре иллюзорно В действительности все живые существа являются Буддами и изначально пребывают в нирване. Только неведение порождает мираж сансарического существования Эту истину постигает бодхисаттва, осознавая, что с точки зрения абсолютной истины спасать некого и не от чего. И вместе с
тем, руководствуясь этим знанием, он на уровне относительной истины стремится спасать эмпирически наличные живые существа. Для бодхисаттвы не существует представлений о «я», личности, душе и дхармах.
3 Будда не есть человеческое существо, пусть даже и совершенное в своей святости Будда — синоним истинной реальности, как она есть, и глубоко заблуждается тот, кто думает опознать Будду по его физическим признакам.
4 Истинная реальность не может быть описана и обозначена. Она в принципе не семиотична и недоступна для языкового выражения Все описываемое не есть реальность и все реальное не может быть выражено в языке и представлении.
5. Истинная реальность постигается благодаря йогической интуиции, которая и есть праджня-парамита Праджня-парамитские тексты предназначены для порождения в воспринимающем их человеке соответствующего состояния. Следовательно, если учесть невыразимую природу реальности, праджня-парамитская сутра есть текст, отрицающий сам себя. Последний пункт особенно важен.
праджня-парамитский текст — текст с психопрактическими функциями. праджня-парамита представляет собой объективацию в виде текста определенного пробужденного состояния сознания; в свою очередь, такой текст способен порождать аналогичное состояние сознания у человека, вдумчиво текст изучающего (состояние сознания —» текст как его объективация —> состояние сознания).

Изложение материала в праджня-парамитских текстах тоже далеко от дискурсивной линейности многочисленные повторы и ошеломляющие парадоксы специально предназначены для активного трансформирующего воздействия на психику воспринимающего текст человека В качестве примера такого парадокса можно привести небольшую цитату из «Алмазной сутры»: «Субхути. когда Будда проповедовал праджняпарамиту. то она тогда была не праджня-парамитой Субхути, как ты думаешь, проповедовал ли Татхагата какую-нибудь Дхарму^» Субхути сказал Будде -Нет ничего, что проповедовал бы Татхагата» — «Субхути, как ты думаешь, много ли пылинок в трех тысячах большой тысячи миров^» Субхути сказал «Чрезвычайно много, о Превосходнейший в мире» — «Субхути, о всех пылинках Татхагата проповедовал как о не-пылинках Это и называют пылинками Так Приходящий проповедовал о мирах как о не-мирах Это и называют мирами Субхути, как ты думаешь, можно ли по тридцати двум телесным признакам распознать
Татхагату?» — «Нет, о Превосходнейший в мире, нельзя по тридцати двум телесным признакам распознать Татхагату И по какой причине^ Татхагата учил о тридцати двух признаках как о не-признаках Это и называют тридцатью двумя признаками».
В этом фрагменте диалога между Буддой и его учеником Субхути, который, собственно, и образует эту сутру, последовательно проводится одна мысль в опыте мы имеем дело не с реальностью, а с ее н а и м е н о в а н и я м и , то есть ментальными конструктами (викальпа, кальпана), подменяющими для нас реальность как она есть, и эта подлинная реальность незнакова, неописываема, невыразима в слове по своей природе, она запредельна наименованию. А парадоксальность «Сутры сердца праджня-парамиты» выражается в кощунственном для традиционалиста-хинаяниста отрицании реальности Четырех Благородных Истин («нет ни страдания, ни причины страдания, ни прекращения страдания, ни пути»), звеньев цепи причинно-зависимого происхождения — все они «пусты», они «бессамостны», и т п. Чтобы понять, насколько шокирующе звучала эта сутра для буддиста, жившего полтора тысячелетия назад, представьте себе христианский текст, в котором Христос провозглашает, что нет ни Бога ни сатаны, ни ада ни рая, ни греха ни добродетели, и т д.

«Сутра развязывания узла глубочайшей тайны» (далее — «Сандхинирмочана») сильно выделяется среди всех прочих сутр своей систематичностью и философской содержательностью. Можно даже сказать, что это своеобразная сутра-шастра (а ее содержание к тому же во многом совпадает с содержанием некоторых глав трактата Асанги «Йогачарабхуми шастра»). В этой сутре Будда провозглашает учение о трех поворотах Колеса Учения, заявляя о том, что только учение Третьего Поворота является полным и окончательным (первые два Поворота — учения Хинаяны и махаянская доктрина пустотности сущего) А основным принципом этого нового учения является тезис, согласно которому «все три мира суть только лишь сознание» Далее «Сандхинирмочана» весьма систематично излагает основы учения школы йогачара.
«Сутра о сошествии на Ланку» («Ланкаватара»), содержащая весьма интересные и глубокие философские пассажи, тоже тесно связана с учением йогачаринов, однако она, в отличие от «Сандхинирмочаны», излагает не только основы классической йогачары, но и несет в себе содержательный пласт, отражающий доктрину Татхагатагарбхи — учения о единой для всех существ природе Будды.
Десятая глава этой сутры (известная как «Сагатхакам») включает некоторые доктрины, вступающие в противоречие с нормативным буддийским пониманием принципа анатмавады. Она сыграла огромную роль в формировании китайского буддизма, и особенно школы Чань/Дзэн (даже называвшейся первоначально «школой Ланкаватары»).
Следующая группа «теоретических» сутр связана с доктриной Татхагатагарбхи. октрина Татхагатагарбхи провозглашает, что каждое живое существо по своей природе есть Будда, и эта природа лишь должна быть реализована, переведена из потенциального состояния в актуальное. Вместе с тем Татхагатагарбха есть также синоним реальности как она есть, причем утверждается, что эта реальность наделена неисчислимым количеством благих качеств, противоположных качествам сансары.

[просто Соня]

А еще:

[просто Соня]

ГЛАВА 5
КЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ БУДДИЗМА МАХАЯНЫ: МАДХЬЯМАКА (ШУНЬЯВАДА)

Говоря о месте и специфике буддийской философии, следует прежде всего отметить следующие обстоятельства.
Во-первых, буддийская философия никогда не была чисто умозрительной дисциплиной, направленной на поиск истины, ценной как таковая Буддийская философия была органической частью буддийского «проекта», направленного на трансформацию личности и «преобразование» человека из страдающего сансарического существа, управляемого аффектами и влечениями, в свободное и исцеленное от страданий пробужденное (просветленное) существо. Носителями философского дискурса и философского знания в буддизме были практически исключительно члены монашеского сообщества — сангхи В период зрелости и расцвета буддизма в Индии даже существовали монастыри, бывшие одновременно своеобразными философскими факультетами или институтами. В таких монастырях представители интеллектуальной элиты буддийского монашества занимались философией, по существу, как профессиональные мыслители.
Поскольку главная цель буддийского «проекта» — преобразование сознания, изменение самого его типа (что могло описываться как замена различающего сознания — виджняны, базирующегося на субъектно-объектной дихотомии, «недвойственным» сознанием—гносисом), проблемы психики, сознания и механизмов его функционирования находились в центре внимания буддийских мыслителей с самого возникновения традиции буддийского философствования, всегда в значительной степени бывшего своеобразной «феноменологией» сознания, подчиненной сотериологическим интенциям буддизма. Это особенно заметно в школе йогачара, уже само название которой (практика йоги, ил делание йоги) указывает на то, что сама философия в ней понимается как йога, психопрактика: уже чисто интеллектуальный логически релевантный анализ сознания, его природы и его функционирования ведет через понимание к очищению сознания и освобождению. Поэтому не истины, как правило, искали буддийские мыслители, а путей к духовной свободе.

Во-вторых, буддийская философия относилась самими буддистами, как это ни парадоксально, к области «искусных средств», «уловок» бодхисаттвы (упая), а не к области мудрости-понимания (праджня) ведь праджня (прежде всего праджня-парамита) состоит в непосредственном интуировании реальности как она есть, но эта реальность невыразима, несемиотична, неописываема и недвойственна, а следовательно, и невербализуема в языке с его грамматическими и понятийными формами, приспособленными лишь к описанию одних иллюзорных ментальных конструктов и проекций (викальпа, кальпана). Философия же, как и любая другая форма развертывания дискурсивного мышления, безусловно является языковой по своей природе. Следовательно, она может способствовать обретению мудрости, но сама не может быть мудростью. Но как средство, ведущее к мудрости, она может быть весьма полезна; так, некоторые тексты утверждают, что философия школы мадхьямака является «лекарством» для людей с развитым чувством «эго», самости и с сильной привязанностью к этому «эго» (поскольку мадхьямака учит принципу пустотности всех дхарм), тогда как философия йогачары как «лекарство» предпочтительнее для людей, привязанных к вещам внешнего мира (поскольку йогачара показывает, что те свойства и качества, которые мы приписываем внешнему миру, на самом деле являются проекциями сознания).

С каким собственно буддийским термином может быть соотнесено слово «философия»? В санскрите есть несколько слов, которые более или менее совпадают по своим семантическим полям с греческим по происхождению словом «философия». Наиболее важные из них — это тарка (умозрение) и анвикьиики (логический дискурс). Однако в буддизме та форма интеллектуальной деятельности, которая сопоставима с философией и о которой идет речь тогда, когда о буддийской философии говорят специалисты-буддологи, носит имя «Абхидхарма», «мета-Дхарма», «теория Дхармы» (если под Дхармой понимается Учение Будды) или «теория дхарм» (если под дхармой понимать элементарное психофизическое состояние) Видимо, слово «Абхидхарма» предполагало оба истолкования и его многозначность была вполне намеренной.

Традиционно принято считать, что в рамках буддизма существовало четыре философские школы (две первые — в рамках Хинаяны, вторая пара — в рамках Махаяны)
вайбхашика (сарвастивада);
саутрантика;
мадхьямака (шуньявада);
йогачара (виджнянавада или виджняптиматра).
Большинство современных буддологов считает, что к этим четырем школам, или вадам, следует добавить еще пятую — так называемую «теорию Татхагатагарбхи». В Китае и Восточной Азии вообще влияние татхагатагарбхинских идей было не только исключительно сильным, но и формообразующим.

Поскольку учение «хинаянских» школ прежде всего связано с анализом и классификацией дхарм, без понимания которых, в свою очередь, невозможно понимание и философии Махаяны, в общих чертах опишем классическую «хинаянскую» Абхидхарму, ограничившись лишь самой краткой характеристикой двух философских школ Хинаяны. Для начала дадим определение понятию «дхарма», что, впрочем, очень трудно, и даже такой великий буддолог, как Ф. И. Щербатской, постарался избежать однозначной формулировки.
Само это слово образовано от санскритского корня dhr — «держать». То есть дхарма — это «держатель», или «носитель». Держатель чего? Своего собственного качества Таким образом, дхарма есть неделимый элемент нашего психофизического опыта, или элементарное психофизическое состояние. Можно ли счесть дхарму субстанцией? Опять-таки нет, причем сразу в силу двух обстоятельств. Во-первых, согласно индийскому пониманию субстанции и субстанциальности, которого, например, придерживалась брахманистская школа ньяя, один из основных идейных оппонентов буддизма, субстанция всегда является носителем множества качеств, связанных с ней разными отношениями, тогда как в буддизме каждая дхарма несет лишь одно качество, свое собственное.
Во-вторых, индийские субстанциалисты утверждали принцип отличия носителя (субстанции) и несомого акциденции, качества), что выражалось в формуле дхарма—дхармин бхеда, где дхарма — несомое качество, а дхармин — его субстанциальный носитель. Буддизм же утверждает, что дхарма и дхармин тождественны, носитель и несомое им качество совпадают. Есть и третье принципиальное отличие: субстанции брахманистов, как правило, вечны, тогда как дхармы мгновенны.

Говоря о дхармах, надо отметить. что во многих (хотя не во всех) буддийских школах дхармы рассматриваются, с одной стороны, как дравья cam, элементы, наделенные онтологическим статусом, реальные элементы, а с другой — как праджняпти cam, то есть как только мыслимые или условные, единицы языка описания опыта. Иначе говоря, наш опыт формируется дхармами и сводится к дхармам, но сами дхармы мы также описываем в терминах дхарм.
Здесь можно привести такой, правда несколько грубый, пример- наша речь состоит из слов, но слова мы описываем тоже при помощи слов.
Эта особенность понимания буддистами дхарм приблизила их к разрешению так называемого парадокса психических процессов, который европейской психологией стал осознаваться только в XX столетии: мы всегда описываем сознание не в имманентных терминах (терминах, отражающих внутренне присущие ему самому свойства), а в терминах либо внешнего мира, либо другого сознания. Введя понятие дхармы в качестве онтологически релевантного элемента сознания и опыта вообще, а также элемента языка описания сознания (и опыта), буддисты, по существу, нашли один из вариантов имманентного сознанию языка его описания В этом несомненный вклад буддизма в индийскую и мировую философию.
Таким образом, резюмируя выше сказанное, буддизм смотрит на личность как на только лишь имя, призванное обозначить структурно упорядоченную комбинацию пяти групп несубстанциальных и мгновенных элементарных психофизических состояний — дхарм. Это и есть достаточно строгая формулировка принципа анатмавады («без-я», «без-души»), точнее (по крайней мере, с точки зрения махаянского буддизма), одного из его двух аспектов — «бессущностности личности».
... Особняком, однако, стоит дхарма «истина пути»: хотя путь к нирване, равно как и сама нирвана, может быть объектом привязанности, привязанность эта не ведет к присоединению аффектов к данной дхарме, поскольку они не находят в ней опоры.
Дхармы постоянно возникают и исчезают, заменяясь новыми, но обусловленными предшествующими, дхармами по закону причинно-зависимого происхождения. Эти постоянно возникающие и исчезающие бессубстанциальные дхармы в своей совокупности образуют поток, или континуум, который эмпирически и обнаруживается как «живое существо». Таким образом, любое существо, в том числе и человеческая личность, понимается в буддизме не как неизменная сущность (душа, атман), а как поток постоянно меняющихся элементарных психофизических состояний.
Онтология буддизма — это онтология бессубстратного процесса.

[просто Соня]

Теперь кратко охарактеризуем «хинаянские» школы буддийской философии.

• ВАЙБХАШИКА
Другое название этой школы — сарвастивада (от санскритских слов сарва — «все» и асти — «есть») связано с учением ее представителей, по которому все (то есть все дхармы) реально, все дхармы (прошлые, настоящие и будущие) реальны и ничего более реального, чем дхармы, нет. Эта школа также утверждала, что дхармы обладают действительным онтологическим статусом (дравья cam), будучи одновременно и условными единицами языка описания психофизического опыта, то есть опять-таки дхарм (праджняпти cam).
Представители этой школы также были эпистемологическими peaлистами, то есть не только признавали реальное существование внешнего мира вне воспринимающего сознания, но и утверждали его полную адекватность миру, воспринятому живыми существами и включенному в их сознание в качестве объектной стороны их опыта. Важнейшим памятником этой школы является «Вместилище Абхидхармы» (или «Энциклопедия Абхидхармы», V в ), текст, написанный великим буддийским мыслителем Васубандху.

• САУТРАНТИКА
Название этой школы происходит от слова сутра (саутрантики — «приверженцы сутр», «сутристы»), так как ее последователи говорили, что абхидхармисты в своих спекуляциях должны опираться лишь на абхидхармистский материал, содержащийся в сутрах как словах самого Будды, и игнорировать иные источники.
Кроме того, они были «репрезентативистами», то есть, признавая объективное существование внешнего мира, они отвергали учение вайбхашиков о полном соответствии образов мира, отраженных в нашем сознании, реальным вещам, рассматривая объектное содержание сознания в качестве представлений, репрезентаций, реальных вещей, которые могут и не совпадать с вещами «мира в себе» (равным образом и порядок репрезентаций в нашем сознании тоже не обязательно совпадает с порядком вещей объективного мира). В этом пункте также проявилось их сближение с йогачаринами.

Закончив на этом беглый обзор «хинаянских» школ, перейдем к философским традициям, сформировавшимся в лоне буддизма Махаяны. Первой из них сформировалась мадхьямака (шуньявада). Слово мадхьямака можно условно перевести как «учение о срединности» (от мадхьяма — «середина»). С самого своего возникновения буддизм объявил себя «срединным путем» (мадхьяма пратипад), то есть, с одной стороны, путем поведенческой срединности (отказ от крайностей аскетизма и гедонизма), а с другой — путем отказа от крайних эпистемологических и метафизических позиций, обычно известных как крайность нигилизма (ничего нет, ни одно явление не обладает онтологическим статусом) и крайность этернализма — от латинского слова aeternus — «вечный» (вера в наличие вечных и неизменных сущностей, таких, как душа. Бог, абсолютная субстанция и т п ) Мадхьямака как раз и утверждала, что ее позиция выражает такое «срединное видение» сказать, что «все есть» (как это делали сарвастивадины), — это этернализм, а сказать, что «ничего нет», — нигилизм; утверждение же, что все (все дхармы) пусто, то есть бессущностно и лишено «собственной природы» (свабхава), это и есть «срединное воззрение». Именно слово «пустота» и дало второе название школы шуньявада — есть доктрина (вада) пустоты (шунья). Основателем мадхьямаки является философ по имени Нагарджуна, живший в I—II вв. н э (наиболее вероятным временем его жизни является вторая половина II в ).

...тенденция к сближению буддизма и веданты в целом характерна для индийских буддологов. Нагарджуна, фактически отрицая реальность феноменов—дхарм, провозглашает реальность «ноумена» — Абсолюта, носящего такие имена, как «реальность как она есть», Таковость (татхата), Дхармовое Тело Будды и даже Пустота {шуньята). Таким образом, понимание Нагарджуной пустоты как бы амбивалентно: с одной стороны, пустота есть бессущностность и несубстанциональность явлений, с другой — апофатическое обозначение бескачественной и непостижимой рассудку «вещи в себе» — монистического Абсолюта, напоминающего Брахмана философии адвайта-веданты (недвойственной веданты, созданной Гаудападой и Шанкарой в VII—IX вв ).

Ключом к новой (и вместе с тем наиболее древней) интерпретации мадхьямаки могут стать слова великого последователя Нагарджуны — мыслителя VII в Чандракирти «Учение о пустоте было провозглашено Благословенным для опровержения всех теоретических позиций (или точек зрения). Тот же, кто создает особую позицию на основе учения о пустоте, находится в наихудшем заблуждении». Другими словами, функция мадхьямаки сугубо критическая. Ее задача — опровергнуть все возможные метафизические теории как ментальные конструкты, не имеющие никакого отношения к подлинной реальности, и показать принципиальную невозможность построения адекватной онтологии.
Впрочем, эта деконструкция метафизики не связана с агностицизмом или скептицизмом: р е а л ь н о с т ь как она е с т ь постижима йогической интуицией (праджня-парамита), но она недоступна дискурсивному мышлению, основывающемуся на субъектно-объектной дихотомии, которая сама по себе есть плод ментального конструирования, и выражающемуся в языковых формах, которые полностью непригодных для описания того, что есть в действительности, а не наших представлений о ней.

Как говорится в «Сутре сердца праджня-парамиты» «Для всех дхарм пустота — их [общий] сущностный признак Они не рождаются и не гибнут, не загрязняются и не очищаются, не увеличиваются и не уменьшаются», другими словами, единственный признак дхарм — отсутствие признака, безатрибутность и, следовательно, неописываемость и невыразимость в слове Все же, что знаково, описываемо, высказываемо — лишь видимость и кажимость, плод деятельности различающей мысли и ее конструкт.
Более того, сама причинность, трансцендентальное условие пустотности сущего, сама по себе пуста и не суща. Пуста и сама пустота; она не есть некий метафизический принцип, наделенный собственной природой Она есть лишь лишенность своебытия, или не обладание своебытием всеми феноменами.
Именно поэтому «тот, кто создает особую позицию на основе учения о пустоте, находится в наихудшем заблуждении». Вместе с тем шуньята есть татката, пустота феноменов как их единственное сущностное свойство и есть то, что есть.

Любая попытка создать адекватную реальности метафизическую систему или релевантную онтологию обречена на провал: думая, что мы описываем бытие, мы описываем лишь наши представления о бытии, созданные нашей различающей мыслью, положившей прежде всего субъектно-объектную дихотомию как условие эмпирического познания. Вначале мы навешиваем на реальность ярлыки, а потом беремся изучать их, принимая эти ярлыки за саму реальность, или, другими словами, принимаем за луну палец, указывающий на луну (образ китайской даосской литературы, активно использовавшийся и китайскими буддистами).

[просто Соня]

Доказывая непригодность философских категорий (как буддийских философских школ, так и брахманистских) для описания реальности и создания адекватной онтологии, Нагарджуна применяет своеобразную отрицательную диалектику, получившую название прасанга (отрицательное аргументирование). Нагарджуна рассматривает и отвергает как нерелевантные такие категории, как причинность, движение, время, пространство, количество, и ряд других.

Нагарджуна рассматривает и отвергает как нерелевантные такие категории, как причинность, движение, время, пространство, количество, и ряд других. Рассмотрим два примера: критику Нагарджуной отношения «причина—следствие» и критику буддийской теории мгновенности и категории «время».
...Таким образом, причина не порождает следствие, ничто вообще не может быть произведено. Причинность пуста.
Приблизительно также Нагарджуна показывает некорректность категории «время». ... Где же тогда настоящее? Где тот самый миг между прошлым и будущим, который называется «жизнь»? Ведь это якобы реальное «настоящее» существует относительно двух фикций — того, чего уже нет, и того, чего еще нет. Получается странная картина: эмпирически существует и причинность, и время, и пространство, и движение, но как только мы пытаемся рационально проанализировать категории, обозначающие эти явления, мы немедленно оказываемся погруженными в океан неразрешимых противоречий. Следовательно, все философские категории являются лишь продуктами нашей ментальной деятельности, совершенно непригодными для описания реальности как она есть.
Отсюда Нагарджуна переходит к теории двух истин, или двух уровней познания. Первый уровень познания — уровень эмпирической реальности (санвритти сатья), соответствующий повседневной практике. Применительно к этому уровню можно говорить об условном существовании причинности, движения, времени, пространства, единства, множественности и тому подобного. Этот уровень отличается от чистой иллюзии. Но он столь же иллюзорен относительно уровня абсолютной, или высшей, истины (парамартха сатья). Этот уровень недоступен для логического дискурса, но постижим силами йогической интуиции.

С применением отрицательной диалектики мадхьямаки связаны и идеи известного «атеистического» трактата Нагарджуны («О том, что Вишну не мог сотворить мир»). В этом трактате Нагарджуна высказывает следующие антикреационистские (направленные против теории божественного творения мира) аргументы. Во-первых, теисты говорят, что поскольку все имеет причину, то и мир в целом тоже должен иметь свою причину, и эта причина — Бог. Однако в таком случае Бог также должен иметь свою причину, она — свою, и так далее до бесконечности. Совершенно непонятно, почему цепь причинной обусловленности должна заканчиваться на Боге. Во-вторых, всякое действие предполагает некоторую цель, а наличие такой цели — несовершенство деятеля. Если Бог творит мир, значит, ему это зачем-то нужно, ему чего-то не хватает, а следовательно, он не является совершенным и самодостаточным, что противоречит самой идее Бога. А значит, или Бог не творит мир, или он не совершенен, то есть не является Богом в теистическом понимании. Если же Бог творит мир без мотива и цели, то он подобен маленькому неразумному ребенку, который сам не понимает, что он делает, а это также несовместимо с понятием о Боге. Наконец, идея творения сама по себе внутренне противоречива: ведь если мира нет, то он не мог и появиться, ибо из небытия не может возникнуть бытие, а из ничего — нечто.

Из своих философских посылок Нагарджуна делает еще один вывод, чрезвычайно важный для религиозной доктрины Махаяны, — он утверждает тождественность сансары и нирваны:
Нет разницы вообще
Между нирваной и сансарой
Нет разницы вообще
Между сансарой и нирваной
Что является пределом нирваны,
Есть также и предел сансары
Между этими двумя мы не можем найти
Даже слабейшей тени различия.

Это утверждение Нагарджуны допускает два истолкования, и они оба использовались в буддийской традиции. Во-первых, можно сказать, что сансара есть иллюзорный, сконструированный различающим сознанием аспект нирваны, исчезающий при правильном постижении реальности, подобно тому, как исчезает змея, за которую по ошибке была в темноте принята веревка, после осознания этой ошибки.
Второе истолкование связано с релятивизмом мадхьямаки. Поскольку нирвана есть нирвана лишь относительно сансары, а сансара такова лишь относительно нирваны, то ни сансара, ни даже нирвана не обладают своебытием, а следовательно, они тоже пусты и бессущностны и их общая татхата, подлинная природа, есть шуньята, пустота. Бодхисаттва постигает пустотность и сансары, и нирваны и так обретает состояние Будды.

Постепенно в мадхьямаке сложилось два направления- мадхьямака-прасангика и мадхьямака-сватантрика Строго говоря, в самой Индии эти направления реально не существовали Их выделили уже позднее тибетские авторы на основе анализа тенденций, в индийской мадхьямаке. Мадхьямака-прасангика (напомним, что слово прасанга означает отрицательную аргументацию, отрицательную диалектику) — это радикальная мадхьямака. Ее последователи считали, что у мадхьямаки не может быть никаких собственных позиций или точек зрения; ее позиция чисто отрицательная и критическая, направленная на опровержение любых позиций и доктрин.
Крупнейшими представителями радикальной мадхьямаки тибетцы считали ученика Нагарджуны Арьядэву, а также Буддхапалиту (VII в ), Чандракирти (VII в.) и Шантидэву (VIII в ) Судьба философии Чандракирти сложилась очень своеобразно. Его сочинения вскоре после смерти были почти забыты, и никаким особым влиянием долго не пользовались. Однако на рубеже XIV—XV вв Чандракирти заново открыл знаменитый реформатор тибетского буддизма Цзонкхапа (Цзонхава) и объявил именно его интерпретацию мадхьямаки наиболее совершенной. С этого времени Чандракирти был канонизирован в Тибете как одно из «украшений Индии», а его трактат «Введение в мадхьямаку» стал основным текстом, по которому изучали мадхьямаку ученики тибетских монастырей-университетов. Название мадхъямака-сватантрика происходит от санскритского слова сватантра, что означает «с опорой на себя», «самоопорный», то есть «независимый». Мыслители, относимые к этому направлению «умеренной мадхьямакн», считали, что применительно к уровню относительной истины (санвритти сатья) возможны положительные суждения и положительные философские позиции. Поэтому очень часто сватантрики в таком случае присоединялись к позициям саутрантиков (саутрантика мадхьямака-сватантрика) или йогачаринов (мадхьямака-сватантрика йогачара). Мадхьямака сыграла огромную роль в становлении и оформлении базовых идей философии махаянского буддизма, и возникшая позднее школа йогачара при всех ее отличиях от мадхьямаки во многом руководствовалась теми же методологическими принципами, и в первую очередь — ее пониманием пустотности сущего. Покровителем мадхьямаки считается бодхисаттва Маньджушри, изображающийся обычно с пылающим мечом, отсекающим невежество, и книгой праджня-парамиты. В некоторых буддийских традициях (прежде всего в дальневосточной школе Чань/Дзэн) обучение пониманию принципа пустотности принимало и несколько гротескные, на наш взгляд, формы:

Однажды чаньский учитель Фо-инь взошел на алтарное возвышение для проповедования Учения Будды. Су Дун-по пришел послушать наставления учителя. /С у Д у н - п о (или Су Ши, 1037—1101) — великий китайский поэт; интересовался буддизмом и практикой чаньского созерцания./ Но присутствующих в храме было очень много, и не осталось ни одного свободного места Увидев Су Дун-по, чаньский учитель сказал — Людей слишком много, и уже не осталось места для такого ученого мужа, как вы. Су Дун-по немного интересовался чань и быстро сообразил, как надо ответить
— Раз здесь негде сесть, я использую в качестве сиденья эту мою личность, образованную четырьмя великими первоэлементами и пятью скандхами.
Когда чаньский учитель услышал, что Су Дун-по разговаривает с ним в чаньской манере, он сказал
— О ученый муж Я хочу задать вам один вопрос Если вы ответите на него, то вашим сиденьем станет тело этого старого монаха, а если вы не ответите, то вы оставите в монастыре в качестве памятного подношения ваш нефритовый пояс.

Су Дун-по был совершенно уверен, что ответит на любой вопрос, и потому легко принял вызов. Тогда чаньский учитель Фо-инь спросил его — Четыре великих первоэлемента в своей основе пусты и пять скандх лишены какого-либо наличия. Позвольте спросить вас, о ученый муж, на чем же вы в таком случае собираетесь сидеть. Су Дун-по в своем ответе не учел, что тело, составленное из четырех великих первоэлементов (огонь, вода, земля и воздух), не имеет реальной сущности и пусто по своей природе, а следовательно, на нем никак нельзя сидеть. Поэтому Су Дун-по пришлось пожертвовать монастырю свой нефритовый пояс.

[просто Соня]

ГЛАВА 6
Классическая философия буддизма Махаяны Йогачара (Виджнянавада) и теория Татхагатагарбхи

Философия школы йогачара является, по-видимому, сложнейшей из всех не только буддийских, но и вообще индийских систем. В это время буддизм достиг своей зрелости, и философия йогачары стала наилучшим свидетельством этой зрелости.

Само название йогачара означает «практика йоги», в данном случае мы имеем дело с совершенно особым пониманием йоги* здесь в качестве йоги выступает сама философия; йогачара — это философия, выполняющая функции йоги, или философия, ставшая йогой. Важнейшая задача буддийской йоги — преобразование сознания человека, поворот в самом его основании для того, чтобы из профанного сансарического существа стать существом пробужденным и просветленным — Буддой Философия же йогачары посвящена одной задаче — выяснению того, как функционирует сознание и каковы механизмы его деятельности и его преобразования. Таким образом, задачи йоги и философии здесь почти совпадают, и можно сказать, что йогачара представляет собой методологию йогической практики, своеобразным проектом йогической алхимии трансмутации омраченного и грезящего сознания в сознание очищенное и бодрствующее.

Школа йогачара имеет и несколько других названий: виджнянавада (учение о сознании, теория сознания), виджняптиматра (только лишь осознавание), виджнянаматра (только лишь сознание) и читтаматра (только лишь психическое).
Основной тезис йогачары провозглашает следующее: «Что касается трех миров, то они суть не что иное, как только лишь сознание». Поэтому йогачару часто сравнивают с европейскими формами идеализма, особенно с идеализмом Беркли Однако это совершенно неверно. Во-первых, в отличие практически от всех видов европейского идеализма йогачара отнюдь не рассматривает сознание (виджняну) как абсолют или первосубстанцию. Напротив, сознание есть проблема, которую следует решить, ибо именно сознание представляет собой источник различений и ментальных конструктов, формирующих сансару. Здесь следует обратить внимание на то, что сутра говорит: именно троемирие, а не все вообще, и тем более не нирвана, «есть только лишь сознание» В ходе своей практики йогин постигает природу, функции и корни сознания, конструирующего сансарическое бытие, и изживает его, заменяя сознание (с необходимостью требующее субъектно-объектных отношений и формирующее их) на недвойственный гносис-знание.
Во-вторых, западные формы идеализма (прежде всего берклианство) отрицают реальность материи, сводя ее к комплексу восприятий по принципу esseest percipi (быть — значит восприниматься), но признают реальность субстанциальной души (субъекта) и божественного духа, вкладывающего в душу ее «идеи», которые она проецирует вовне. Йогачара считает иллюзией и внешние объекты, и воспринимающий их субъект (не говоря уж об отрицании ею божественного духа) Здесь, правда, нужно сделать две оговорки. В первый черед, йогачара считает иллюзорными не столько сами объекты, сколько их «овнешвленность», а именно то, что они воспринимаются нами как внешние по отношению к сознанию. Главная идея йогачары — не отрицание объективного существования материи (как у Беркли), а изживание иллюзии, выражающейся в том, что качества и свойства сознания мы приписываем внешним объектам, на которые эти качества и свойства проецируются.
Приведем один пример Хорошо известно, что цвета и звуки существуют лишь в нашем глазе или ухе (точнее, мозге), тогда как объективно существуют лишь световые и звуковые волны различной длины, которые кодируются нашими рецепторами как краски и звуки Эти краски и звуки вполне субъективны и целиком обусловлены строением воспринимающего органа. Так, глаз собаки устроен таким образом, что она не воспринимает различия между длиной световых волн и видит мир черно-белым. Но мы, тем не менее, зная все это, приписываем цвета и звуки вещам внешнего мира, объективируем их. И не задумываясь над тем, что это значит, мы говорим, что молоко белое, осенние листья желтые и красные, небо синее, музыка громкая и т п. То есть мы приписываем объектам то, что является характеристикой наших восприятий и нашего сознания Нечто очень похожее утверждает и йогачара, лишь значительно расширяя область субъективного и относящегося к области сознания.
Йогачара стремится отыскать, а потом снять, ликвидировать причины и корни привязанности к объектам внешнего мира, порождающей аффективные состояния и вовлеченность в круговорот сансары. Йогачара утверждает, что вначале развертывающееся вовне сознание само конструирует объекты привязанности, перенося на них свои свойства и качества, а потом само же «хватается» за них, формируя влечения и привязанности.
Не будем углубляться здесь в вопрос о том, можно ли вообще квалифицировать йогачару как идеализм. Возможно, предпочтительнее говорить о йогачаре как о буддийской феноменологии сознания, а не как об идеализме. Учению о «только лишь сознании» ближе (несмотря на все отличия) формы западной философии, склоняющиеся к радикальному номинализму и эмпиризму (уже упоминавшийся Беркли и, конечно, Юм), а также феноменологический подход к проблеме сознания и его состояний и содержаний (Гуссерль).
Еще раннебуддийская Абхидхарма учила об участии сознания в процессе восприятия с самого начала. Однако раннюю Абхидхарму в отличие от йогачары не интересовал вопрос об источнике сознания. Йогачара не могла ограничиться такими классификациями, ее создатели дополнили перечень видов сознания еще двумя типами. Ими были введены так называемые седьмое и восьмое сознания (поскольку типы сознания всегда перечисляются в текстах в определенной последовательности, их часто обозначают просто по порядковому номеру в этом списке)- манас (клишта-мано-виджняна) и алая-виджняна.

Слово клиштамано-виджняна означает «загрязненный», или «омраченный» ум, но йогачарины обычно называют его просто «манасом». Его также называют «цепляющимся», или «хватающимся» умом, поскольку именно манас образует тот центр эмпирической личности, который человек принимает за «я». Именно манас ответственен за возникновение иллюзии существования самостоятельной индивидуальности, отличной как от других индивидуальностей, так и от внешнего мира. Манас порождает активно заинтересованное отношение к внешнему миру, формируя чувства- «это я. а это другие люди», «это я, а это внешний мир», «это мое, а это не мое» и вытекающие из них многообразные по своим проявлениям привязанности, влечения и отторжения. Манас — корень всех форм эгоизма и эгоцентризма. Феноменологически манас также есть ось, объединяющая все данные восприятий и все формы психической деятельности в единое целое, называемое личностью.
Однако и манас не является коренным, или базовым, сознанием, поскольку для него также существует нечто, воспринимаемое манасом в качестве Атмана — простого вечного субстанциального «я», или души Это «нечто» и есть восьмое сознание — алая-виджняна (буквально «сознание-сокровищница», «сознание-хранилище»).
Алая-виджняна, таким образом, является коренным сознанием, или, как говорят тибетцы, это есть «сознание — корень всего». Все остальные виды сознания (семивидное эмпирическое сознание) с их интенциональностью и содержаниями проистекают из алая-виджняны или, точнее, являются формами ее инобытия, ее превращенными формами. Но алая-виджняна никоим образом не Абсолют и не субстанция. Во-первых, алая-виджняна относится к уровню относительно реального, а не совершенно реального. Во-вторых, алая-виджняна представляет собой не покоящуюся, «пребывающую» субстанцию, а континуум, и тексты часто сравнивают ее с рекой или потоком. Естественно, что алая-виджняна, как и все, проистекшее из нее, непостоянна и мгновенна.
В-третьих, алая-виджнян неизмеримо много- каждое живое существо с переживаемым им миром сводится к своей алая-виджняне, которая сама предлежит субъектно-объектной дихотомии.
Слово «алая-виджняна» означает «сознание-сокровищница» Но какие же «сокровища» хранятся в этом «вместилище»? Согласно йогачаре, сама алая-виджняна вполне пассивна и ничего как таковая не производит, будучи своего рода текучей «оболочкой», «контейнером» Но в этом контейнере, как зерна в мешке, покоятся «семена» (биджа) Эти «семена» суть не что иное, как «энграммы», элементарные единицы информации (в самом широком смысле этого слова), закладывающиеся в алая-виджняну с безначальных времен в процессе развертывания психического опыта субъекта Все воспринятое и пережитое субъектом попадает в «сознание сокровищницу» и хранится в ней в виде «семян» опыта. Но в надлежащий момент, определенный кармой существа, эти семена под воздействием присущей им так называемой силы или энергии сознания начинают «прорастать», то есть проецировать свои содержания вовне. В результате алая-виджняна полагает себя в виде эмпирического субъекта, с которым она себя и отождествляет («присваивает» его), и коррелирующего с ним мира чувственно воспринимаемых объектов.
Понятно, что костяком эмпирического субъекта являются семь эмпирических форм сознания, в свою очередь представляющих собой превращенные формы базового сознания. Важно отметить, что для обозначения эмпирического субъекта йогачара использует слово «ухватывающий», а для объекта — «ухватываемое». Следовательно, самым главным в субъектно-объектных отношениях для йогачаринов как буддистов остается аспект влечения, привязанности, аффективной омраченности субъекта, «цепляющегося» за чувственные объекты.
В ходе восприятия в алая-виджняну закладываются новые «семена», и весь процесс повторяется. При этом нельзя сказать, что было раньше — «курица или яйцо», то есть, был ли первый акт проекцией «семян» или же закладыванием «семян» в «мешок» алая-виджняны в процессе восприятия. Этот вопрос абсолютно некорректен, поскольку эти процессы не имели никакого абсолютного начала, они безначальны.

Здесь уместен такой пример Представьте себе спящего человека, видящего сны. Его мозг — алая виджняна.
Этот мозг полагает свои содержания в виде эмпирического субъекта сновидения (того «я», с которым отождествляет себя во сне спящий человек) и множества объектов, которые этот субъект принимает за реальные вещи объективного мира, хотя и он, и объекты представляют собой лишь проекции мозга спящего и сводятся к нему. Но мы во сне, как правило, черпаем материал для сновидений из опыта бодрствования, а алая-виджняна получает материал для новых «порций» психического опыта исключительно из предшествующего психического опыта. Иными словами, спящий из нашего примера всегда спит, черпая материал для своих сновидений из предыдущих сновидений.

[просто Соня]

Почему «семена» вообще проецируют свои содержания вовне? Здесь следует разъяснить еще один йогачаринский термин — васана. Это слово буквально означает искурение (например, курительной палочки) или источение аромата (цветком, надушенной женщиной) Обычный пример мимо прошла надушенная женщина Она уже ушла, но аромат ее духов еще разлит в воздухе. Таким образом, васана — это некое остаточное впечатление, привычка, склонность к определенному поведению Например, представьте себе, что вы всегда ходите до станции метро одной и той же дорогой, но из-за ремонта ее перегородили, и вам надо изменить маршрут. Выходя из дома, вы знаете, что надо идти не налево, как всегда, а направо, но вы каждый раз вначале по привычке поворачиваете налево. Вот это воздействие привычки и есть васана. Это слово по разному переводилось на русский язык — «следы», «отпечатки», «следы-впечатления», «сила привычки» и т д. Но наиболее удачной попыткой перевода можно считать все же выражение «сила привычки» или «энергия привычки», кстати, именно на этом варианте остановились многие китайские переводчики буддийских текстов.

Йогачара полагает, что с безначальных времен в алая-виджняне накопилась тенденция к проецированию «семян» вовне. Таким образом, сознание всегда на что-то направлено, однако сила васан определяет эту направленность исключительно как устремленность вовне, к опредмечиванию опыта и конструированию иллюзорной субъектно-объектной двойственности, в основе которой лежит влечение и жажда обладания. Для достижения освобождения от сансарического существования, суть которого — страдание, йогину следует радикальным образом трансформировать сознание, полностью изменив его направленность. Этот поворот алая-виджняны от проецирования вовне к обращенности на себя самое получил название «поворота в [самом] основании». С него начинается долгий путь к обретению состояния Будды и окончательной нирване.
Прежде всего йогину следует «опустошить» алаявиджняну от «семян» — носителей информации, подобно тому, как из мешка высыпают зерно. Попутно преодолеваются васаны — сформировавшиеся с безначальных времен тенденции к проецированию содержимого алая-виджняны вовне. Тогда алаявиджняна оказывается направленной на самое себя. Теперь это чистое сознание, свободное от какой-либо двойственности, вне субъектно-объектной оппозиции.
Утратив свои различающие функции, алаявиджняна, собственно, перестает быть виджняной, сознанием Теперь это чистая зеркальная мудрость, совершенный безобъектный гносис. На этом путь к нирване завершен.
Однако следует отметить, что йогачарины, как махаянисты, не ограничивались хинаянским идеалом нирваны, сделав очень многое для разработки учения о бодхисаттвах и пути бодхисаттв. Именно йогачаринам принадлежит заслуга окончательного для традиции и максимально полного описания пути бодхисаттвы. Они же придали завершенность и махаянской доктрине Трех Тел Будды.

Йогачарины признавали множественность алая-виджнян; каждое живое существо с переживаемым им миром объектов сводится к своей алая-виджняне. Из этого следует, что каждое живое существо переживает свой собственный мир, отличный от миров других живых существ, и лишь Будда в силу своего всеведения знает содержания сознания и миры всех существ.
Отсюда возникает вопрос почему же миры, переживаемые всеми существами, столь сходны, что могут рассматриваться как один и тот же мир? Ответ йогачары - в силу общности кармы. Другими словами, поскольку все мы — люди, то и переживаемые нами миры есть «миры людей», все же различия между ними определены особенностями индивидуальной кармы.
Подобно тому, как свет многих ламп в одном помещении образует единое освещение, так и миры множества существ образуют единую согласованную реальность (в относительном смысле этого слова). Согласованность между мирами объясняется определенной соотнесенностью между кармами существ. Например, сейчас я в моем мире в силу особенностей моей кармы читаю лекцию студентам, причем я не имею доступ в их миры и к их сознаниям. Студенты моего мира — лишь образы, миражи. Но каждый из студентов в переживаемых им мирах в силу его кармы слушает мою лекцию. При этом я для студентов (как и они друг для друга) — тоже лишь мираж, образ сознания каждого из них. Будда же может реально общаться с каждым существом, непосредственно входя в его сознание.
(Позднее подобный подход породил для йогачаринов проблему опровержения солипсизма.)
С доктриной сознания йогачаринов самым непосредственным образом связана их теория «трех уровней реальности», буквально — «трех уровней своебытия» (трисвабхава), хотя на самом деле, ни один из этих уровней не обладает подлинным своебытием.
Вот характерный пример: некий маг (здесь — иллюзионист-фокусник) силой мантры на глазах у публики из куска дерева создает слона. Что этот пример означает? Традиция дает две его интерпретации, существенно отличающихся друг от друга; позднее разные направления, сформировавшиеся в рамках йогачары, ориентировались на одну из этих интерпретаций. Согласно первому объяснению, слон, которого нет, — ведь он лишь созданная магом иллюзия — это уровень ментально сконструированной реальности, совершенно призрачной и нереальной по своей природе Этот уровень называется парикалпита, «сконструированная реальность». Но форма слона или видимость слона обладает относительной реальностью: ведь она воспринимается глазами зрителей, а следовательно, эмпирически наличествует. Это уровень относительно реального {паратантра\ буквально «существующее с опорой на другое»). Отсутствие же иллюзорно сконструированного в относительно реальном (отсутствие парикалпиты в паратантре) есть уровень истинно или совершенно реального (паринишпанна). То есть понимание того, что никакого слона нет, что он только видимость, есть истинно совершенное знание. Другими словами, совершенно реальное — это отсутствие заблуждения (парикалпита) относительно природы эмпирически реального (паратантра)' паратантра, видимая именно как паратантра, есть паринишпанна. В приведенном примере уровень паринишпанны реализуется тогда, когда зрители перестают заблуждаться относительно природы видимого ими слона, осознавая, что он — только видимость, и ничего более.
------------------------------------------------------------------------------
***
Парикалпита — это уровень реальности (или уровень познания, что для йогачаринов практически одно и то же), соответствующий обыденному мировосприятию. Это мир самосущих объективных вещей и самостоятельных субъектов, мир, как его понимает обыватель, судящий обо всем с позиций непосредственной данности в восприятии и простого здравого смысла. Это уровень ментальных конструкций и проекций омраченного сознания. Он подобен чистой иллюзии и имеет природу миража.

Паратантра — это уровень реальности, как ее понимает Абхидхарма и мадхьямака. Это мир «только лишь сознания», в котором нет ничего самосущего и в котором каждый феномен существует в зависимости от других феноменов в цепи их взаимообусловленности. Вся йогачаринская феноменология сознания, включая алая-виджняну, относится к анализу именно этого уровня Он обладает относительной реальностью, будучи чистой видимостью, но не полной иллюзией. Разумеется, реальность этого уровня пуста по своей природе в соответствии с доктриной мадхьямаки. Йогачарины выделяют сто дхарм, которые понимаются ими, естественно, лишь как условные единицы языка описания сознания и психического опыта.

Паринишпанна — это уровень совершенного знания, присущего Буддам. Это понимание пустотности паратантрического уровня по формуле «паратантра минус парикалпита равно паринишпанне». Видение паратантры как она есть, в ее «таковости», и есть совершенное знание, лишенное субъектнообъектной двойственности.
***
----------------------------------

Пока ограничимся вышесказанным и кратко рассмотрим логико-эпистемологическую ветвь философии йогачары.
... Теперь буддизм оказался значительно сильнее в области логики и эристики, чем брахманизм, и буддисты стали очень опасными оппонентами в традиционных диспутах Но здесь мы сталкиваемся с историческим парадоксом: с одной стороны, буддисты сделались практически непобедимыми диспутантами, а с другой — именно в эпоху расцвета поздней йогачары буддизм окончательно утрачивает свои позиции в общеиндийском масштабе, уступая все больше и больше натиску возрождающегося индуизма.
Видимо, экзальтированная любовь к личному Богу (бхакти), которую проповедовали и воспевали индуистские аскеты-бхакты альвары и наянары, и вера в блаженное слияние с божественным Возлюбленным оказались ближе и нужнее народу, нежели ученое превосходство и диалектический блеск буддистов.
К тому же в это время в рамках брахманской индуистской традиции окончательно сформировалась философская система, известная как адвайта-веданта (недвойственная веданта), созданная в VII—IX вв Гаудападой и Шанкарой (Шанкарачарьей). Эта система удачно сочетала в себе сильные стороны буддийской философии (противники даже называли Шанкару тайным буддистом) и индуистской теологии, что и сделало ее в глазах брахманов удачной и эффективной альтернативой буддизму.


Поздние йогачарины еще более отчетливо сформулировали учение об объекте восприятия как результате ментального конструирования, знаменитую теорию сахопаламбхади, согласно которой объект чувственного восприятия тождественен комплексу самих восприятий (например, синий лотос есть не что иное, как комплекс определенных зрительных, обонятельных и осязательных восприятий), что очень близко основному тезису философии Беркли. Вместе с тем они полагали, что за этими ментальными конструкциями скрыт некий «чистый бескачественный объект», трансцендентный операциям и формам сознания и данный в его истинности в первичном акте чувственного восприятия.
Именно этот аспект поздней йогачары позволил Ф. И. Щербатскому называть ее трансцендентальным, или критическим, идеализмом в отличие от «догматического идеализма» школы Асанги—Васубандху. Поздние йогачарины предлагают очень утонченный анализ познавательного процесса, в ходе уже на первых ступенях практически мгновенного акта восприятия стержень познания — «чистый объект» окружается непроницаемой оболочкой ментальных конструктов и проекций. На этом основании позднюю йогачару иногда называют саутрантика-йогачара, поскольку «репрезентационисты»-саутрантики, с одной стороны, признавали существование «внешней» реальности, трансцендентной сознанию, а с другой — допускали принципиальную неадекватность ее отражений в сознании воспринимающего субъекта Другими словами, они проводили различие между объективной реальностью и ее явлениями сознанию. В конечном итоге само сознание является себе же в акте чувственного восприятия.

Далее, последователи Дигнаги и Дхармакирти восстановили в правах древнюю теорию мгновенности. Теперь под мгновением понимается неуловимый единичный акт восприятия, в котором реальность присутствует как таковая, еще не будучи подвергнутой операции преобразования в сознании в процессе ментального конструирования и концептуализации. Такое мгновениевосприятие носит техническое название свалакшана (буквально «то, что наделено своим собственным признаком»; сва — «свой» и лакшана — «признак», «свойство») Свалакшана рассматривается поздними йогачаринами как элемент истинной реальности, доступный нам в чувственном познании.

Для обретения этого элемента знания истинной реальности поздние йогачарины разработали особую процедуру очищения опыта от ментальных конструкций и концептов, бывшую подлинной йогой этой школы. Ее цель — обретение окончательной нирваны, понимавшейся как полное прекращение конструирующей и формирующей понятия деятельности сознания, упразднение субъектно-объектной двойственности, исчерпание всех элементарных подсознательных импульсов и предрасположенностей, замена двойственного по самой своей природе сознания недвойственным гносисом и обретение полной слиянности с истинносущим, полной согласованности с реальностью как она есть.

Поздние йогачарины признают два источника познания — чувственное восприятие и логический вывод, причем только в чувственном восприятии содержится элемент правильного знания о реальности как она есть, тогда как логический вывод способен дать знание только применительно к уровню относительной истины.
Этот тезис связан с крайним номинализмом поздней йогачары Только единичное реально, любые общие понятия и абстракции (вроде таких идей, как «вечность», «бесконечность», «субстанция») являются ментальными конструктами в чистом виде — утверждают йогачарины. «Лес» — ментальный концепт, но даже «дерево» — ментальный концепт. Реально существуют только вот эта конкретная пальма. Любое наименование уже содержит в себе элемент такого конструирования. Представление — это то, что может быть принципиально обозначено словом, то есть нечто семиотичное (при этом важна именно принципиальная обозначаемость: младенцы и животные не умеют говорить, но их представления также принципиально подводимы под языковое выражение).

Реальность же как таковая — несемиотична, ибо язык (в самом широком смысле) есть лишь условность, «стародавняя васана». Любое обозначение имеет сугубо отрицательную ценность.

[просто Соня]

Солипсизм (от лат solus — «один только» и ipse — «сам») обычно определяется как учение, утверждающее, что в мире существует только один субъект — я сам. Точным определением солипсизма будет такое- «солипсизм — это учение, утверждающее, что единственной реальностью является мой собственный психический опыт». Проблема солипсизма активно обсуждалась и обсуждается в западной философии, будучи доктриной, которую, по выражению Б Рассела, трудно принять и также трудно опровергнуть. При этом выделяются различные типы солипсизма (метафизический солипсизм, эпистемологический солипсизм, солипсизм данного мгновения...).

Хотя буддийская доктрина и не давала никаких оснований для солипсизма, философия школы йогачара, провозгласившая принцип «только лишь сознания» или «только лишь психического», естественным образом подошла к проблеме чужого «я», особенно после того, как ...провозглашала тождество восприятий и воспринимаемого.
...таким образом доказывается существование других существ на уровне только относительной истины, но не на уровне абсолютной.
... Способствует такой постановке вопроса и йогачаринское педалирование теории мгновенности, объявляющей единственно реальным данное мгновение и рассматривающей такие понятия, как «вечность» и даже «длительность», в качестве ментальных конструктов.
... своеобразного трансцендентального солипсизма, практически тождественного монизму брахманистской адвайта-веданты.
поистине существует только одно абсолютное сознание, иллюзорно являющее себя себе самому в виде множества эмпирических субъектов-сознаний с коррелирующими им переживаниями «внешнего» мира.

Аналоги можно найти и в кашмирском шиваизме: его теоретики утверждали, что единое абсолютное Я (Атман) полагает себя в виде множества душ, каждая из которых переживает свой собственный мир, но вместе эти миры образуют единую
согласованную относительную реальность.
Подобного рода воззрения характерны не только для индийских учений Так, иранский суфийский мыслитель XIV в. избрал следующий образ для выражения аналогичной идеи: на столе стоит одна свеча, но она отражается во множестве зеркал. Реальна только одна свеча, все остальные — лишь видимость.

...Услышав это. чаньский учитель Гуй-чэнь произнес одну фразу: — Когда мы говорим о Дхарме Будды, все уже и так ясно и лежит прямо перед глазами.
Услышав эти слова, Фа-янь Вэнь-и пережил великое пробуждение.

ГЛАВА 6 ЙОГАЧАРА И ТЕОРИЯ ТАТХАГАТАГАРБХИ

Это направление получило в современной буддологии название теории Татхагатагарбхи. Несомненно, что это учение начало складываться в Индии во вполне самостоятельную школу, пятую буддийскую школу, но процесс этот остался незавершенным, и теория гарбхи (так далее мы будем сокращать длинное слово «Татхагатагарбха») постепенно стала поглощаться йогачарой. образовав с ней в конце концов единое синкретическое учение.
в Китае именно теория гарбхи оказалась тем элементом, который был необходим для окончательного восприятия и усвоения буддизма в этой стране Здесь учение о гарбхе достигло своей зрелости и расцвета, став теоретической основой всех ведущих школ китайского (а потом и всего дальневосточного) буддизма.
Наиболее важны для этого учения ..«Ланкаватара сутра», в которой также достаточно много места уделено теории гарбхи, отразила этап начала сближения теории гарбхи и философии йогачары.
Синтез теории гарбхи и йогачары проявился, в частности, во введении йогачаринской терминологии (алая-виджняна, васаны и др ) и в сближении терминов «Татхагатагарбха» и «алая-виджняна».
Вершины и полной теоретической зрелости этот синтез достиг в тексте VI в. «Трактат о пробуждении веры в Махаяну», приписывающийся Ашвагхоше.

Что означает само слово Татхагатагарбха? Татхагата в данном случае, это просто синоним слова Будда А слово гарбха полисемично, причем, по-видимому, именно поэтому и было выбрано неизвестными создателями этого термина. Во-первых, оно имеет значение «зародыш», «эмбрион» Во-вторых, оно обозначает то вместилище, в котором зародыш находится, — матку, хорион, лоно Таким образом, слово «Татхагатагарбха» может быть понято и как «Зародыш Будды», и как «Лоно Будды», «Вместилище Будды» Оба эти значения весьма существенны для теории гарбхи.

В первом значении гарбха понимается как зародыш состояния Будды в каждом существе. Другими словами, каждое существо потенциально наделено природой Буддой. Этот тезис получил в традиции две достаточно отличающиеся друг от друга интерпретации Согласно первой из них, гарбха должна пониматься сугубо метафорически, как некая возможность для каждого существа стать Буддой, нет ничего, что могло бы помешать им стать Буддами. Ни о какой сущности, которая могла бы называться «природой Будды», в данном случае речь не идет.
Когда Будда в сутрах возвещал истину о том, что в каждом существе скрыт зародыш состояния Будды, он имел в виду лишь то, что каждое существо имеет возможность стать Буддой. Эта интерпретация принималась практически всеми направлениями Махаяны.

Вторая интерпретация предполагала, что в живых существах реально присутствует некая особая сущность, которая может быть названа «природой Будды». Если первая интерпретация теории гарбхи утверждала, что все существа м о г у т стать Буддами, то вторая провозглашала, что все живые существа уже е с т ь Будды, и им надо только реализовать свою потенциальную «буддовость». Некоторые последователи доктрины гарбхи шли еще дальше, говоря о том, что эту природу Будды не надо даже реализовывать, она и так вполне актуальна. Следует лишь осознать себя в качестве Будды, понять и прочувствовать, что ты уже здесь и сейчас являешься Буддой.
Если первая интерпретация гарбхи получила распространение в основном в тибетской ветви Махаяны, то вторая безраздельно господствовала в китайско-дальневосточном буддизме и переросла там в знаменитую теорию «изначального пробуждения», утверждавшую, что существа изначально пробуждены и сама природа ума есть пробуждение, бодхи.
Сходную позицию занимало и тибетское направление Дзогчэн (маха ати йога), учившее, что природа ума есть пробуждение, или изначальный гносис, присутствующее в любом актуальном акте сознания подобно тому, как влажность (природа воды) присутствует в любой волне. Лозунг и Дзогчэна, и китайских школ буддизма: «Наш собственный ум (или сердце-ум) и есть Будда». Все существа суть Будды. живое существо — это Будда с аффективными омрачениями, Будда — это живое существо без аффективных омрачений.

Именно со второй интерпретацией гарбхи связано и понимание самого термина как вместилища, лона Татхагатагарбха есть не что иное, как синоним абсолютной реальности, понимаемой в качестве единого, или абсолютного, Ума, порождающего как сансару, так и нирвану и являющегося субстратом и того, и другого. Этот Ум пуст (шунья) для нас, поскольку абсолютно трансцендентен различающему и конструирующему субъектно-объектную дихотомию сознанию, но не пуст (ашунья) сам по себе, будучи наделен бесчисленными благими качествами и свойствами, не отличающимися, однако, от самой субстанции Ума (в отличие от качеств субстанции брахманистских учений).
И именно этот Ум (Татхагатагарбха как вместилище) присутствует в существах как их природа в качестве ростка состояния Будды (Татхагатагарбха как зародыш). Принципиальными атрибутами этого Ума являются Постоянство, Блаженство, Самость (или «я» — атман) и Чистота.
Нетрудно заметить, что эти атрибуты прямо противоположны фундаментальным качествам сансары, как их определял еще ранний буддизм: непостоянство, страдание, бессущностность, или бессамостность, и загрязненность.

И здесь встает принципиальный вопрос не противоречит ли так истолкованная теория Татхагатагарбхи базовым положениям буддизма, и прежде всего доктрине отсутствия «я», или души. Во-первых, необходимо помнить, что даже ранние буддийские тексты отрицали атман лишь как индивидуальную субстанциальную душу, поскольку вера в таковую и привязанность к ней как к «я» являются корнем сансарического существования со всеми его страданиями. Но они ничего не говорили об Атмане как едином и абсолютном сверх эмпирическом Я всех существ, о котором учили Упанишады брахманов.
Это, конечно, не означает, что ранний буддизм признавал таковой Атман, он просто молчал о нем, не считая соответствующее учение враждебным Дхарме.

Надо сказать, что и позднее буддисты, ведшие активнейшую полемику с брахманистскими школами, не считали противником адвайта-веданту Шанкары. Собственно, буддисты всегда отрицали не столько атман как таковой, сколько эмпирический характер атмана; в опыте никакого атмана обнаружить нельзя. Буддисты также отрицали замену скандх атманом, но молчали о возможности существования трансцендентного Атмана «по ту сторону» скандх.

Во-вторых, стоял на позициях «срединного воззрения», отрицая крайности и нигилизма, и этернализма. При этом крайность нигилизма, сводившая нирвану к чистому «ничто», рассматривалась как даже более опасная, чем крайность этернализма, поскольку лишала ценности стремление к освобождению и обесценивала сотериологическую перспективу как таковую. Согласно палийским текстам, и сам Будда отказывался признать, что в нирване не будет никого, кто мог бы осознать себя пребывающим в нирване.
Поэтому уже в раннем буддизме развилась тенденция к положительному описанию нирваны как высшего и вечного блаженства, и эта тенденция к «катафатике» применительно к описанию реальности всегда сосуществовала в буддизме с «апофатикой» и описанием природы реальности в отрицательных терминах.

В-третьих, абсолютная реальность обозначалась словом «атман» и в некоторых авторитетных текстах. такие термины как Высший Атман и Великий Атман. употребляются в авторитетном трактате «Махаяна сутраланкара», а
также и в «Ланкаватара сутре» (а ее дополнительная глава «Сагатхакам» даже прямо осуждает людей, отвергающих веру в Атмана).
Еще интереснее содержание одного пассажа из «Махапаринирвана сутры», в котором не только отвергается мысль о том, что учение о Татхагатагарбхе как об Атмане является небуддийским, но, напротив, утверждается, что именно брахманы позаимствовали его из наставлений Будды и приписали себе.

[просто Соня]

...Кроме того, важно отметить, что буддийские тексты употребляли слово «атман» иначе, нежели брахманисты. Буддийский «атман» никоим образом не субстанция брахманистских систем, отличная от несомых ею качеств. Буддийский «атман» — Татхагатагарбха — тождественен не только своим атрибутам (подобно дхарме, в которой совпадают носитель и несомое качество), но и сущности всех феноменов сансары, образуя их собственную природу. В связи с этим тезисом часто приводятся примеры с волнами, имеющими природу воды, или с вещами, сделанными из золота и имеющими, соответственно, природу золота.
Подобный взгляд напоминает учение Шанкары об Атмане-Брахмане, но здесь уже надо скорее говорить о буддийском влиянии на брахманизм, чем о брахманистском на буддизм, поскольку адвайта-веданта значительно моложе теории гарбхи, а допускать непосредственное влияние Упанишад на буддизм вряд ли возможно.

Вместе с тем не может быть и речи о том, что буддисты использовали такие понятия, как «атман», в качестве лишь «искусного средства» (упая) для обращения в буддизм лиц, не готовых к восприятию мадхьямаки и привязанных к брахманистским воззрениям: все сутры, проповедующие идею гарбхи, отчетливо называют ее учением типа нитартха, то есть учением окончательным и не требующим никакой дополнительной интерпретации. И с этим в целом согласны все авторитетные учители махаянской традиции.

.. В результате даже возникла тенденция к введению в йогачаринскую систему еще одного — девятого — сознания (амала-виджняна — «неомраченное сознание»), тождественного Дхармовому Телу Будды.

...Прежде всего, произошло сближение понятий «Татхагатагарбха» и «алая-виджняна», что отчетливо видно по «Ланкаватара сутре», где эти термины порой практически синонимичны. Собственно, Алайя-виджняна начинает рассматриваться как охваченная омрачающей эффективностью Татхагатагарбха, а гарбха-как очищенная от аффектов алая-виджняна. Соответственно, в новой синтетической теории гарбха—йогачары говорится о единой и единственной алая-виджняне, универсальном «депозитарии», «хранилище» всех энграмм—«семян» и всех тенденций проявления энергии привычки Алая-виджняна, таким образом, становится неким единым и всеобщим «подсознанием» всех существ и универсальным проектором иллюзорных феноменов сансары с присущей им субъектно-объектной двойственностью.

Таким образом, разрешалась как сотериологическая проблема йогачары. обретение состояния Будды возможно, поскольку алая-виджняна по своей собственной природе есть Татхагатагарбха — абсолютный Ум Будды и его Дхармовое Тело, так и проблема происхождения сансары: в теории гарбхи охваченная аффектами Татхагатагарбха превращается в алая-виджняну, проецирующую свои омраченные содержания вовне и порождающую, таким образом, сансарическое существование. В «Ланкаватара сутре» появляется знаменитый пример: ветры неведения дуют над спокойными по своей природе водами океана пробужденного Ума и вздымают на нем волны сансары. Прекращение ветра (вспомним, что первоначальное значение слова нирвана — угасание [огня] или прекращение [ветра]) приводит к возвращению вод океана к их естественному состоянию покоя и гладкой зеркальности.

Но тут немедленно возникала новая проблема- а откуда, собственно, берется ветер неведения? Почему изначально просветленная гарбха вдруг оказывается охваченной клешами и откуда вообще берутся клеши? И ответить был призван текст, отразивший гарбха-йогачаринский синтез в его самой зрелой форме: «Трактат о пробуждении веры в Махаяну», написанный в середине VI в.

Вкратце суть учения этого важнейшего текста можно изложить так. Единственной реальностью является изначально пробужденный Единый Ум. Пробуждение образует саму субстанцию его собственной природы. Однако в этом Уме изначально присутствует и непробужденный аспект. Он сугубо вторичен, произволен и условен, но именно он является причиной формирования сансары. Единый Ум в аспекте его непробужденности, омраченности является алая-виджняной. Суть же этой имманентной Единому Уму омраченности заключается во влечении, привязанности, что побуждает Ум некоторым иллюзорным образом полагать себя в виде субъекта и объекта. Дихотомия субъект—объект создает условия для актуализации омраченной природы клеш и развертывания сансарического существования. Однако во всех существах сансары как зародыш присутствует изначально пробужденный Единый Ум, Татхагатагарбха; этот зародыш как бы побуждает человека освободиться от клеш, сопряженных с неведением, и реализовать свою изначально совершенную природу, которая есть природа Будды (то есть начинается как бы процесс, зеркально отражающий описанный выше, процесс элиминации непробужденного аспекта Абсолюта) Достигая пробуждения (подобно царевичу Сиддхартхе Гаутаме под Древом Бодхи), человек уничтожает как аффекты, так и препятствия, связанные с неведением, и реализует тождественность своей собственной природы с природой Единого Ума. И это обретенное пробуждение сущностно тождественно изначальному пробуждению, образующему субстанцию абсолютной реальности Единого Ума. В результате все феномены сансары исчезают, подобно сну после пробуждения или волнам после того, как прекращает дуть вздымающий их ветер.