5 Чань, дзен, дао-приправа

[просто Соня]

ДЗЭН: БУДДИЗМ ВОИНА

Казалось бы: зачем воину, чье главное предназначение — в любой момент быть готовым к смерти, такая религия? Но, как мы помним, некоторые герои «Хэйкэ моногатари» в свой последний час обращались к будде Амитабхе, великому сострадательному будде, который спасает все живые существа, несмотря на их грехи и кровавые злодеяния. Возможно, что амидизм и являлся некоей «субверой» самураев, особенно после того, как Хонэн (1133—1212) выдвинул тезис о достаточности искреннего повторения нэмбуцу (Наму Амида Буцу) для возрождения в Западном Раю — Чистой Земле будды Амитабхи — даже самого последнего грешника.
..Кроме того, существует еще и некий «центр», средоточие мира и спокойствия. Он хотя и не виден в диаграмме инь-ян, но имплицитно присутствует в кругообороте двух элементов. «Непоколебимая духовная основа», которую пытался обрести воин, строилась как раз вокруг этого центра. Считалось, что она находится в области брюшной полости (хара), о чем множество раз говорилось и в японских учебниках по военному искусству, и в даосских и дзэнских руководствах по медитации. Вот почему так рекомендовалось дышать не грудью, а «животом», то есть как можно более глубоко. Именно в этой части тела таится подлинное человеческое начало. И именно здесь в состоянии глубокой медитации человек переживает самого себя как органическую часть космоса и свое единство с ним. Только в медитации, нацеленной на хара, унаследованной дзэн от даосизма, человек в состоянии постичь на интуитивно-чувственном, а не на рациональном, уровне свое подлинное «я» и свое единство с космосом и ощутить «смысл» жизни. Этот внутренний центр — «запредельное, находящееся внутри» каждого, та сокрытая природа будды, которую китайский и японский буддизм так хотел довести до реализации и выраженности в каждом.
Наполненную спрятанным в подлинном центре человеческого естества «просветленную» жизнь невозможно ни постичь артикулированной мыслью, ни выразить артикулированной речью. Она обретается лишь спонтанным, внутренне-инстинктивным действием. Осознание центра-хара ведет человека к высшей духовной дисциплине и внутреннего самоконтроля. В то же время, оно является стержневым фактором, определяющим поведение человека в целом и воина в бою в частности. Дзэн, говоря об «указывании на сущность (читай: внутренне-инстинктивную сущность) человека», имеет в виду именно этот центр.

Главным в учении было здесь-и-сейчас.
«Не-сознание — то же самое, что и правильное сознание. Не-сознание не застывает и не фиксируется в одном месте... Оно не помещается нигде... Когда не-сознание хорошо развито, сознание не зацикливается ни на одной вещи и не имеет недостатка ни в чем. Оно подобно разливающейся реке и существует в самом себе. Оно возникает» в нужный момент и в должное время (что особенно важно для воина)».
Таким образом, гибкость действия-реакции не-сознания является отличительным качеством «решившего коан» и мастера-фехтовальщика, позволяющим довести промежуток между мыслью и ответным действием до ничтожно малой величины, такой, что «даже волос не проникнет», как говорит Такуан.
Целью не-сознания является достижение в каждом поступке того самого «ничто», которое дзэн считает «предельной реальностью», источником действия и последним прибежищем всего, что есть, внешнего и внутреннего.
«Противник — это Пустота, Я — тоже Пустота. Рука, которая держит меч, сам меч — все Пустота. Необходимо понять это, но не допускать, чтобы. Пустота овладела твоим сознанием (в качестве понятия или объекта внимания)».
Воин должен действовать в соответствии с космическим Небесным разумом, который воплощен в глубинной, не воспринимаемой умозрительно, простоте человеческого существа. Используя свой принцип «меча не-действия», Итиун возводит искусство фехтования к «первоначальной природе, которая проявляет себя в той или иной конкретной ситуации, меняющейся от мгновения к мгновению. Воин едва ли должен осознавать присутствие врага или даже воспринимать себя противостоящим кому-либо. Он будет действовать так, будто занимается чем-то повседневным, например, ест свой завтрак. Пусть фехтовальщик держит меч так, словно у него в руках палочки, которыми он берет кусок пищи».
Воин просто, спокойно, «бессознательно», или «не-сознательно» сближается с противником и наносит удар так, как велит и подсказывает его внутреннее, неопределимое «я», направляющее его меч. Непревзойденная уверенность в собственных силах гарантирует успех без всяких мыслей о нем и обеспечивает победу через пренебрежение к ней!
Каким же тогда будет механизм этого идущего изнутри фехтования? В первую очередь необходимо полностью сосредоточить свое сознание на том, что непосредственно перед тобой. «сущность фехтования состоит в том, чтобы отдать всего себя одному делу — уничтожению своего противника». А Судзуки добавляет: «Пока вы обеспокоены собственной безопасностью, вы никогда не победите в поединке».
Воину стоит обрести состояние ребенка, который только начал постигать мир, ведь ребенок живет в «абсолютном настоящем», о котором он ничего не знает и потому совершенно в нем не заинтересован. Для него важны только наличествующие в данный момент времени объект или ситуация. Внимание сконцентрировано и заострено.
В данной деперсонализированной ситуации все личные заботы и тревоги должны быть отброшены. «Вот почему воину советуется освободиться от мыслей о смерти или желания поскорее закончить сражение. Пока присутствуют какие бы то ни было "мысли", беды не избежать». Несомненно, что здесь присутствует определенный парадокс, ведь подобное отношение «ставит проблему смерти в ее наиболее острой и угрожающей форме. Если человек сделает хоть одно неверное движение, он обречен». Человек сражается за свою жизнь, но при этом он должен оставаться безразличным к ней, как и ко всему остальному. В противном случае он погибнет.

Итак, что же нужно сделать, чтобы достичь состояния полной эмоциональной отрешенности от ситуации, столь необходимого для «успеха», то есть для того, чтобы сохранить свою жизнь и честь? Все, абсолютно все должно быть «передано» внутреннему, подсознательно-бессознательному «я». Здесь нет ни времени, ни места для мысли.
«Когда лишь один инстинкт, особенно в своем чисто онтологическом (то есть глубинном и подлинном) аспекте, действует без всякого умозрительного вмешательства, ничто не сравнится с его естественной силой. Но если его сдерживает или обуславливает понятие, он колеблется, озирается по сторонам, поддается гнетущему чувству страха, и тогда слепая инстинктивная мощь рушится или в значительной степени ослабевает».
«Сдерживающее понятие» приведет воина к смерти. Поэтому он дает своим естественным способностям возможность обрести полную осознанную свободу от «мыслей, чувств и привязанностей любого рода». Подобное состояние сознания называется «отсутствием эго», или не-со-знанием.
«Когда действия напрямую связаны с вопросом жизни и смерти, следует отбросить воспоминания и предположения, дабы они не мешали быстроте мышления и молниеносной реакции. Человек становится игрушкой в руках бессознательного. Бессознательное и инстинктивное полностью вытесняют сознательное. Это и есть философия шунъяты (пустоты)» (Судзуки).

Конечно, не следует полагать, что Судзуки и мастера фехтования возводили все к естественному, несведущему и спонтанному внутреннему инстинкту. Их концепция — отнюдь не апофеоз доверия звериному началу. Как раз наоборот. Воин полагается на в высшей степени вышколенное подсознательно-бессознательное; он обязан быть образованным человеком. Школа фехтования Ягю учила: «Сказать, что ты постиг искусство, можно только тогда, когда техника владеет твоими телом и конечностями независимо от сознания» (Судзуки). И еще: «Не-сознание следует высвободить, оно должно полностью определять поле ментальности, так, чтобы главное — сила инстинктивной несопротивляемости — свободно использовало и применяло сознательно накопленное знание.».
Данный аспект синтеза искусства фехтования и дзэн Судзуки суммаризирует так:
«Как бы великолепно тот или иной человек ни владел искусством, он не сможет в полной степени постичь техническое мастерство, пока не избавится от всех психологических препятствий и не обретет состояние пустоты сознания, пусть даже для этого ему придется расстаться со всеми приобретенными ранее навыками. Ведь только в таком случае его тело сможет впервые и в полной степени проявить накопленное за годы тренировки искусство. Оно будет двигаться как будто автоматически, без всякого сознательного усилия со стороны воина. Его движения станут совершенной моделью игры с мечом. Все техническое мастерство присутствует, но сознание абсолютно не ведает этого».

Вот в чем заключается предельное развитие «внутреннего состояния духовной дисциплины и самоконтроля, которое позволяет реагировать и действовать». Вот «подлинная гармония духовных качеств: восприятия, сознания, концентрации и физической способности претворения и исполнения» (Ратти и Вэстбрук).
Путь к овладению искусством фехтования является исключительно «дзэнским и японским», однако ему можно найти параллели и в других сферах. Возьмем, например, игру на фортепиано (или других музыкальных инструментах).
..Когда перечисленные выше составляющие обретают полную духовную и физическую гармонию, сливаются в нераздельном единстве, музыка и музыкант готовы к концерту. Во время концерта (когда наступает «момент истины») музыкант отрешается от сознательных мыслей о том, какие ноты играть, какими пальцами брать тот или иной аккорд, наконец, как, «крещендо» или «диминуэндо», исполнять последовательность нот. Все это уже давно запечатлелось в его сознании и вошло в его тело. Музыка, рождающаяся из гармоничного единства разума и пальцев, чувства и его физического воплощения, оживает. Она предстает одновременно и внутренним, и интеллектуальным творением.

Существовал и еще один аспект «дзэнского» фехтования, необычайно важный, но упомянутый нами лишь мимоходом: как победить страх смерти. Самурай, как профессиональный воин, главной заповедью поведения которого была готовность погибнуть в битве в любой момент, сталкивался со смертью чаще, чем кто бы то ни было. Как любой профессиональный солдат он знал, что смерть является неотъемлемой частью его жизни. Такую жизнь, очень часто заканчивавшуюся преждевременной гибелью, выбирали за многотысячелетнюю историю войн и сражений миллионы и миллионы людей. И тем не менее, всегда ведь остается какое-то сожаление по поводу смерти, какая-то духовная, эмоциональная или даже физическая попытка уклониться, отсрочить момент ее неотвратимого приближения.

центральным в буддизме было учение о неуничтожимости индивидуального потока жизненной силы, который постоянно воплощается в той или иной форме ..или же «незаслуженное» перерождение в Западном Раю благодаря милосердию будды Амитабхи.
Дзэн говорил обо всем этом в значительно меньшей степени по сравнению с другими школами буддизма, а некоторые современные последователи дзэн вообще отрицают подобные верования; для них настоящая, нынешняя жизнь и является «тем». Во-первых, дзэн уделяет большое внимание «вечной сейчасности» момента. Настоящий момент — единственный, хотя бы частично контролируемый человеческим существом; это сущностная реальность человеческого существования. Во-вторых, дзэн всегда подчеркивал глубинную идентичность, или, лучше, внутреннюю взаимосвязь возникновения—исчезновения, жизни—смерти как звеньев одной цепи. Смерть выходит из жизни, и жизнь возникает из смерти или небытия. Что же является подлинной реальностью? Вот что писал один дзэнский поэт:
Некоторые полагают, что ударить значит ударить:
Но ударить не значит ударить, а убить не значит убить.
Тот, кто наносит удар, и тот, кто его принимает —
Они не более чем сон, которого нет.
Эти слова можно рассматривать как дзэнское восприятие «жизни» в целом. В какой степени оно применимо к фехтованию?
Не думать, не отражать — Совершенная пустота:
И все же здесь что-то движется,
Следуя своим путем...
Победу, еще до сражения,
Одержит только тот,
Кто не думает о себе,
Скрывшись в не-сознаниии Великого Первоначала.

Воин спрашивает дзэнского наставника:
«"Если человек находится на распутье жизни и смерти, как должен он поступить?" Наставник отвечает: "Отбрось всякие различения, пусть один только меч безмятежно сопротивляется небу". "Один меч" — это не меч жизни и не меч смерти, это меч, из которого рождается мир двойственности и различении, это сам Вайрочана-будда. Обрети его, и ты узнаешь, как действовать там, где расходятся пути.
Меч здесь олицетворяет силу интуитивной или инстинктивной прямоты... Она движется вперед, не оглядываясь ни назад, ни по сторонам» (Судзуки).
Впрочем, некоторые дзэнские наставники считали, что за пределами дуализма жизни и смерти существует иная реальность, с которой воин сталкивается лицом к лицу в момент схватки. Кэнсин Уэсуги (1530-1578), великий полководец, говорил:
«Те, кто цепляются за жизнь — умирают, а те, кто бросают вызов смерти — живут. Самое главное — это сознание. Всмотрись в свое сознание и укрепись в нем, и тогда поймешь, что в тебе есть что-то, что выше рождения и смерти, что не горит в огне и не тонет в воде... Тот, кто не хочет расстаться с жизнью и броситься в объятия смерти, не есть настоящий воин» (Судзуки).
Очень нелегко определить, являются ли эти слова простой декларацией самурайской готовности к смерти или гордой констатацией превосходства человеческого духа в его наивысшем проявлении над всеми превратностями жизни, и даже смерти. Или они являются «символом веры» в то, что человек, выходя за пределы создаваемых разумом двойственности и обманчивых различении типа хорошее—плохое, внутреннее—внешнее, человек—космос, жизнь—смерть, по сути, обретает бессмертие? Судзуки склоняется к тому, что речь идет как раз о последнем. Интуитивное существование, обретенное через дзэнское пробуждение, позволяет человеку вырваться из дихотомии жизни и смерти. Ведь он уже проник в саму Реальность!

«Не может быть сомнений, что многие воины феодальной эпохи посвящали себя изучению дзэн для того, чтобы обрести состояние абсолютного не-со-знания для исполнения своего предназначения. Общеизвестно, что мысль о смерти является камнем преткновения в исходе поединка жизни и смерти. Преодолеть эту мысль, являющуюся главным препятствием на пути свободного и спонтанного использования приобретенной техники — вот наилучший способ практикования дзэн для воина» (Судзуки).
дзэн открыл воину для использования в бою сферу инстинктивно-подсознательного, средоточием которой является хара. По крайней мере, некоторым это позволяло ощутить свое единение с Предельной Реальностью, Пустотой, не-сознанием.

Интенсивная дзэнская медитация, восприятие дзэнского учения о пустоте различения жизни и смерти и признание настоящего момента действия в качестве единственной реальности должны были вкупе с профессиональной смелостью и подготовкой вылиться во время битвы в непоколебимое презрение к смерти.
главная привлекательность дзэнской медитации для самураев состояла в том, что она позволяла им победить страх смерти, той самой смерти, что являлась неизменной составляющей «призвания» воина.
«Решимость умереть, сила и напряженность этого желания в процессе медитации постоянно укреплялись и становились стержневой нитью опыта бу-сидо. Такова главная составляющая менталъности буси (воина) от момента принятия решения до его осуществления. Намерение должно быть тотальным и всеохватывающим. Оно полностью завладеет воином только после тщательного обдумывания и приятия единственного принципа. "Смерть" становится основным смыслом "жизни"».

ДЗЭНСКИЙ МЕЧ:
СОВРЕМЕННАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
ПРОШЛОЕ И БУДУЩЕЕ

Конечно, сегодня главной целью любых боевых искусств является как раз «самосовершенствование», открытие подлинной природы «не-себя» в человеке.
воин прежде всего должен быть верен самому себе, то есть не иметь праздных и пустых мыслей. Следует «перестать быть властителем своего сознания, но превратиться в орудие неизведанного. Неизведанное лишено сознания "я", а, следовательно, и мысли о победе в поединке, ибо оно "работает" на уровне недвойственности, где нет ни субъекта, ни объекта». Когда «не-сознание» (мусин), или «не-мысль» (мунэн), возобладает (в воине, практикующем дзэн), он «освободится от мыслей о жизни и смерти, выгоде и утрате, победе и поражении» (Судзуки). И тогда он сможет обрести Небесное Дао. Духовная техника — приведение себя к состоянию безразличия относительно жизни и смерти через отказ от сознательно-интеллектуального «я» в пользу инстинктивно-интуитивного начала, средоточием которого является хара — интерпретируется как нравственно-духовное положительное качество, побеждающее эгоцентризм.
«Искусство меча — это, в конечном счете, не искусство убивать; его цель — воспитание нравственного, духовного и образованного человека».

Знание вещей, в подлинном смысле является «опытом переживания их в актуальной конкретности. Книга о приготовлении пищи не сможет утолить наш голод».
Поэтому любой человек, желающий обрести глубочайшую истину и подлинную реальность и жить в соответствии с ними, должен следовать не разуму, но интуиции, сосредоточенной в хара. Интуитивно воспринятые Истинное и Реальное гораздо более аутентичны, нежели созданные разумом понятия или формулировки. инстинктивно-интуитивное позволяет достичь высшего «я», то есть обрести собственную изначальную природу. Таким образом, внутренняя правота (гармония, единство) тоже обладает нравственными и «правильными» качествами — но не теми, что ограничены понятиями правильного и неправильного, хорошего и плохого.
Только когда воин утратит свое «я», перестанет «думать» о приобретенных навыках, необходимых действиях и о том, как реагировать на ту или иную ситуацию, только тогда он сможет превзойти свое «эго» и полностью объединиться с самим действием, достигнув тем самым высшего дзэнского совершенства.

«СВЯТАЯ СВЯТЫХ» ДЗЭН-БУДДИЗМА: КОСМИЧЕСКОЕ ПОДСОЗНАТЕЛЬНОЕ

Итак, Судзуки утверждает преимущественную ценность внутреннего, то есть не-индивидуалистического сознания, которое воспринимает Реальность в ее подлинной «таковости» без каких бы то ни было фальсифицирующих наслоений. внутренне-интуитивная практика воина, обогащенная опытом дзэн, кроме того что она является ценной сама по себе, еще и свидетельствует о наличии гораздо более глубокой, в сравнении с просто подсознательными ресурсами, силы Истины-Реальности.
наиболее оптимальным в психологическом смысле был бы термин «космическое бессознательное».
«Достичь основ собственного существования — значит полностью очистить бессознательное от эгоизма. Вот почему дзэн-буддизм так подчеркивает значимость "не-сознания"... в котором мы, обнаруживаем беспредельное богатство (внутренней силы)».
«Неизведанное может быть названо Небесным Разумом, Природой, Истиной или Первичным Сознанием, Дао, Богом, Бессознательным, или Сокровенным Я». Именно неинтеллектуализированная интуиция позволяет нам соприкоснуться с этим неизведанным, которое порой называют природой будды. Когда человеком руководит интуиция, в человеческом духе проявляется заключенный в нем Небесный Разум, Бог (в буквальном смысле), Пустота или природа будды. В дзэнском же смысле такое сознание должно пронизывать все наши действия. «В моем случае субъект нашел новый путь избавления от сознания двойственности своих поступков; жизнь в нем не расколота на субъект и объект, на действующего и то, в отношении чего совершается действие. Вечность возможна лишь в средоточии жизни и смерти, в самом течении времени. Во времени я поднимаю палец руки, и вечность танцует на его кончике... Это отнюдь не символизм. Для дзэн в этом заключен актуальный опыт». «С философской точки зрения дзэн придерживается скорее интуиции, чем разума, ибо интуиция дает возможность отыскать более прямой путь к Истине».
«дзэн лишь пытается через особый интуитивный тип понимания (стирающего в мысли различение жизни и смерти) вырвать человека из круговорота рождения и гибели.». Что именно делает человек — не важно, важно лишь как он это делает. Существует только внутренняя правота дзэнского действия.

В дзэнском монастыре царили дух равноправия и объединявшее всех упорство и целеустремленность. Здесь скрыто господствовал конфуцианский кодекс высоконравственного поведения. И хотя внешне дзэн достаточно свободно и порой даже пренебрежительно относился к условностям морали и этических диктумов, в действительности в дзэн-ском монастыре присутствовала суровая нормативная нравственность. дзэн не обладал какими-либо присущими только ему этическими характеристиками или «внутренним стержнем». В историческом плане он представляется по преимуществу психотехникой, ставящей целью максимизировать внутреннюю энергию, какова бы ни была ее направленность. Как жизненная сила, пытающаяся объединить глубочайшее «я» человека с его высочайшими устремлениями и связать его существование со всей тотальностью космоса, дзэн имеет огромную ценность.

САМУРАЙСКИЙ ИДЕАЛ И РЕАЛИИ ЭПОХИ ТОКУГАВА

«Самурай должен прежде всего постоянно помнить — помнить днем и ночью — что он должен умереть».
«Господин Набэсима Наосигэ (1538-1618) сказал: "Бусидо означает желание умереть. Даже десять человек не смогут одолеть такого". Великий подвиг невозможно совершить одной только искренностью. Желание смерти должно полностью овладеть твоим сердцем... Боевые искусства требуют захваченности смертью. »
«Если он всегда помнит об этом, он сможет избегнуть мириада зол и несчастий, уберечься от болезней и бед и насладиться долгим счастьем. Он будет исключительной личностью, наделенной прекрасными качествами. Ибо жизнь мимолетна, подобно капле вечерней росы или утреннему инею, а тем более такова жизнь воина... Если он думает об этом мгновении как о последнем, если, глядя в лица родственников, он чувствует, что никогда не увидит их вновь, тогда его чувства будут искренними, а его сердце исполнится верности».
Готовность к смерти уже в следующий миг превращается в глубинное понимание мимолетности и временности всех вещей, и особенно человеческой жизни. Каждый миг жизни, каждое действие должны быть наполнены предельной искренностью и самоотдачей, как в предсмертный час. Очевидно, что подобное отношение самурая к жизни и смерти проникнуто духом дзэн-буддизма.

«Размышлять о неминуемой смерти следует ежедневно. Каждый день, когда душа и тело находятся в гармонии, размышляй о том, как твое тело разрывают на части стрелы, пули, мечи и копья, о том, как тебя уносит бушующее море, о том, как тебя бросают в огонь, о том, как ты погибаешь при землетрясении, о том, как ты бросаешься со скалы высотой в тысячу футов, как умираешь от болезни или совершаешь сэппуку. Каждый день, без исключения, ты должен считать себя мертвым».
«Путь смерти таков, что человек вправе умереть спокойно, если он оставался верным ему каждый день своей жизни». То есть, если самурай, пусть даже в мирное время, не живет с мыслью о неминуемо приближающейся смерти, какой бы она ни была, он не сможет умереть достойно. мы имеем дело с признанием буддийского положения. что жизнь можно в равной степени назвать и «смертью», что на «жизнь» нельзя рассчитывать дольше, чем требуется для совершения одного-единственного вдоха. Настоящий самурай не имеет права бояться и избегать упоминания о смерти в своем присутствии как «имеющего плохое предзнаменование и думать, что он будет жить вечно, жадно цепляясь за существование». Когда наступает последний час, самурай встретит смерть спокойно и без сожаления, будь это поле битвы или смертное ложе.

[просто Соня]

Восемь Врат Дзэн. Программа практики дзэн - Лури Джон Дайдо

Это доступное и одновременно глубокое введение в философию и практику дзэн-буддизма включает в себя учебную программу, охватывающую практически все стороны жизни.

Джон Дайдо Лури (John Daido Loori 1931 - 2009) - основатель и настоятель Zen Mountain монастыря, США.
В 16 лет Лури сбежал из дома в морские пехотинцы. После войны он стал физиком, занимался спектральным анализом, затем ушел из науки в искусство, фотографировал, выставлялся в музеях, опять ушел, на этот раз в буддизм и, наконец, основал монастырь на склоне горы Тремпер.

Джон Дайдо Лури
ВОСЕМЬ
ВРАТ
ДЗЭН
Программа практики дзэн

Вопрос о сущности «Я» никогда не разрешается окончательно, и восемь областей обучения устроены именно таким образом, чтобы спровоцировать вопросы, подтолкнуть к поиску. Если «Я» не существует, — спрашивают искусства, — то как возможно самовыражение? Если мы свободны, — вопрошает богослужение, — то какая разница, «правильно» ли ты ударишь в колокол? Если все есть одно, — допытываются Заповеди, — то как возможно
нравственное деяние?

Во время богослужения не проговаривай слова одними лишь
губами — произноси их всем телом и всем умом.

дзэн —это практический вопрос нашей жизни.
Практика дзэн — это наш ответ на вопросы, исходящие из глубин нашего собственного бытия. Это борьба с целью достичь дверей свободы каждого мгновения. Это возможность обретения источника внутреннего покоя и ясности в гуще бушующей жизни. Судьба нашего собственного «Я» и всей Вселенной находится в наших руках.
текст — это руководство, побуждающее и научающее, как исправить то, что в существе своем не испорчено.
Сила книги заключается в ее практической реализации.
Эта книга — слово, обращенное лично к вам, от сердца к сердцу, от ума к уму. Она озабочена только этим самым мгновением — и тем мгновением, когда вы закроете ее и обратитесь к любым другим повседневным делам. Это и есть сфера ее действия и применения. Богослужение может начаться в любой момент....
Это дерзкий вызов интеллекту и духу. Если переваришь и выстрадаешь это знание потом и кровью, оно может превратить каждый миг жизни в праздничный танец свободы, мудрости и сострадания.

Тот, кто будет использовать «Восемь Врат» в домашней практике, внезапно обнаружит, что оказался посреди игровой площадки. Нужно просто заметить, что практика возможна прямона том месте, где мы сейчас стоим, — нравится нам этоили нет, но мы уже практикуем, не сходя с этого самого места. Каждая секунда есть реальная арена контакта с нашей истинной сущностью, царство гармонии, способной вылиться в соответствующие поступки.
Перед нами стоит великая цель. В руках у нас проверенные средства. Техника крайне проста — и в своей простоте очень сложна. Возможности ее применения — повсюду.
И тем не менее можно сказать с уверенностью, что если мы целиком посвящаем себя этой практике, то наша жизнь наполняется до краев. А это действительно чудо.

Когда санскритские слова, существовавшие многие тысячелетия, были переведены на английский, буддистские термины вдруг приобрели христианское звучание. Слово «дуккха», например, было переведено как «страдание», но страдание — это лишь один из аспектов дуккхи. Целостное значение этого слова несет в себе глубокие смыслы, не передаваемые словом «страдание»*. То же самое можно сказать о словах «праджня» (мудрость) и «каруна» (сострадание). Многие буддистские понятия непереводимы, их следует оставлять без перевода, чтобы сохранить всю полноту исходного значения.

На протяжении всей истории буддадхармы в Азии возникали разные школы и стили обучения, в которых на первый план выходили различные стороны Дхармы, полученной из Индии. Так или иначе, каждая школа и каждое направление брали за основу какой-нибудь тип медитации, однако иногда придавалось особое значение и другим аспектам практики. Школа Винайя, например, акцентировала внимание на Заповедях. Винайя учила, что просветления можно достигнуть путем соблюдения Заповедей, то есть — ведя нравственную жизнь. В других школах делался упор на изучении сутр, их подход к буддизму был более книжным. Были и такие школы, которые подчеркивали важность религиозного культа и обрядовой стороны — например, рекомендовали многократное
повторение имени Будды.
В христианской традиции мы видим монахов-траппистов, живущих в строгом уединении, францисканцев, ведущих активную благотворительную деятельность, иезуитов, подчеркивающих важность образования. Среди буддистов были отшельники, годами медитировавшие в гималайских пещерах, а с другой стороны — и политические деятели, и активные участники общественной жизни.
Община Гор и Рек ведет открытый диалог с христианским монашеством, изучает различные его формы, отдавая дань уважения его долгой истории и связям с западной культурой.

Цветок Шакьямуни

Сразу после своего просветления Шакьямуни не решался начать проповедь, понимая, что довольно трудно пытаться дать людям то, что они уже имеют. Он не знал, как разрешить это противоречие, и отказался от всяких попыток проповедовать. Некоторые из монахов — бывших товарищей Шакьямуни, увидели, что его жизнь преобразилась, и вернулись к нему, прося открыть им Путь, который он постиг. Их прямая просьба и поддержка побудила Шакьямуни взяться на это невозможное дело — учить тому, чему, в сущности, научить нельзя.

*(к удивлению многих, Будда относил сюда же страдания, порождаемые высшими состояниями глубокой медитации, состояниями блаженства, состояниями глубокого самадхи. Одним словом, страданием он называл все преходящее.
Одно из ключевых положений буддизма гласит: ничто в этом мире не постоянно, все сущее находится в вечном потоке становления. Поскольку вещи постоянно меняются, привязанность к ним порождает страдание. Стоит только нам завладеть чем-нибудь, как в тот же миг оно меняется и меняемся мы сами.)

....Вторая Благородная истина, вторая Мудрость, провозглашенная Буддой, состоит в том, что причиной страдания является жажда. Понятие «жажда» используется здесь в смысле желания, страсти, привязанности, стремления к овладению чем-либо. Эта зависимость происходит от иллюзии того, что существует отдельное «Я», независимая сущность, отличная от всех остальных вещей.
просветление, которое непосредственно испытали Будда и тысячи буддистов за прошедшие два с половиной тысячелетия, подтверждает, что за признаками явлений не существует ничего. Самость, «Я» — всего лишь идея. «Я» находится в состоянии постоянного изменения.
С биохимической точки зрения в нашем теле не осталось ни единого атома, ни единой молекулы из тех, что составляли его пять лет назад. Так что же такое «Я»? Что это сидит здесь? Что думает и чувствует? То, что мы обычно называем своим «Я», лежит в пределах нашей телесности: все внутри этого «мешка» мы рассматриваем как «Я», а все снаружи — как остальной мир. Поскольку мы отделяем себя от остального мира, все, в чем мы нуждаемся, находится там, вне нашего «Я». Таким образом, последствия иллюзии «Я» — это желания, жажда, страсти, стремления, потребности — все то, что в свою очередь образует источник страдания.

Третья Благородная истина Будды гласит, что страданию можно положить конец. Здесь прослеживается определенная логика: раз существует страдание, то у него должна быть причина. Вторая Благородная истина определяет причину страдания. Логика развертывается далее: раз мы говорим, что нечто существует, то всегда также имеется возможность его не-существования. Это и есть т р е т ь я Благородная истина — истина о прекращении страдания.
А если что-то существует, а затем перестает существовать, то должен быть процесс, путь, способ совершения этого перехода. В этом процессе и заключается четвертая Благородная истина, а именно — «восьмеричный путь».
Будды. Восьмеричный путь лежит в основе всего, чему учил Будда на протяжении сорока семи лет. Несмотря на многообразие форм и выражений, все, чему он учил, — это не что иное, как Путь, намеченный в его самой первой проповеди о четырех Благородных истинах.
Четыре Благородные истины, восьмеричный путь, все, чем мы занимаемся в практике дзэн, — все это называется упайя («искусные средства»), способы подвести нас к осознанию того, что истина, которую мы ищем, дана нам изначально. В конечном счете учить нечему, давать учение некому и получать его тоже некому. По существу, нет никаких учителей дзэн, ибо истина есть сама эта жизнь. Но прочесть об этом, понять эту идею и поверить, что истина есть сама наша жизнь, — это одно, а непосредственно пережить,
изнутри постичь, что истина есть сама жизнь, это совсем, совсем другое...

император У-Ди, был буддистом, что означало признание буддизма на государственном уровне. У-Ди, кроме того, был знатоком буддизма. Он интенсивно штудировал и даже сам переводил буддийские тексты. В монастырях читали сутры, философствовали, изучали буддизм.
Когда мы хотим узнать о чем-нибудь для нас новом, что мы делаем? Мы покупаем книгу и читаем ее. Мы полагаем, что назвать или описать явление — значит понять его и овладеть им. В большинстве случаев этот подход еще кое-как оправдывает себя. Но применительно к дзэн он не работает. В дзэн мы имеем дело с непосредственным опытом, а не со словами и понятиями, которые этот опыт описывают. У спросил, какие заслуги он приобрел всеми своими благими деяниями, и Бодхидхарма ответил: «Никаких».
Услышав это, император нахмурился и решил испытать Бодхидхарму, проверить глубину его понимания. «Какова главная святая истина просветленного учения Будды?» — спросил он. На что Бодхидхарма ответил: «Беспредельная пустота и ничего святого». Бодхидхарма указывал на ту самую истину, о которой говорил Будда: «Я» — это пустота, мириады вещей — это пустота, заблуждение — это пустота, просветление — это пустота, буддизм — это пустота. И именно потому, что буддизм — пустота, его формы и проявления могут быть бесконечно многообразны. Именно
благодаря пустоте мы можем говорить о просветлении и о заблуждении.
Когда Бодхидхарма ответил императору: «Не знаю», он выразил интимное приобщение к мириадам вещей и интимное забвение своего «Я».
Мы говорим: «Познать Путь будды — значит познать себя, а познать себя — в конечном счете значит забыть себя». Что происходит, когда мы забываем себя? Что остается, когда «Я» перестает быть? Всё. Остается всё. Остается весь мир. Разница лишь в том, что нет больше разделения между нами и этим миром. Это радикально
смелый взгляд на мир и на себя. Он затрагивает саму сущность нашего бытия, меняет образ наших действий, реакций, понимание самих себя и всего на свете. Тот опыт, который мы называем просветлением, означает подлинную интимность со всеми вещами, поскольку стирает границу между «Я» и «не-Я». Там, где нет разделения, нет и познания.
Чтобы знать, необходимы две вещи: знающий и то, что он знает. Необходима система отсчета, система координат.
В единстве не существует знания, ибо нет ни знающего, ни того, что он знает. Есть только единая реальность. Таким образом, своим «не знаю» Бодхидхарма другим способом выразил то же самое, о чем он говорил в своем первом ответе: «Беспредельная пустота и ничего святого».
Второй тезис — Преображающей силой обладает лишь сам опыт. В понимании или вере нет неиссякаемого источника силы — но если истина озарит нас, станет нашей личной реальностью, то она может перевернуть всю нашу жизнь.

Коан — это внешне парадоксальные утверждения или вопросы, которые невозможно понять с помощью одного лишь интеллекта. Подобные парадоксы являются функцией языка, в реальности не существует никаких парадоксов. Парадоксы возникают лишь в словах и понятиях, описывающих реальность. Примеры типичного коана: «Ты знаешь, как звучит хлопок двух ладоней; а как звучит хлопок одной? Не объясняй ничего — покажи как!»; «Каково твое изначальное лицо — то, которое у тебя было до рождения твоих родителей? Опять же, не надо слов — покажи мне!»
Но эти вопросы — звук хлопка одной ладонью, изначальное лицо — ничем не отличаются от вопросов: «кто я?», «что есть жизнь?», «что есть истина?», «что есть реальность?», «что есть Бог?» — тех самых вопросов, которые подвигли Шакьямуни на его духовные поиски. Все они говорят о первооснове бытия, об абсолютной природе реальности.
И мало-помалу вся мишура, создающая иллюзию «Я», начинает отпадать. Обыденный ум постоянно подпитывает представление о «Я»; когда этот ум останавливается, мы забываем о «Я».
В практике дзэн мы постигаем, что весь мир есть единая реальность, что «Я» и «Ты» — одно и то же. Но после этого мы должны пойти дальше и сделать следующий шаг: я — не ты и ты — не я. Оба эти факта — единство и различие — существуют одновременно и в совершенном взаимопроникновении.

Приступая к практике, мы словно начинаем восхождение на горную вершину. Продвигаемся на несколько шагов вверх — и соскальзываем на несколько шагов обратно.
Начинаем все сначала и постепенно вскарабкиваемся на вершину — к просветлению. Перед нами расстилаются бескрайние дали, невообразимая ширь, и ничто не застит вид. Но на этом практика не кончается. Достигнув вершины, мы должны продолжать путь. Наша жизнь — это не сидение на какой-нибудь горной вершине и созерцание собственного пупа.
Она проходит в миру, во взаимодействии с другими людьми. Вот мы стоим на вершине. Спрашивается — куда двигаться дальше? И мы идем прямо вперед... и спускаемся по противоположному склону вниз, в долину, на рыночную площадь. Именно здесь полученное нами знание действует, выражаясь во всем, что мы делаем.

Постижение природы «Я», сущности бытия называется праджня (мудрость). Когда мы постигаем природу «Я», мы вместе с тем постигаем, что причина и следствие неразделимы: то, что мы делаем, и то, что с нами случается, — одно и то же. И когда мы действительно понимаем, что это значит, появляется глубокое чувство ответственности.
Ответственности не только за себя, но и за весь мир явлений. Ответственности не только за то, что происходит здесь, но и за происходящее в ...; ответственности не только за настоящее, но также за прошлое и за будущее. Стоит по-настоящему проникнуться этим чувством ответственности, как мы тут же обретаем великую власть. На первый взгляд может показаться, будто мы взваливаем на себя тяжкое бремя, но на самом деле это не что иное, как освобождение. Например, когда мы по-настоящему понимаем, что мы в ответе за всех и вся, то уже не можем ни в чем винить других. Я уже не могу сказать: «Он меня разозлил!» — потому что знаю, что лишь я сам могу себя разозлить. Простое осознание этого факта позволяет противостоять негативным эмоциям. Если меня разозлил
кто-то другой, а не я сам, то я всего лишь жертва обстоятельств, с которыми ничего не могу поделать. Осознав свою ответственность, мы получаем возможность изменить свою жизнь, привести ее в согласие с Путем.

В мудрости тлеет ее деятельная энергия — сострадание. Они неразделимы. Сострадание — это мудрость в действии.
Мы должны понимать, что сострадание проявляется так же естественно, само по себе, как растут наши волосы. Здесь нет никакого усилия, никакого чувства разделения, нет дающего и принимающего. Есть лишь одна реальность — деяние само по себе. Мой дед по Дхарме, Ясутани-роси, умел замечательно объяснять, как действует сострадание. Возьмем, говорил он, две руки. Допустим, что мы наделили обе руки сознанием, собственным «Я». Так вот, если положить деньги в левую руку, то правая возмутится: почему это все деньги всегда достаются левой руке? Почему никто никогда не положит денег в правую? Теперь предположим, что когда я бросал в печь поленья, то зацепился рукавом, левая рука попала в огонь и я не могу ее вытащить. В такой ситуации правая рука захочет помочь, но, возможно, станет колебаться. В зависимости от того, насколько пламя сильное, она может решиться помочь, а может и подумать, что не стоит рисковать.
Но когда я просветляю обе руки и они осознают себя частью единой реальности, то есть меня, — тогда, даже если деньги находятся в левой руке, правая ничего не имеет против. То, что принадлежит одной, принадлежит и другой.
Но этот принцип — «твое значит мое» — имеет смысл только тогда, когда вы знаете, что мы с вами составляем одно целое. Когда левая рука попадет в огонь, правая бросится на помощь, не раздумывая ни секунды. Если левую руку лижет пламя, то боль терзает и правую. Но это верно лишь в том случае, если мы осознаем, что обе они принадлежат единому целому. И когда мы по-настоящему поймем это, то почувствуем глубокую, серьезную ответственность.
Чувство единства — основа сострадания. Вы заботитесь обо всем так же, как заботитесь о себе самом. В каком-то смысле это очень эгоцентрическая позиция — с той лишь разницей, что «эго» теперь вбирает в себя все Мироздание. Ничто не остается вовне.
Никто не найдет за нас нашу истинную природу — каждый человек должен сделать это сам. А этот процесс и есть дзэн. Он придуман не вчера — ему два с половиной тысячелетия.
Дзэн был проверен на практике бесчисленным количеством людей на каждом континенте. Простой, непосредственный и очень трудный, он призывает нас погрузиться в себя, изучить собственное «Я», забыть его и слиться воедино с мириадами вещей.
Дзэн — не японское и не китайское явление. Он не пришел из Азии — он всегда был здесь.
Дзэн учит нас правильно использовать собственный ум, жить и взаимодействовать с другими людьми. Увы, никто не сможет нам дать для этого четких инструкций, готового рецепта, ибо главное в дзэн не объяснить словами. Поэтому для того, чтобы отыскать его корни, нужно очень глубоко заглянуть в себя. Дзэн — это практика, конечной целью которой является освобождение. Мудрость, которую дает это освобождение, изменяет не только нашу жизнь....

[просто Соня]

Поза просветления

При этом очень важно понять, что в действительности дзадзэн — это не просто медитация. Это не созерцание, не интроспекция и не состояние покоя и сосредоточения ума. Дзадзэн означает «сидеть в дзэн».
Можно, кроме того, ходить в дзэн, работать в дзэн, смеяться в дзэн, плакать в дзэн. Как сказал Гари Снайдер*, «Дзэн учит нас правильно использовать собственный ум, жить и взаимодействовать с другими людьми».
Великий учитель Догэн говорил: «Познать Путь будды - значит познать свое «Я», познать свое «Я» — значит забыть свое «Я», а забыть свое «Я» — значит обрести просветление мириадами вещей». Просветление мириадами вещей — это осознание единства «Я» с мириадами вещей. Просветление снизошло на Будду, когда он сидел в медитации; в практике дзэн мы снова и снова возвращаемся к этому же типу медитации. Техника дзадзэн очень проста. Ее очень легко описать и очень легко применять. Но, как и со всеми другими практиками в дзэн, требуется немало усилий для того, чтобы добиться в ней успеха.

Почти все мы озабочены и поглощены собственными мыслями. Мы постоянно ведем внутренний диалог, непрерывно говорим сами с собой. Поскольку мы погружены в этот разговор, мгновения нашей жизни одно за другим проходят мимо нас. Мы смотрим — и не видим; слушаем — и не слышим; едим — но не ощущаем вкуса; любим — но не чувствуем. Объекты восприятия наличествуют, органы чувств получают всю необходимую информацию... но восприятия почему-то нет... Дзадзэн возвращает нас обратно в данное мгновение, где как раз и происходит наша жизнь. Можно сказать, что, упуская мгновение, мы упускаем нашу жизнь. Средоточие каждого мгновения — это наше дыхание; поэтому ключевым моментом в дзадзэн становится дыхание.

Обычно мы рассматриваем тело, дыхание и ум по отдельности, однако в дзадзэн они сливаются в единую реальность. Прежде всего, следует обратить внимание на положение тела в дзадзэн. У тела есть особые способы коммуникации с внешним миром и нашим внутренним пространством. Положение, которое мы придаем своему телу, может многое сказать о том, что происходит с нашим умом и нашим дыханием....
..Чтобы ускорить этот процесс, сядьте на переднем краешке дзафу и чуть подайтесь телом вперед. Представьте, что ваша макушка касается потолка и, выпрямив спину, потянитесь всем телом вверх, а потом расслабьте мышцы. Из-за того, что ягодицы опираются на дзафу и живот немного выставлен вперед, позвоночник будет слегка выгнут в области поясницы. В таком положении требуется минимум усилий, чтобы держать туловище прямо.
Все сидячие позы так эффективно работают в практике дзадзэн именно благодаря своей устойчивости — они не имеют абсолютно никакого тайного, эзотерического значения. В дзадзэн важно то, что мы делаем со своим умом, а не с ногами или руками.
..Наконец, вполне допустимо сидеть и на стуле, только при этом на жесткое сиденье следует подкладывать подушку и следить за тем, чтобы стопы целиком покоились на полу. Подушка или дзафу в этом случае используется точно так же, как и при сидении на полу: мы садимся на ее переднюю часть. Очень важно держать спину прямо, чуть выгибая поясницу. Все моменты, важные при сидении на полу или в сэйдза, сохраняют свое значение и тогда, когда мы сидим на стуле.
Важность прямой осанки в том, чтобы обеспечить свободное движение диафрагмы. Дыхание в дзадзэн становится очень, очень глубоким; живот поднимается и опадает точно так же, как животик у младенца.
... В результате глубокое, полное дыхание становится редкостью. В практике дзадзэн важно максимально освободить все в области талии и подобрать одежду, которая бы никак не стесняла тело. Пусть диафрагма движется свободно, и тогда дыхание станет глубоким, легким и естественным. Не нужно за ним постоянно следить, не нужно делать никаких усилий — все произойдет само собой, когда мы сядем и примем правильную позу.

Есть много разных способов сосредоточения ума: символические изображения, мантры В дзадзэн мы сосредоточиваемся на дыхании. Дыхание есть жизнь. Дыхание есть жизненная сила, главная функция нашего тела. Ум и дыхание составляют одну реальность.
... сосредоточить внимание на харе — точке, расположенной на пять сантиметров ниже пупка. Хара — физический и духовный центр тела. Направьте туда все внимание, сосредоточьте там свой ум.
.. По мере того как мы совершенствуемся в практике дзадзэн, мы все сильнее ощущаем хару центром своего сознания. Наши движения будут идти от хары... Хара сделается средоточием энергии в теле.
То же восприятие хары как точки покоя в дзадзэн распространится и на жизненные ситуации, когда случается что-то необычное или непредвиденное. Вместо того чтобы рассеивать свою энергию, мы обнаружим, что она почти автоматически собирается в харе. Мы найдем и разовьем в себе источник покоя, из которого будет естественным образом исходить вся наша деятельность, все действия и поступки.
..сконцентрируйтесь на центре хара. Медленно покачивайтесь туловищем взад и вперед, все тише и тише, пока не найдете собственный центр тяжести. Ум сфокусирован в харе, руки сложены в космической мудре, рот закрыт, языкприжат к нёбу. Дышите через нос и «пробуйте» дыхание «на вкус». Не отвлекайтесь от хары и дыхания. Представьте, что дыхание опускается в хару, в самую глубь, и поднимается оттуда обратно. Этот образ должен стать частью самого процесса дыхания.
Мы начинаем работу над собой с того, что считаем дыхание — считаем каждый вдох и выдох до десяти. Дойдя до десяти, начинаем заново. если ум начнет блуждать, если вы заметите, что отвлеклись на какую-нибудь постороннюю мысль, — остановите эту мысль перед собой, признайте ее, а потом сознательно отпустите ее. После этого начинайте заново считать с одного.
Счет играет роль обратной связи, сигнализирующей нам о потере концентрации. Всякий раз, когда мы возвращаемся к дыханию, мы становимся сильнее, доказывая себе, что способны сосредоточить мысль на чем нам угодно, когда нам угодно и на сколь угодно долго. Этот простой факт имеет огромную важность. Способность к сосредоточению, это источник всей нашей жизненной активности.
После недолгой практики мы почувствуем, что наш ум обострился. Он дает нам новое ощущение своего тела и своего ума. Главное — не упускать настоящее мгновение. А в дзадзэн мы как раз и учимся быть в этом мгновении.
Как только мы сможем считать без всякого усилия и раз за разом доходить до десяти, не сбиваясь на посторонние мысли, — пора переходить к счету каждого дыхательного цикла. Вдох и выдох будут считаться за «один», следующие вдох и выдох — за «два» и т.д. Самоконтроль за концентрацией в этом случае ослабнет, но чем дальше — тем меньше будет нужды в самоконтроле.
В конце концов, вам придется всего лишь следовать за своим дыханием, и вы сможете прекратить счет вообще. Просто идите за дыханием. Будьте дыханием. Пусть оно само дышит за вас. Так начинается «отпадение» тела и ума. На это уйдет какое-то время, и не следует торопить события; не стоит слишком быстро переходить в счете от каждого вдоха и выдоха к единому вдоху-выдоху и далее — к полному прекращению счета и простому следованию за дыханием. Если вы будете спешить и забегать вперед раньше времени, то просто не сможете развить в себе сильного дзёрики(концентрации). А ведь именно эта сила концентрации и ведет в конце концов к тому, что мы называем самадхи, или «одно-точечностью» ума*.
* «Одноточечность ума» (кит. и-нянъ-синь) — в процессе медитации — сознательное сосредоточение внимания в одной точке, с помощью которого достигается состояние полного отсутствия каких-либо мыслей или образов восприятия.

... Иногда так и должно быть, и не считайте это провалом — взгляните на это как на особое упражнение.
Пришло время позволить мысли возникнуть, принять ее на какое-то время, дать ей полностью «развернуться» и изжить себя. Но наблюдайте ее, осознавайте ее. Позвольте ей делать то, что она хочет делать, — пусть выдохнется сама собой. И тогда отпустите ее, оставьте ее. Возвращайтесь обратно к дыханию. Начинайте счет и продолжайте процесс. Не используйте дзадзэн для подавления неизбежно возникающих мыслей.

В этой тишине и неподвижности — источник всей нашей жизни. Если мы за всю жизнь не соприкоснемся с ней, нам никогда не узнать истинного покоя. В глубоком дзадзэн, в глубоком самадхи человек дышит с частотой всего лишь двух-трех дыханий в минуту. Все тело погружается в такой глубокий покой, какого не достигает даже во сне. Это очень важный и очень естественный аспект человеческой природы.
Все существа на земле учатся этому и практикуют это. Это очень важная сторона нашей жизни и возможности оставаться живыми: способность быть полностью пробужденными.
Продолжайте отпускать от себя мысли, возвращаясь к дыханию, и тогда оно мало-помалу станет глубже и легче.
Ум постепенно начнет затихать — поверхность пруда станет гладкой, как стекло, чистой, как зеркало, которое лишь отражает, но не интерпретирует. Всегда открытый, внимательный, чуткий, он ни к чему не привязывается, ничем не желает обладать, ничего не старается удержать. Он свободен каждое мгновение.

Как только мы научились контролировать дыхание с помощью счета и развили подлинное умение сосредоточивать ум в одной точке, мы обычно переходим к другим упражнениям — таким, как сикантадза («просто сидение»). Это продвижение не следует воспринимать как «успех» или «прогресс», иначе получается, что счет дыхания был всего лишь подготовкой к «настоящей» практике. На самом же деле каждый шаг — это и есть настоящая практика. Чем бы мы ни занимались, главное — отдаваться практике всем существом. Если это счет дыхания, мы должны просто считать дыхание.
Не менее важны такие качества, как терпение и настойчивость. Не следует постоянно думать о цели. Мы просто погружаемся в практику и отпускаем наши мысли, мнения, убеждения — все, к чему привязан наш ум. В существе своем человеческий ум свободен и ни к чему не привязан.
В практике дзадзэн мы учимся раскрывать этот свободный ум, видеть, кто мы есть на самом деле.
Родиться человеком значит очень много. Вместе с человеческой жизнью нам даются великие возможности.
Дзадзэн — удивительные врата, открывающие доступ к этим возможностям, главная из которых — научиться жить как нам велит наш личный, непосредственный опыт самопознания.

[просто Соня]

Ступень первая
На этой стадии главная задача практикующего — научиться избавляться от посторонних мыслей, сделать свой ум пустым и чутким ко всему, увидеть все перепутья. В процессе работы над дыханием для нас становится очевидной деятельность ума, его вечный лепет, его непрестанный говор, и мы начинаем успокаивать и фокусировать ум, отыскав центр его бытия и раз за разом без труда возвращаясь к этой неподвижной точке. После того как нам удастся развить в себе самадхи, «одноточечность» ума, происходит переход на следующую ступень.

Ступень вторая
Со временем, по мере того как внимание вновь и вновь фокусируется на дыхании, все внешнее, отвлекающее отступает прочь и начинается настоящая работа. вся практика направлена на то, чтобы превратить интеллектуальное понимание в очень личное, интимное знание. Этот процесс начинается с упражнений в сикантадзе (просто сидение).
То, что мы ищем, уже содержится в нашей жизни, а не находится вне ее.
На второй ступени обучения во тьме открывается просвет. Вещи начинают обретать смысл. Внутренний диалог замедляется настолько, что в периоды интенсивной медитации мы на короткое время испытываем «отпадение тела и ума».
Решение коана — это не столько какая-то объективная реальность, сколько состояние ума.
В сикантадзе мы не стараемся развить сосредоточение ума. Сосредоточенность предполагает фокусировку внимания: всплывает мысль, мы осознаем ее, отпускаем ее и возвращаемся к дыханию. Тренируясь в этом возвращении к дыханию, мы постепенно развиваем способность избавляться от мыслей и направлять ум, куда нам угодно. Чем больше мы практикуемся, тем сильнее становится дзёрики, эта способность к концентрации.
Дзёрики в практике сикантадзы вырабатывается совершенно другим, почти противоположным путем. В сикантадзе мы не стараемся избавиться от посторонних мыслей. Мы просто наблюдаем за мыслями, следим за их течением, не анализируя, не оценивая, не пытаясь понять их и разложить по полочкам. Мы просто осознаем их. В этом осознавании суть практики сикантадзы. Течение мыслей не может более продолжаться, если на него направляется внимание. Когда мы направляем на мысли свою энергию, когда они озаряются светом нашего осознания, долго им не устоять. Они начинают распадаться и рассеиваться, медленно умирают сами собой. Мало-помалу мыслительный поток замедляет свой ход и в конце концов достигает такой точки, где мысли прекращаются совсем. А когда исчезают мысли, исчезает и думающий, ведь мысль и тот, кто ее мыслит, — это две стороны одной монеты, две взаимообусловленные реальности, которые не могут существовать друг без друга. А когда исчезает субъект мысли, тогда наступает самадхи.
Работая над коаном Му, мы отпускаем мысли и снова и снова возвращаемся к Му. Так продолжается до тех пор, пока мы сами наконец не становимся Му — просто Му, всем телом и умом. Му наполняет собой всю Вселенную, и это то же самое переживание отпадения тела и ума, которое может возникнуть и в практике сикантадзы. Думающий исчезает — остается только Му. С полной самоотдачей погружаясь в одну из двух этих очень разных техник, мы в конечном счете приходим к одному результату, только разными путями: в одном случае — вырабатывая силу концентрации, а в другом — направляя осознание на поток мыслей. Я любой ценой избегаю указывать людям, что им делать. я стараюсь выяснить, чего хочет ученик, и поддерживаю его именно в этом.
На второй ступени обучения мы также учимся терпению и упорству.
Работа над Му и ранние этапы практики сикантадзы могут длиться годами.
Работая над Му, мы должны увидеть, что отделяет нас от Му. Понять Му — значит быть Му всем телом и умом, и если мы к чему-то привязаны, если что-то мешает нам предаться Му всем телом и умом, то мы должны преодолеть и отпустить это. От Му нас отделяет все, за что мы цепляемся.
Наша практика допускает большую гибкость, но в ней нет места подавлению собственных чувств. Напротив, ее суть в том, чтобы осознать неотъемлемую свободу, которая изначально принадлежит каждому из нас.

Ступень третья
Мы рассматриваем третью ступень как прорыв. Другие считают, что кэнсё, или прозрение в сущность «Я», происходит гораздо позднее, на том этапе, который мы называем четвертой ступенью. чтобы это произошло, шесть чувств должны слиться воедино. Нет больше «ни глаза, ни уха, ни носа, ни языка, ни тела, ни ума». На какой-то краткий миг мы забываем о своем «Я».
Иногда это состояние должно повториться несколько раз, прежде чем мы достигнем полноты понимания. Существуют различные способы и многообразные степени интимности в отождествлении с ним.
После первого проблеска Му мы очень скоро загоняем его в рамки, превращаем в понятие, заарканиваем и душим своим «пониманием». А это понимание не имеет ничего общего с Му.
Спустя годы, оглядываясь назад, понимаешь, что вся твоя жизнь в то время сводилась к Му; что бы ты ни делал — все это было Му в разных обличьях. первый опыт отпадения тела и ума начинает влиять на обыденную жизнь.
Результаты практики подтверждаются переменами в повседневной жизни. мы начинаем заниматься повседневными делами точно так же, как практикуем сикантадзу, — просто сидим, просто ходим...

Ступень четвертая
На четвертой ступени мы уже обладаем зачаточным пониманием сущности «Я», но нам все еще трудно воплотить это понимание в собственной жизни. Мы знаем, как нужно поступать, знаем, что правильно, — но не делаем этого. Более того, частенько мы поступаем как раз наоборот.
Гоань так описывает эту стадию: «Собрав все силы, хватаю быка. Его упорная воля несокрушима, его сила неистощима». Речь идет об эго. «Он бросается ввысь по крутому косогору и скрывается в облачной дымке. А может быть, он спрятался в непроходимом ущелье». В комментарии Гоань добавляет: «Он обитал в лесу уже долгое время, но сегодня мне наконец удалось поймать его. Он так одержим окружающим миром, что трудно его вести. В жажде травы послаще, он так и норовит вырваться. Его ум все еще упрям и необуздан. Если я хочу подчинить его, мне не обойтись без кнута». Титанической, всеобъемлющей борьбой наполнен этот период обучения, когда мы начинаем согласовывать привычки, выработанные в течение всей жизни, с нашим нарождающимся пониманием. Здесь наши открытия начинают воплощаться в жизни. И так будет всегда: за постижением следует осуществление, знание становится действием.

Ступень пятая
На пятой ступени происходит укрощение быка. Текст к картине гласит: «Без кнута и веревки все еще не обойтись — он так и норовит забрести на какую-нибудь пыльную тропу. После укрощения его нрав станет мягким,тогда он и без кнута будет слушаться хозяина». А вот как комментируется эта стадия: «Когда появляется одна мысль, другая следует за ней. Когда первая мысль рождена просветлением, все последующие мысли истинны. Через заблуждение мы все обращаем в ложь. Причина заблуждения лежит не в объективной реальности; оно порождено субъективностью. Держи веревку покрепче и ни в чем не сомневайся». Наше обучение достигло точки, когда нам в принципе ясен естественный ход вещей, ясно, как мы вписываемся в общую систему, как работает наш ум, как наши привычки и стереотипы поведения влияют на нашу жизнь, откуда берутся страх и ненависть. Однако, несмотря на ясное понимание, мы по-прежнему остаемся относительно беспомощными, ибо не можем ничего поделать со своими выработанными, автоматическими реакциями. «Укрощение» — это долгий и трудный процесс превращения теоретического знания в живую действительность, в наш жизненный опыт. «Без кнута и веревки не обойтись», то есть необходима строгая дисциплина и неусыпная бдительность, постоянно включенное внимание. Мы используем повседневные ситуации для того, чтобы нащупать свои уязвимые места и понять, как получается, что мы все время «скатываемся» назад к реактивному поведению, идем на поводу у стереотипов. Практика развития внимания открывает перед нами возможность сделать свою жизнь более гармоничной. Разные аспекты практики постепенно начинают собираться в одно целое, и она уже не дается с таким трудом, как раньше. Но все еще остается «веревка» — необходимость дисциплины, без которой невозможно претворить свое знание в жизнь. В каком-то смысле данное описание пути от понимания к осуществлению приложимо к любой стадии обучения, следующей за первоначальным прорывом.
С каждым новым шагом, через каждый год практики я, бывало, говорил себе: «Вот оно! Наконец!» А две недели спустя опять: «Теперь это точно оно! Ну, наконец-то!» И так далее и так далее — открытие за открытием. Ведь суть происходящего в том, что все становится яснее и яснее. А где предел ясности? Его нет. Она уходит в бесконечность.

Ступень шестая
Именно на шестой ступени мудрость начинает по-настоящему проявляться в нашей жизни. Самое трудное уже почти позади. Все теперь достается легко. Зазор между тем, что мы понимаем, и тем, что мы делаем, становится меньше.
«Три яда» — алчность, злоба, невежество — все больше превращаются в три добродетели: сострадание, мудрость и просветление. Для большинства это становится чертой, за которой уже нет возврата. Вплоть до этого момента мы, как правило, испытываем колебания и сомнения в своей практике, и ее качество во многом зависит от наших индивидуальных особенностей, от наших потребностей и мотивов. Но стоит только любому из нас зайти так далеко в постижении истинного «Я» — и остановиться будет очень нелегко. Такое чувство, будто тебя захватило вихрем и несет куда-то все дальше и дальше. Это — возвращение домой.
Но должно произойти еще кое-что — мы называем это дай кэнсё, «великая смерть». Чтобы так далеко продвинуться и не «сломаться», не лишиться мужества, требуется пять — десять лет упорной практики.

Ступень седьмая
Седьмая ступень называется возвращением домой. Бык побежден, «Я» предано забвению. Это то, что Линьцзи называет «истинным человеком без всякого звания». Быка больше нет, но остался пастух. «Все есть одно, а не два. Единая дорожка чистого света проходит через бесконечность времени». «Верхом на быке добрался до дома. На душе покой. Бык теперь тоже может отдохнуть. Рассвело, и в сладкой тишине моей крытой соломой хижины я забыл о кнуте и веревке».
Когда эго отброшено и «Я» забыто, сострадание проявляется легко и свободно. Практика больше не требует усилий. Я всегда стараюсь подбодрить и утешить людей, которым кажется, будто практика всю жизнь будет даваться с огромным трудом. Определенно, со временем все это становится легким.
На седьмой ступени мы изучаем опыт наших предшественников, достигших просветления, начиная с Будды. Этот опыт ученики должны не только понять и усвоить, но и пережить, сделать своим личным достоянием.
В процессе обучения ученик вырабатывает и углубляет способность видеть абсолютную основу реальности, как эта основа действует в мире феноменов и как проявляется это действие. Теперь в центре внимания оказывается истолкование абсолютного и относительного.

Ступень восьмая
На восьмой ступени «кнут, веревка, человек и бык — все сливается в Ничто. Небо настолько огромно, что никаким словам не запятнать его. Как может снежинка уцелеть в ревущем пламени? Передо мной — следы предков».
И комментарий: «С заурядностью покончено. Ум свободен от ограничений. Я не ищу просветления, но и не остаюсь там, где не существует просветления. Я не задерживаюсь ни в том, ни в другом состоянии, поэтому глазами меня не увидеть. Если бы сотни птиц усеяли мой путь цветами, это была бы бессмысленная хвала». Это — шунъята, полное отпадение тела и ума. «Я» и все остальное предано забвению.
Кэнсё и сатори — разные вещи. Первое буквально означает «прозрение в природу Я», а второе — синоним просветления. Кэнсё не обязательно является просветлением, это лишь просвет, проблеск.

Ступень девятая
Девятая ступень называется «возвращение к истоку». «Слишком долгим был путь обратно к корням, к истоку. Лучше быть слепым и глухим от рождения! Беззаботный, пребываю в своем истинном жилище, а река течет себе спокойно, и алеют цветы». «С самого начала истина ясна. Застыв в тишине, я наблюдаю за формами соединения и распада. Тому, кто не привязан к образам, нет нужды преображаться. Вода — словно изумруд, гора — словно индиго. Я вижу то, что созидает, и то, что разрушает».
Есть три тела Будды — дхармакайя, самбхогакайя и нирманакайя. Эти три тела соответствуют трем последним картинам о быке и пастухе: дхармакайя — восьмая ступень, самбхогакайя — девятая, нирманакайя — десятая, дхармакайя — абсолютная основа реальности. Самбхогакайя — это тело блаженства, или тело вознаграждения. А нирманакайя — это «руки, дарующие блаженство», физическое тело Будды и его учение.

Ступень десятая
И вот, наконец, десятая ступень — «в этом мире». «Босой и нагой до пояса, смешиваюсь с мирской толпой. Весь в пыли, в лохмотьях, я бесконечно счастлив. Не ворожу, чтобы продлить свою жизнь. Но даже сухие деревья вдруг расцветают передо мной». «По ту сторону врат тысяча мудрецов не знают меня. Красота моего сада невидима. Зачем искать следы предков? Я вышел на рыночную площадь с бутылкой вина и теперь возвращаюсь домой со своими пожитками. Я хожу в погребок на рынке, и каждый, на кого я бросаю взгляд, становится просветленным».
Это возвращение к самому началу пути. Слива, созревшая на девятой ступени, теперь падает на землю сама по себе. Ветка отпустила созревшую сливу, а слива отпустила ветку Там, где она упала, прорастает семя и появляется новое дерево. Это образ Будды в теле нирманакайя — символ учителя в этом мире.

К этому времени отношения учителя и ученика становятся абсолютно неформальными. Подчас их роли даже меняются: учитель превращается в ученика, а ученик — в учителя. Наступает полное слияние. Не существует больше двух отдельных личностей. учитель исчезает. Но в любом месте и в любых обстоятельствах ученик все равно будет излучать свет Дхармы и учить этим светом. Свет учения может быть невидимым, но его нельзя ни скрыть, ни удержать.

Подлинное значение десятой картины из цикла о быке и пастухе раскрывается уже в первой картине — это ум начинающего. В этом вся ее суть — вечное движение по кругу. Ум начинающего, наивный, простодушный, восприимчивый, полностью вырабатывается по мере того, как мы спускаемся с горной вершины вниз. От просветления не остается и следа.
Дзэн — это поразительная практика, поразительное учение, возможно, одна из самых высокоразвитых и совершенных духовных практик, когда-либо существовавших в истории человечества. Нам очень повезло, что мы имеем возможность заниматься ею. Арнольд Тойнби говорит, что через сто лет, когда человечество оглянется назад на наше время, самым важным достижением XX века сочтут не открытие атомной энергии, не покорение космоса, не компьютерные технологии и не какие-то другие грандиозные прорывы, сделанные нашей цивилизацией, а событие, о котором большинство людей едва ли даже знают. Это событие — передача буддадхармы с Востока на Запад. Каждый человек, практикующий дзэн, является частью этого процесса.

[просто Соня]

ВОСЕМЬ ВРАТ
1. Точка покоя: дзадзэн

Идти вперед — значит действовать, проявлять себя в мире феноменов. Отступление назад — это покой и неподвижность, обращение внутрь себя, абсолютная основа феноменов. движение вперед и движение назад не противостоят друг другу. «Текущая гора» означает активность горы; нетечение — это покой и неподвижность горы.
Без дзадзэн нет дзэн. Дзадзэн — это выражение мириадов дхарм, выражение самого Великого Пути.
Дзадзэн — это удивительный образ высшего просветления. Дзадзэн порождает Будду.
«Когда обыкновенные существа видят это, они становятся мудрецами. Когда мудрецы видят это, они становятся обыкновенными существами». Мы можем описывать дзадзэн в таких понятиях, как счет дыхания, следование за дыханием, отождествление с дыханием, «просто сидение», интроспекция с помощью коанов.
Постигать Путь будд — значит постигать свое истинное «Я», а постижение себя — это и есть дзадзэн. Дзадзэн — это интимная близость с «Я». А быть интимно близким с «Я» — значит осознать весь феноменальный универсум как «Я».
Самая первая медитация новичка, пусть даже неправильно выполненная, является вместе с тем законченным и совершенным отражением дзадзэн бесчисленных предков и будд прошлого, настоящего и будущего.
Школа дзэн основана на дзадзэн. Из всех буддийских школ дзэн единственная школа, где дзадзэн на протяжении столетий оставался краеугольным камнем.

Без верной опоры на дзадзэн наша практика — эта жизнь Будды — никогда не может состояться.
Наша практика абсолютно бессмысленна, если не имеет основания в дзадзэн.
Мастера Догэна называют «великим учителем дзадзэн». Центральное место в его трудах занимало учение о сикан-тадзе. он писал:
«Избавьтесь от привычки к рассудочному пониманию, поиску слов и привязанности к языку. Научитесь делать шаг назад, и тогда ваш свет обратится внутрь и осветит вас. Тело и ум отпадут, и явится ваше изначальное лицо. Если вы хотите обрести таковость
Таковость (татхата) — подлинная и необусловленная природа всех вещей, т. е. абсолютная реальность.
то не медлите и упражняйтесь в таковости. Остановите все движения сознающего ума, прекратите оценивать все мысли и суждения. У вас не должно быть намерения стать буддой. Дзадзэн не имеет никакого отношения к сидению или лежанию. Дзадзэн, о котором я говорю, не в том, чтобы научиться медитировать. Дзадзэн — это просто дхарма-врата покоя и блаженства, практика-постижение полноты накопленного нами опыта просветления.
Это отражение первичной реальности. Если вы со всей целеустремленностью сосредоточиваете свои усилия, это само по себе есть продвижение по Пути. Практика-просветление изначально обладает чистотой. Совершенствование в практике становится делом повседневной жизни».

Дзадзэн не является средством достижения просветления; дзадзэн — это совершенное действие самого Будды, чистое, естественное просветление. Это и есть основа учения мастера Догэна: практика и просветление едины. Эту простую практику, которую мы называем дзадзэн, очень легко считать чем-то само собой разумеющимся. Очень легко сидеть себе и думать, что дзадзэн сводится к счету дыхания, к концентрации на дыхании.
Но дзадзэн — это намного больше. Даже новички в своих первых медитативных опытах отражают в своем дзадзэн жизнь Будды. «Пробудить ум бодхи» и принять в этом уме просветления позу дзадзэн само по себе является выражением жизни Будды. В дзадзэн мы изо дня в день вырабатываем уверенность. Чем больше мы изучаем свое «Я», тем яснее понимаем его и тем больше растет наша уверенность в себе. Чем крепче становится наша уверенность в себе, тем интимнее мы приближаемся к «Я». Интимность с «Я» означает интимность со всем миром. Быть интимным с «Я» — значит отбросить тело и ум. Именно это и имеет в виду мастер Догэн, когда говорит:
«Познание пути будды — это познание «Я», познание «Я» — это забвение «Я», а забвение «Я» — это состояние просветленности мириадами вещей». Мы осознаем, что разделения «Я» и «не-Я» никогда не существовало, что это была всего лишь идея, особая ориентация ума, которая приводила к искаженному представлению о мире. «Состояние просветленности мириадами вещей» — это слияние со всем Мирозданием. Чтобы достичь этого состояния, нужно «отбросить тело и ум «Я» и «другого»; от просветления не остается и следа, и это бесследное просветление продолжается без конца».

Сидя в дзадзэн, мы вырабатываем дзёрики — силу дзадзэн. Но сила дзёрики напрямую связана с интенсивностью нашей медитативной практики. Когда мы прекращаем медитировать и перестаем вырабатывать дзёрики, наш ум снова постепенно приходит в состояние рассеянности и хаоса. Когда мы возобновляем медитацию и опять сосредоточиваем наши духовные силы, мы вновь начинаем вырабатывать дзёрики — силу, необходимую для того, чтобы совершить прорыв к личному переживанию природы реальности. Но даже до того, как этот прорыв осуществлен, в дзадзэн уже явлена эта реальность и просветление Будды. Догэн говорит:
«Знайте, что мир дзадзэн очень отличается от любой другой области. В самый момент сидения в дзадзэн проверьте, пронизывает ли время вертикальное и горизонтальное измерения (все пространство) или нет?
И задумайтесь над сущностью дзадзэн: отличается ли дзадзэн от обыденных дел? Является ли дзадзэн состоянием крайнего напряжения? Мышление ли это или не-мышление? Действие или не-действие? Сводится ли дзадзэн к сидению в позе лотоса или он существует в теле и уме? Или же он превосходит тело и ум? Мы должны рассмотреть разные подобные точки зрения. Цель заключается в том, чтобы телом принять позу лотоса и умом принять позу лотоса. Мы должны принять позу лотоса в том состоянии, когда тело и ум отброшены прочь».
В дзадзэн есть множество аспектов. Между начальными стадиями счета дыхания и самыми продвинутыми стадиями глубокого самадхи нет никакого разрыва. В полном слиянии абсолютного и относительного развитие дзёрики и проявление ануттара-самьяксамбодхи являются одним и тем же деянием Будды. И все же при внимательном рассмотрении нам становится ясно, что если мы не будем со всей решимостью поддерживать, шлифовать и углублять «ум дзадзэн», то оно начнет постепенно чахнуть и затухать. Если мы не передаем дзадзэн, то мы не передаем буддадхарму; без дзадзэн эта удивительная Дхарма рано или поздно умрет. Всякий раз, когда мы сидим в дзадзэн, мы являем в нашей собственной жизни высшее просветление Будды. По мере того как крепнет наша медитативная практика, энергия дзадзэн пронизывает все сферы нашей жизни и проявляется во всем, что мы делаем. В этом-то и состоит практика.

Все, что нам нужно знать, у нас уже есть, но лежит мертвым грузом, пока мы не откроем и не сделаем все это своим достоянием. За нас этого никто не сможет сделать. Никто нам этого не даст. Ни один из будд и предков не смог бы сделать этого — они могли бы только указать путь. В конечном счете все зависит от нас. В этом и заключается суть нашей практики. Вот почему утром, днем и вечером мы садимся в позу дзадзэн. Вот почему все, что мы делаем, — все наши ежедневные действия — мы делаем в «уме дзадзэн».
Из глубин тишины и покоя, которых мы достигаем, сидя на дзафу(подушка для сидения), дзадзэн сияет в десяти направлениях, проникая всюду. Но если мы не обретем эту глубину в своем сидении, она не сможет раскрыться вовне и пронизать все уголки нашей жизни.
В Великом Пути будд и предков, передаваемом от поколения к поколению вплоть до этого времени и этого места, сердцевину образует единственное высшее учение — практика дзадзэн. Дзадзэн не прекращается никогда. В дзадзэн нет ни малейшего различия и ни малейшего зазора между пробуждением ума бодхи (стремления к просветлению), практикой, самим просветлением и нирваной. Дзадзэн — это Вселенная, которая превосходит время и пространство, бытие и небытие. Дзадзэн — это чистота и незапятнанность. Его добродетель поддерживает и питает «Я» и «не-Я». Он наполняет собой небо и землю и воздействует на все своей добродетелью. Дзадзэн дает жизнь коану, сутре, богослужению. Это — созидающая сила, тело и ум как проявление активности самой Вселенной. И хотя все это так, кто-то способен осознать это, а кто-то — нет. Самое важное для каждого из нас — соприкоснуться с дзадзэн.
Проникните в самое его сердце, к истоку всей нашей практики, и вы будете знать, что он с вами до конца жизни. Дзадзэн —неотъемлемая часть нашей человеческой жизни. Благодаря ему мы сохраняем связь со своей человеческой природой, помним, кто мы есть и что такое наша жизнь. Настолько он важен. Без него мы начинаем блуждать, не имея цели. Начинаем искать что-то вне себя. Нас одолевает абсурдное желание «приставить себе еще одну голову вдобавок к той, которая у нас уже есть». Изначально каждый из нас не имеет ни изъяна, ни недостатка, ни нужды в чем-либо внешнем, но пока мы не увидим этого, наше совершенство и самодостаточность пропадают втуне. Увидеть их можно лишь через Врата Дхармы освобождения — дзадзэн. Дзадзэн — это врата, самое средоточие нашей практики.
Достигнем ли мы совершенства или нет, обретем ли самопостижение или нет, продолжим ли обучение дзэн или нет — все это не имеет значения, пока мы практикуем дзадзэн. Пока продолжается наша медитативная практика, в нашей жизни — не важно, сознаем ли мы это или нет, — воплощается жизнь и самопостижение Будды. Поэтому прошу вас: не относитесь к практике дзадзэн с беспечностью, ведь это самое главное в вашей жизни. Пользуйтесь этой возможностью и дорожите ею как бесценным даром.

[просто Соня]

2. Горный свет: изучение дзэн

Когда пелена всего наносного, внешнего, условного спадет с нашего ума, вы увидите: истинное «Я» сияет в своей первозданной ослепительной чистоте. Под наслоениями живет будда, чей свет пронизывает всю Вселенную. Именно проблеск этого света и заставляет нас, замкнутых в скорлупе эго, ступить на путь практики. Это — ум бодхи (бодхичитта), ум, который говорит: «Почему должна быть вся эта боль, все эти страдания? В этом нет смысла. Разве так уж трудно просто быть самим собой, точно так же как дерево есть просто дерево, а собака — просто собака?» Похоже, что для нас, людей, это большая проблема — быть просто людьми. Всему виной — скорлупа эго, отделяющая нас от всего мира. Мы сами соорудили эту скорлупу и назвали ее «Я». На самом же деле она существует лишь в нашем уме. Все, что мы считаем «собой», мы складируем внутри нее, а все «остальное» держим снаружи. В процессе практики дзадзэн скорлупа эго разрушается. Это происходит не резко и драматично, просто дзадзэн постепенно точит скорлупу, мало-помалу она становится все тоньше, и в конце концов истончается до полупрозрачного, так, что сквозь нее уже пробивается изнутри свет. А снаружи через нее начинает струиться свет, пронизывающий всю Вселенную. Внутреннее и внешнее почти соприкасаются. По мере продолжения практики наш дзадзэн углубляется, и тогда скорлупа дает трещину. В это мгновение внутреннее и внешнее исчезают, и остается один лишь свет.

Мы сами конструируем реальность, которую называем «Я». Оно образуется из сочетания трех взаимообусловленных элементов — органов восприятия, объектов восприятия и осознания. Когда один из них дает сбой, тело и ум отпадают. Поскольку «Я», которое мы сконструировали, служит главным препятствием, мы должны осознать это «Я». Осознать, что проблема и препятствие заключается в «Я», — значит постигнуть это самое «Я». Препятствие становится тобой, ты становишься препятствием, и больше не остается ничего. Таким образом «Я» учит само себя и постигает само себя.
Препятствие учит «Я», боль учит «Я», «Я» учит боль. Именно об этом говорит Догэн в следующем отрывке из «Сутры гор и рек»:
«С древних времен знающие и мудрые живут рядом с водой. Живя у воды, они ловят рыбу, или же ловят Путь. Все это — обычные занятия тех, кто живет у воды; если же пойти дальше, то тут уже придется ловить «Я», ловить крючок, попадаться на крючок и попадаться на Путь. Когда Чжуаньцзы учит кого-нибудь, он встречает самого себя».

Догэн исподволь подводит нас к другому способу видения, к другой точке зрения на себя и на мир. Встреча моего учителя со мной — это встреча моего учителя с самим собой... и моя встреча с моим «Я». Разве это не Будда встречает Будду? Когда я учу вас, разве Будда не прозревает себя? Мы говорим: постигнуть себя — значит интимно приблизиться к самому себе. Интимная встреча с самим собой — это постижение Будды Буддой.
Это действие удостоверяет и делает реальным просветление всех будд в десяти направлениях, во всей необъятности миров — будд прошлого, настоящего и будущего. Развитие подобной интимности и является главной целью в отношениях учителя и ученика. В конечном счете учитель учит самого себя и ученик учит самого себя.

Тело и ум отпадают, и происходит слияние — то же самое слияние, которое мы видим в учении, известном как Пять Уровней Дуншаня. Первый Уровень Дуншаня — это относительное внутри абсолюта. Под абсолютом понимается абсолютная основа реальности, не постижимая ни глазом, ни ухом, ни носом, ни языком, ни телом, ни умом. Относительное внутри абсолюта — это царство пустоты, глубокое самадхи. Но в этом глубоком самадхи нет никакого знания, потому что, когда становишься болью, уже нельзя знать боль; когда становишься Му, уже невозможно знать Му. Как только мы становимся коаном или преградой, мы перестаем знать об этом.
Познание, постижение происходит лишь на Втором Уровне — уровне абсолютного внутри относительного. Это сфера кэнсё, осознания. Выйдя из царства пустоты и вступая в мир, где царствует всевозможное разделение, — прямо на границе этих миров, — мы осознаем, что именно пережили.
Третий Уровень представляет собой выход из царства абсолюта. Это «сейчас-ная» деятельность, синтез абсолютного и относительного. Это уже не абсолютное и это уже не относительное. Именно здесь начинает проявляться сострадание, ведь когда мы смотрим на мир, мы различаем свое лицо во всем, что видим. В каждой вещи мы видим не что иное, как вот это самое тело и ум. Но это еще не есть полнота. Чего-то не хватает, потому что все еще сохраняется противоположность абсолютного и относительного.
А это выводит нас на Четвертый Уровень — уровень взаимного сближения и слияния абсолютного и относительного.
Это и есть десятая ступень. Мальчик, который искал быка (свое «Я»), теперь превратился в одетого в лохмотья старика, который спустился с горы и направляется обратно на рыночную площадь. Никго не может определить, кто он — мудрец или обыкновенный человек. Оставаясь незаметным и неузнанным, он являет миру свое учение.
Но двойственность все еще остается. Только на Пятом Уровне достигается единство. В этом достижении единства нет и следа просветления и никакой возможности разделить абсолютное и относительное, учителя и ученика. Последний уровень является также заключительным этапом во взаимо отношениях учителя и ученика. По мере того как ученик совершенствует свое понимание, расстояние между ним и учителем сокращается. Образно выражаясь, можно сравнить ученика с окружностью, а учителя — с точкой в ее центре. Суть происходящего в том, что окружность сужается и в конце концов сливается с точкой, так что их уже нельзя отличить друг от друга.
К примеру, Догэн говорит о рыболовном крючке; в этом языке ловец и тот, кто попадается на крючок, — не две разные вещи: удочка удит удочку. То же самое можно сказать и об учителе с учеником.

"Благородные последователи буддийского учения должны знать: прежде всего, вам надлежит иметь нерушимый ум, ищущий бодхи, и устремить взор в абсолютную сферу, где ничто не умаляется и ничто не возрастает.»
Увидеть что-то — значит быть им. Увидеть коан — значит быть коаном. Мы способны увидеть коан только потому, что мы и есть коан. «Кто-то», о котором говорит Догэн, это Цзяшань, человек, который видит Чжуаньцзы. Когда он видит Чжуаньцзы, он становится Чжуаньцзы. Вот что значит видеть. Чжуаньцзы видит Чжуаньцзы. Му видит Му. Дыхание дышит себя. Никого больше нет — никакого «другого».
Соответственно, «когда Чжуаньцзы учит кого-нибудь, он встречает самого себя». И тот, кого здесь встречают, это истинный человек. Истинный человек — это истина, реальность, просветление, постижение, сущность бытия, сатори-, это опыт встречи с самим собой. Вот почему я говорю, что забыть себя — значит интимно приблизиться к своему «Я». А что такое «Я»?..
Потому-то речь и идет о постижении своего истинного «Я». Начало этому положил сам Будда. Шакьямуни заглянул в сердце Махакашьяпы и передал ему учение. Махакашьяпа глубоко принял передачу лица, сердца, тела и глаз Шакьямуни, так что его лицо перестало быть его собственным лицом и сделалось лицом Шакьямуни.
Поэтому мы и говорим о прямой, личной передаче. Так же как Шакьямуни заглянул в сердце Махакашьяпы, Махакашьяпа заглянул в сердце Ананды и передал ему то же самое лицо.
Одно поколение за другим, будды и предки вместе со своими учениками видят друг друга и прямо, лично передают истинное учение. Прозрение Шакьямуни заключалось в том, что все существа совершенны и самодостаточны. Это относится к каждому из нас.
Будда сказал так: «Мое учение не зависит от писаний и передается без посредства священных книг».
Недаром великого мастера Умэня Хуэйкая так возмущал этот случай: «Золотоликий Гаутама здесь переходит всякие границы. Он принижает благородную истину. Он расхваливает баранью голову, а вместо нее продает собачину». Какую же истину передает Будда? Умэнь продолжает: «Если бы в этот момент все вокруг улыбнулись,
кому бы он передал истинную Дхарму?» А с другой стороны, если бы никто не улыбнулся, что стало бы с Дхармой?..
Неужели к этому и сводится истинная Дхарма, несравненная нирвана, тончайшее учение о бесформенной форме — к цветку и улыбке? Передавать-то на самом деле нечего, ибо мы уже обладаем всем, что нужно. То, что происходит при передаче Дхармы, определяется исключительно нашим духовным опытом. Это не имеет ничего общего с посвящением, завещанием или наследованием в какой бы то ни было форме. По существу, слово «передача» здесь попросту теряет всякий смысл, если только мы не сделаем оговорку, что это передача непередаваемого, или не назовем ее отождествлением ученика и учителя, при котором опыт того и другого находится в полной гармонии друг с другом, черпая из одного и того же источника. Если вы думаете, что Шакьямуни на Грифовой горе показал цветок, то вы совсем ничего не поняли в этой истории.
В стихотворении, посвященном этой передаче, Умэнь говорит: «Цветок поднят вверх — и тайна раскрыта. Кашьяпа расплывается в улыбке, а народ молчит в растерянности».
Тайна, истина, превосходящая слова и писания, — вот что постиг Кашьяпа. О передаче Дхармы Ананде Умэнь говорит: «Старший брат зовет — младший откликается. Семейный позор выплыл наружу». Что значит семейный позор? Семейный позор — это то, что этой невыразимой истиной, этим безграничным совершенством оказалась
жизнь каждого из нас. Зов и отклик являются всего лишь подтверждением этого факта, свидетельством прозрения в этот факт. А прозрение, в отличие от понимания, убежденности или веры, обладает преображающей силой.
Прозрение преображает нас. Оно пронизывает наше бытие на такую глубину, к которой пониманию, убежденности и вере даже не подступиться. У веры, убежденности и понимания есть определенное место, но они не имеют ничего общего с передачей светильника. Семейный позор — это вечная Весна, Весна, которая никогда не кончается, которая неподвластна климату, времени, законам природы. «Оно», как называет это Умэнь, остается неизменным всегда и во все времена. И, само собой разумеется, эта Весна, это Оно — всегда вместе с нами. Вокруг нас — прекрасный весенний день. Он длится и длится без конца. Наши страдания и боль могут омрачить его, наши личные проблемы — заслонять его от нас, наша алчность, злоба и невежество могут совсем скрыть его от нас — и тем не менее этот весенний день всегда сияет в жизни каждого из нас.
Курица-наседка долбит клювом яйцо, и одновременно с этим готовый вылупиться цыпленок помогает ей, пытаясь разбить скорлупу изнутри. Бух-бух... тук-тук... бух-бух... тук-тук... Если курица слишком поспешит и разобьет яйцо раньше времени, то вылупится недоразвитый птенец, обреченный на гибель. Если же, наоборот, наседка запоздает, цыпленок задохнется внутри яйца. Невозможно предсказать, когда именно наступит нужный, единственно подходящий момент — для каждого человека он свой. Подобно тому как учителя из поколения в поколение различаются внешне, но не по существу, ученики тоже отличны друг от друга лишь по виду, а не по сути.
Все мы обладаем сознанием будды, все мы совершенны и самодостаточны от природы. Но у каждого из нас свое прошлое, своя карма, свои барьеры, которые нужно преодолеть. Пока остается привязанность к чему-либо, остается и эго, а значит, тело и ум не отпадут. С помощью дзадзэн мы очищаем ум, пока он не станет абсолютно пустым. Мы просто сидим и ждем, пока не закончится процесс созревания и не произойдет прорыв.
Будде тоже пришлось побеждать своих демонов — так почему же кому-то из нас должна быть поблажка? Демоны являются под разными именами и в разных обличьях, но демон есть демон, и мы сами создаем каждого из них своим умом и тем, как мы используем этот ум. Единственный способ одолеть демона — это позволить ему появиться; не убегать от него, не подавлять его, не отрицать его существование и даже не отвергать его, а радушно его встретить, стать им — всем телом и умом. Только тогда у него выпадут клыки и когти, только тогда погаснет пламя.
Я тебя сотворил — я тебя и уничтожу. И когда мы наконец освобождаемся от ноши, которую тащили с собой, когда мы скидываем на землю тюк и снимаем шоры, то видим перед собой прямой, открытый путь, и уже ничто не отделяет нас от мириадов вещей. Когда мы практикуем дзэн, все, что мы делаем, становится личным наставлением. Когда мы практикуем с умом начинающего, десять тысяч вещей тоже учат нас. Все служит прямым указанием. Слушаться этого прямого указания — лучшее, что мы можем сделать. Оно окружает нас и пронизывает нас, мы сосуществуем с ним — так как же мы можем говорить о нем? Где найти такое место, чтобы говорить о нем? Как возможно даже указывать на него? Палец, указывающий на луну, и есть луна, а луна и есть палец; палец видит луну, и луна видит палец. Луна постигает «лунность», палец постигает «пальцевость» — и оба они постигают друг друга. Их нельзя отделить друг от друга иначе, как неправильно ориентируя собственный ум, моделируя реальность, говоря себе, кто мы и что есть наша жизнь. Догэн пишет:
«Глубина взаимосвязи между Буддой и каждым из нас неизмерима.
Следует сесть и тихо поразмыслить над этим.
Через лицо Шакьямуни мы отразим его глаза в наших собственных.
Когда это произойдет, наше зрение станет зрением Будды, наше лицо — изначальным лицом.
Это лицо непрерывно передавалось через поколения вплоть до наших времен.
Вот что значит прямая личная передача.
В каждом поколении каждое лицо было лицом Будды.
Откройте глаза, непосредственно передавайте и принимайте Дхарму через глаза.
Найдите прямую передачу лица через лицо.
Сущность прямой передачи в том, чтобы давать и получать лицо.
Раскройте ум. Передавайте и принимайте через ум. Откройте тело и передавайте тело посредством тела — не важно, в каком месте и в какой стране. Передача всегда происходила именно так».

Прорыв происходит в мгновение ока, при этом не имеет никакого значения, кто вы — начинающий или опытный ученик. Иногда мне говорят: «Я занимаюсь уже десять лет и до сих пор ни к чему не пришел. Как же у того-то все получилось всего лишь за восемь месяцев?» Кто знает? Я представления не имею. Восемь месяцев, год, пять лет, три года, два года, двадцать лет... главное — заниматься практикой ради самой практики, наслаждаясь самим процессом, в противном случае суть дела просто прошла мимо нас. Сам дзадзэн, помимо прямого указания, является просветлением. Всякий раз, когда мы в уме бодхи садимся и принимаем позу Будды, мы выражаем собой бытие всех будд прошлого, настоящего и будущего. Осознаем ли мы это или нет, но этот свет, который и есть наша жизнь, проникает повсюду и наполняет собой всю Вселенную.
Однажды Догэн написал:
Текут часы вечернего дзадзэн;
Сон еще не пришел.
Все больше я понимаю, как горы и реки
Полезны для того, кто ищет Путь.
Звуки речной долины ласкают мой слух,
Лунный свет льется мне в глаза —
А больше — н е т ничего.

[просто Соня]

3. Неисчерпаемый кладезь: теоретические занятия

принцип «независимости от слов и писаний» не следует понимать как отказ от языка — речь скорее идет о том, чтобы быть хозяином языка, а не его жертвой. Догэн-дзэндзи писал: «Не следует превозносить зрение и слух над сутрами.
Сутры не лгут — это сами люди обманываются. Когда мы полностью отдаемся изучению сутр, они раскрываются перед нами во всей своей глубине. Сутры — это вся Вселенная. Следуя за каждой сутрой, вникая в ее смысл, мы увидим, как перед нами возникает бесконечное множество новых, неслыханных сутр».
Все религии исходят из мистического опыта своего основателя. Когда основатель умирает, его последователи вспоминают его речи и проповеди и записывают их; так появляются священные тексты, писания. Через несколько поколений именно эти писания становятся объектом культа. Формируется организация, возникает духовенство, и сам мистический опыт полностью подменяется словами и понятиями, которые его описывают. Нам нужно познакомиться со словами и понятиями, описывающими реальность, и в то же время подняться над этими словами и понятиями.
В самом глубоком смысле сутры и коаны — это не средства к достижению цели, а средства, заключающие в себе цель.
Сутры и то, куда они ведут, — это одна и та же реальность. Процесс и цель, практика и просветление — одна реальность.
Догэн писал: «Когда люди говорят, что речи Будды — это всего лишь слова, они не понимают сущности буддадхармы.
Повседневный язык последователя Будды должен быть единым целым со всем Мирозданием. Нужно ясно понимать, что поскольку повседневный язык есть вся Вселенная, то вся Вселенная оказывается повседневным языком. Мы должны научиться делать слова своим достоянием и свободно использовать их в своих высказываниях, превращать океан в уста, а гору — в язык. Это — повседневная жизнь настоящего языка».
В дзэн есть знаменитое изречение: «нарисованными пирогами не наешься». Человек, читающий описание восхитительной трапезы из семи блюд, начиная с аперитива и заканчивая десертом, не насытится этим описанием.
Нарисованные пироги — это слова и понятия. С обыденной точки зрения нарисованные пироги не утоляют голод, не достигают истины, не могут решить проблемы. Но Догэн говорит: «в пустом небе нельзя отыскать ничего, кроме образов. Если вы скажете, что образ нереален, то все вещи нереальны. Если все вещи нереальны, то Дхарма нереальна. А если Дхарма реальна, то нарисованные пироги тоже должны быть реальны».
Образ есть реальность, реальность есть образ. Смысл концепции единства образа и реальности очевиден. То, что мы называем реальностью, мы создаем своим умом. Эта реальность формируется, когда соединяются объект восприятия (образ), орган восприятия (глаз) и способность к осознаванию. Таким образом, изображение Будды есть сам Будда. Слово древних будд — это весь феноменальный мир. Оно оно есть сама эта Вселенная.
Всему свое время — время призывать: «Сожгите изображения Будды», и время говорить: «Поклонитесь изображению Будды». Всякий раз утверждение соответствует конкретной ситуации; действие должно соответствовать обстоятельствам. истина не меняется, меняются лишь средства, ведущие к ее постижению. Существование книжного учения в традиции, стремящейся к свободе от слов, вовсе не является парадоксом. Понять это — значит постичь «неисчерпаемый кладезь», абсолютную свободу, не привязанную ни к слову, ни к молчанию.

4. Воплощение невидимого: богослужение
Поскольку богослужение не вписывается в наше научное мировоззрение, мы склонны к огульному его отрицанию.
для нашей культуры характерно сосуществование двух диаметрально противоположных реакций на богослужение. На одном полюсе находятся те, в ком очень сильна привязанность к форме; на другом — те, кто категорически отвергает все даже отдаленно напоминающее религиозный обряд. Ритуальное поведение является неотъемлемой частью жизни — не только человеческой, но и всякой — жизни пчел, волков, кошек, птиц, и т. д. Ритуальность присуща любым формам взаимодействия между людьми.
В теистических религиях богослужение подтверждает связь человека с Богом. В христианстве, например, особое значение придается личному общению с Иисусом, а в иудаизме делается упор на восстановлении связи индивида с истинами Ветхого Завета. В дзэн-буддизме вопрос о божественном существе отходит на второй план, а в центре внимания оказывается сущность бытия, природа Будды, которая неотделима от природы «Я». Все дзэнские обряды и ритуалы постоянно преследуют одну и ту же цель, подводя нас к осознанию нераздельности «Я» и десяти тысяч вещей. Дзэнское богослужение — это упайя, «искусное средство». Как и дзадзэн и все прочие области нашего обучения, оно служит методом раскрытия истины, которой является жизнь каждого из нас. «Искусные средства» необходимы потому, что каждый из нас от природы совершенен и самодостаточен. Мы уже обладаем полнотой бытия. То, что мы ищем, лежит прямо перед нами. Но то, что мы это понимаем, еще ничего не значит; понимание здесь совершенно бесполезно — нужно осознать это как движущую силу нашей жизни. А для того, чтобы практика или богослужение были действенными, необходимо вкладывать в них всю свою душу. Практика возможна только при условии полной самоотдачи.
в дзэн нет никаких учителей и там нечему учить, ибо мы уже обладаем тем, что ищем. Первая служба дня и выражает эту мудрость. Это соединение с тем, что уже есть в нас, — с нашей природой будды, с нашим личным просветлением.
Выражение благодарности обладает творческой силой — так же, как и выражение недовольства. Наша практика — это мы сами, практика и цель практики совпадают, причина и следствие образуют единство. Благодарение способно реально изменить наше самоощущение и мировосприятие.

Третья утренняя служба посвящена нашему семейному наследию, нашим личным предкам. Необходимость поклониться своим родителям — главный камень преткновения для многих наших учеников-американцев. «Не могу я кланяться своим родителям, я же их ненавижу!» — заявляем мы. Все дело в том, что пока мы внутренне не примем собственных родителей, мы не можем по-настоящему принять самих себя. Если мы не помирились с родителями — какими бы они ни были, как бы ни обманули наших ожиданий, — мы не сможем до конца примириться с собой. Осознание своей принадлежности к генеалогической линии, кровной связи с родителями и прародителями в череде сменяющих друг друга поколений является важной буддистской практикой. Мы начинаем видеть, как здесь и сейчас встречаются два жизненных потока — генеалогическая передача нашего родового наследия и непосредственно-духовное, от ума к уму, откровение Будды. Они оживают в жизни каждого из нас.

Четвертое утреннее богослужение — это целительная служба для тех, кто нуждается в поддержке. В начале этой службы звучит такая фраза: «Когда бы ни раздался этот вдохновенный призыв, он будет услышан и не останется без тонкого ответа».
Буддизм учит, что жизнь — это Нерожденное, а смерть — Неугасающее.
Принятая в дзэн официальная брачная церемония совершается лишь после того, как пара уже стала мужем и женой, — только они сами могут соединиться друг с другом. В этом обряде нет ничего магического — магия уже присутствует в их жизни — и в вашей тоже. Богослужение может лишь одно — сделать эту магию зримой для всех.
Когда мы рассматриваем ум как орган восприятия, понятие реальности существенно расширяется, выходя за границы привычного для Запада. Объектом ума является мысль; мысль, таким образом, творит реальность.
Вследствие такого отождествления дзэнские церемонии не являются религиозным культом. Религиозный культ предполагает, что вне нас существует нечто большее и высшее. В дзэн-буддийских обрядах мы отождествляем себя с Буддой, выражаем в действии тот факт, что мы с Буддой — одно и то же и что мы с вами — одно и то же. Наставление в дзэнском богослужении всегда апеллирует к интуитивному постижению. Ничто не объясняется. Богослужение совершается так, будто каждый из нас уже все знает. Один будда говорит с другим буддой. Чтобы услышать эту речь, необходимо научиться слушать по-новому и отказаться от привычных представлений. Восприятие должно быть прямым и непосредственным. Благодаря этому прямому, непосредственному и интимному постижению истины, богослужение в дзэн становится мощным «катализатором» «Я». Мы вдруг осознаем, что все замыкается на нас самих, что мы ответственны за все Мироздание и виноваты во всех мировых бедствиях. Осознав всеобщую нераздельность, мы уже не можем никого обвинить, равно как и считать себя жертвой.
Вместе с мудростью, которую дает прозрение, неизбежно рождается сострадание. Сострадание — это действенное воплощение мудрости в мире. Когда «Я» предано забвению, остается только десять тысяч вещей. Наступает осознание того, что все сущее есть не что иное, как ты сам. Если кто-то падает, ты помогаешь ему подняться; если загрязнена окружающая среда, ты очищаешь ее. Это твой мир. Личная, интимная забота о нем и есть сострадание.

Вне всякого сомнения, богослужение требует от нас немалой веры. Веры требует вся наша практика в целом.
С самого начала нам не обойтись без определенной опоры на веру, так как на первых ступенях обучения все, что мы делаем, еще не нашло себе подтверждения в нашем личном опыте. Мы постоянно опираемся на веру и в ситуациях, никак не связанных с религией или богослужением. Мы верим своим докторам, своим адвокатам, своим дантистам. Мы доверяем нашим партнерам и нашим товарищам. Мир держится на доверии, договоре и обязательствах. Доверие, действующее в практике дзэн, основывается, однако, на вере в себя, на чувстве, которое мы испытываем в данный момент, а не на ожидании каких-то выгод для себя в будущем или расчете получить что-то от других. Вопрос не стоит так, что, мол, если я буду верить, то это принесет мне то-то и даст мне то-то. Мы практикуем дзадзэн, веря, что можем достичь просветления, что мы в конце концов и должны достичь просветления. То же самое и в дзэнском богослужении. Оно начинается с акта веры, но по мере развития и углубления нашей практики мы начинаем понимать его по-другому. Эвелин Андерхилл в своей книге «Мистицизм»* говорит о восьми уровнях молитвы как о восьми ступенях мистического опыта. Она начинает с «молитвы-просьбы», а заканчивает «молитвой-единением».
К концу обучения в богослужение превращается вся наша жизнь.
(* выписки из книги - в ветке с тем же названием)

Практика дзэн — это не столько деятельность в мире, сколько деятельность самого мира.
...Духовная же власть связана с самопостижением. Когда мы постигаем свою истинную природу, рождается нечто противоположное стремлению к манипуляции. Осознав иллюзорность своего «Я», мы вдруг прозреваем «Я» в другом
Почему-то учения, имеющие отношение к духовной силе религии — не важно какой, — обычно не доходят в своем развитии до воплощения на уровне повседневности и быта. Практика облегчает жизнь, она не связывает нас, а наоборот — делает свободными. Что нас связывает, так это алчность, злоба и невежество. Учение освобождает нас, точнее говоря, оно помогает нам осознать внутреннюю свободу, которой мы уже обладаем и обладали с самого начала.

Но разве цель практики дзэн — не единство? Так почему Юаньу говорит о необходимости различать? Если вы думаете, что цель нашей практики — это единство, давайте-ка хорошенько вникнем в этот вопрос. Единство — это только одна сторона. Есть и другая — десять тысяч вещей. Мы должны понимать, что десять тысяч вещей, то есть весь феноменальный мир и его абсолютная основа — единство, — не являются двумя отдельными реальностями. Они сливаются воедино. Вы и я — одно и то же, но я — не вы, а вы — не я. Оба эти утверждения истинны одновременно.

Механическую имитацию можно предотвратить лишь с помощью великой веры, великого сомнения и великой решимости — трех «китов», на которых держится истинная практика. Великое сомнение напряженно взаимодействует с великой верой, и, вкупе с глубокой решимостью идти все дальше вперед, они поддерживают ученика в активной форме, не позволяют рассла8биться и успокоиться. В обучении дзэн нет ни бунта, ни покорности. Что тогда в нем есть?
Все эти «искусные средства», все учение, все аспекты богослужения — все это есть тайна, которая раскрывается в восьмидесяти четырех тысячах неуловимых действий, составляющих нашу практику. Это — тайна того, как достичь мира, танцевать, колоть дрова и носить воду. Эта тайна — удивительный танец Дхармы, который называется жизнью. Но чтобы ее постичь, нужно ее станцевать. Она не раскрывается из слов, которые ее описывают, и не содержится в наших идеях о ней. Это — сама реальность. Танец, поклон, голос. Не пустая демонстрация внешних форм, а воплощение будд и предков прошлого, настоящего и будущего.

[просто Соня]

В целом мире нет учителя, который может нам что-то дать, и нет ничего такого, что мы должны получить, ведь каждый из нас уже совершенен и то, что мы ищем, находится в нас самих.
Уникальность Заповедей Будды в сравнении с другими религиозно-этическими учениями заключается в том, что в их основе лежит переживание на опыте иллюзорности эго. Этот опыт меняет все.
Обычно проходит несколько лет, а потом, где-то на средних ступенях обучения, Заповеди начинают по-настоящему наполнять жизнь человека. Это созревание, достижение зрелости называется праджня — мудрость. С помощью мудрости мы познаем, что самости не существует, что «Я» не имеет какого-либо твердого, неизменного определения.
Стоит пережить чистую пустоту, прояснить для себя значение опыта не-Я — и мы начинаем видеть, что между «Я» и другим нет преград. Мы видим, что десять тысяч вещей, с одной стороны, и это тело и ум — с другой, суть одна реальность, что «Я» ничем не отличается от этого мириада вещей. Тогда мудрость начинает свободно действовать, и вера больше не нужна. Сам наш опыт подтверждает Заповеди.
Мудрость в действии мы в дзэн называем состраданием, осуществлением Заповедей.
К самому концу обучения, когда мудрость уже непосредственно действует через ученика, Заповеди официально передаются ему от учителя в процессе так называемого дэнкай.
Объяснить, как действует карма, проще всего так: то, что мы делаем, и то, что с нами происходит, — одно и то же. Карма — это действие, и одной из важнейших ее характеристик является способность накапливаться, тянуть дальше цепь причин и следствий. Потому в каноне и сказано: «Когда первая мысль рождена заблуждением, все последующие мысли ложны. Когда первая мысль рождена просветлением, все последующие мысли светлы».

Гатха искупления начинается так: «Всю дурную карму, созданную мною за все времена из-за моей безначальной алчности, злобы и невежества...» Мы находим причины дурной кармы в алчности, злобе и невежестве, поскольку каждый из этих пороков происходит от иллюзии отделенности «Я».
«...порожденную моим телом, языком и мыслью...» — продолжается гатха. Речь идет о путях создания кармы. Мы создаем карму действиями своего тела, словами, которые произносим, а также мыслями, причем все три способа равноценны. дурная мысль обладает такой же силой, что и дурной поступок. Желание ударить кого-то создает карму, равносильную самому этому действию. (Нагорная проповедь Иисуса)
Определив дурную карму и пути ее возникновения, мы затем искупаем ее, становимся одним целым с ней, берем на себя ответственность за нее. Взяв на себя ответственность за карму, мы делаем ее своей собственностью. А когда она стала нашей собственностью, у нас появляется возможность как-то повлиять на нее. Пока вы не возьмете на себя ответственность за карму, вы бессильны изменить ее: виноватым всегда оказывается кто-то другой или что-то другое. Вы всего лишь жертва. Признание ответственности наделяет нас силой вырваться из бесконечного круговорота причин и следствий. По существу, в процессе искупления закладывается фундамент и формируется готовность для получения Заповедей.

В ракурсе «Трех хранимых Драгоценностей» Драгоценность Будды «направляет небеса и направляет людей, порой проявляясь в виде беспредельной пустоты, порой — в виде крошечной пылинки»; Драгоценность Дхармы «кружится в неисчерпаемом кладезе, направляя неодушевленные вещи и направляя одушевленные существа»; а Драгоценность сангхи «избавляет от всяческого страдания и освобождает от власти Трех Миров».
Приняв прибежище в Трех Драгоценностях, мы затем получаем три Чистые Заповеди: не творить зла, практиковать добро и направлять к добру других. Чистые Заповеди определяеют гармонию, естественный порядок вещей. Если мы избегаем зла, совершаем добрые поступки и творим для других, то мы находимся в согласии с естественным порядком всех вещей. Неделание зла — «постоянное место всех будд». Добрые дела — «Дхарма самьяксамбодхи, путь всех существ». А практиковать добро для других — значит «превосходить обыденное и возвышаться над священным, освобождать себя и других».
.. Эгоцентрической сексуальности противостоит сексуальность, преображенная любовью; ее-то мы и должны осуществлять, выражать в наших личных взаимоотношениях.
.. «В сфере изначально чистой Дхармы противоположность невежества зовется Заповедью о воздержании от опьяняющих веществ».
..«Осознай “Я” и “другой” как одно целое. Не превозноси себя и не обвиняй других». «Будды и предки постигли абсолютную пустоту и постигли великую землю.
Когда явлено великое тело, нет больше ни внутреннего, ни внешнего. Когда явлено тело Дхармы, под ногами не остается больше ни пяди земли».
.. «Осуществляй гармонию. Не давай м е с та гневу». «Природа “Я” ясна и очевидна. В сфере не знающей эго Дхармы забвение себя зовется заповедью обуздания гнева».
Десятая Заповедь: «Познавай вещи в их сокровенности.
Не оскверняй Три Драгоценности». «Переживание Дхармы всем телом и умом — это сердце мудрости и сострадания. Добродетели возвращаются к океану реальности». Лучше всего понимать эту Заповедь так: даже давать повод к мысли о том, что между буддами и обыкновенными существами есть различие, — значит осквернять Три Драгоценности и нарушать эту Заповедь.

Когда мы только начинаем практику, мы используем Заповеди как руководство, чтобы жить как будда. Мы хотим знать, как жить в гармонии со всеми существами, и не желаем откладывать это до той поры, когда на нас снизойдет просветление. Поэтому мы практикуем Заповеди. Мы работаем с ними так же, как работаем с дыханием или с коанами. Практиковать — значит осуществлять. Мы осуществляем Заповеди. Познав Заповеди, мы начинаем остро чувствовать моменты, когда мы их нарушаем. Нарушив Заповедь, мы признаем это, берем на себя ответственность за это и снова возвращаемся к Заповеди.
Это очень похоже на работу с дыханием в дзадзэн. Мы садимся на подушку и даем обет работать над дыханием, быть дыханием. Но не проходит и трех вдохов-выдохов, как обнаруживается, что мы уже думаем о чем-то постороннем и бесконечно далеки от слияния с дыханием. Когда такое происходит, мы признаем это, берем на себя ответственность за это, отпускаем мысль и возвращаемся к дыханию. Такова наша практика дыхания, и такова же наша практика Заповедей. Такова наша практика жизни вообще. Не следует рассматривать практику как процесс достижения чего-то, процесс, который ведет нас к просветлению. Практика сама по себе есть просветление.

В течение недельного курса обучения каждый посвященный шьет себе собственное ракусу, миниатюрное кэсу, символизирующее одеяние Будды, произнося с каждым стежком: «Будь одним целым с Буддой, будь одним целым с Дхармой, будь одним целым с сангхой». Вы можете представить, какое колоссальное количество духовной энергии сосредоточивается к концу недели в этом ракусу. Ракусу будет вечно служить ученику напоминанием о цели его жизни. Каждое утро в дзэндо мы кладем свое кэсу на голову и произносим: «Необъятно одеяние освобождения, не имеет формы сфера благодеяния. Я облачаюсь в учение Татхагаты, спасающее всех живых существ».
Получить Заповеди — это одно, но подлинная суть практики в том, чтобы абсолютно слиться с Заповедями, являть их своей жизнью. Когда мы становимся одним целым с Заповедями, мы осознаем, что не существует ни дающего, ни получающего и нечего ни давать, ни получать.
Заповеди — это меч, который убивает, и меч, который дает жизнь. Меч убивающий — это абсолютная основа реальности, не-Я. Меч, дающий жизнь, — это сострадание, которое рождается из познания не-Я. Заповеди — это клинок просветленного ума. Время получать их наступает тогда, когда они уже проявились в нашей жизни.
Заповеди следует ясно понимать и в буквальном смысле, и с точки зрения сострадания и благоговения перед жизнью, и с точки зрения Абсолюта, единого сознания. Глубина их смысла теряется, если мы воспринимаем их упрощенно, сводим к перечню правил, списку всяческих «можно» и «нельзя». Цель Заповедей — не связывать, а освобождать. В сущности, они характеризуют жизнь совершенно раскрепощенную, полную, свободную. Действие Заповедей состоит в том, что они делают достоянием ума то, что уже наличествует в нем.
Что такое прибежище? Что, собственно говоря, такое Три Драгоценности? Мы говорим: «Будда, Дхарма, сангха», но что это означает? Это всего лишь слова. Что в действительности есть Будда и слияние с Буддой, слияние с Дхармой, слияние с сангхой? Это не просто какая-то идея.
Это — реальность, состояние сознания, состояние бытия.
Это состояние бытия, гармоничное с морально-этическими законами.

[просто Соня]

6. Напиши Весну: художественное творчество

Догэн пишет: «Созерцая формы всем телом и умом, слыша звуки всем телом и умом, мы понимаем их интимно». интимность означает неразделенность. Интимно знать какую-нибудь вещь — значит быть самой этой вещью. Дидзан однажды спросил Фаяня:
— Жоцза, откуда ты пришел?
— Я странствую без цели, — ответил Фаянь.
— Чего ты ищешь?
— Не знаю.
— В незнании больше всего интимности, — заметил Дидзан, и в это мгновение на Фаяня снизошло великое просветление.
В интимности нет никакого внутреннего диалога, который бы сообщал нам, что мы делаем успехи или не делаем успехов, который вечно оценивает, сравнивает, анализирует, судит. Свидетель исчезает — нет больше ни тела, ни ума, ни «Я», ни другого. Не существует ни субъекта, ни даже объекта восприятия. Когда мы становимся самой вещью, она заполняет собой всю Вселенную. Когда сама вещь заполняет собой всю Вселенную, то картина мира, при помощи которой мы оцениваем, анализируем, сравниваем, понимаем и знаем, перестает существовать.
Достичь состояния просветленности мириадом дхарм — значит отбросить тело и сознание «Я» и «другого». Мириад дхарм — это весь мир феноменов. Достичь просветления всем феноменальным миром — значит отбросить тело и сознание «Я» и «другого». Достичь просветления изображением Весны — значит войти в саму Весну. Весна просветляет художника, художник просветляет Весну. «Я» предано забвению, и Весна предана забвению. Это самое мгновение есть прошлое, настоящее и будущее. Просветление всем феноменальным миром — это забвение «Я», а забыть себя — значит «отбросить тело и ум “Я” и “другого”». И тогда «от просветления не остается и следа, и это бесследное просветление продолжается без конца.
Вам следует знать, что если вы ищете просветления не в сливовых цветах, то вы не найдете его, даже если оно будет прямо у вас в руках. Будь оно даже прямо у вас перед носом, вы не увидите его. Сегодняшний день — не наш день, но день Пути будд. Мы должны немедленно открыть просветленное око сливовых цветов и прекратить поиски всего другого».
Что такое изначальное лицо, не имеющее ни рождения, ни смерти? Каким образом Весна в сливовом цвету переходит в картину? Все это — коаны, и нет нужды говорить о том, что они ускользают от любых объяснений. В непосредственно личном обучении должна быть явлена сама реальность. Живые, а не мертвые слова, слова, в которых раскрывается «отпадение тела и сознания».
Дзэн — это не деятельность в мире, а деятельность самого мира. Писать Весну, писать око Будды значит являть сокровищницу ока истинной Дхармы.

7. Чудо жизни: телесная практика

Телесная практика связана с постижением своего истинного «Я» через тело, осознанием того, что это самое тело является телом будды, телом всей Вселенной.
Постигнуть свое истинное «Я» необходимо всем своим существом. К сожалению, в стремлении к самопознанию обычно видят всего лишь функцию интеллекта.
Человеческое тело не является препятствием на пути к просветлению; скорее это средство для его достижения. Посредством тела мы практикуем, достигаем просветления, осуществляем и обретаем Путь. Поскольку тело наполняет собой ум, а ум пронизывает тело, мы говорим о «взаимопроникновении тела и сознания». Иначе говоря, тело/ум — это вся Вселенная во всех ее направлениях. Воспринимать себя как нечто обособленное от этой планеты и от всей Вселенной по меньшей мере неверно с научной точки зрения.

Догэн писал: «Хотя тело и ум не имеют в себе никакой скверны, существует истина очищения тела и существует истина очищения ума. Она не только очищает тело и ум — она очищает даже землю и деревья. Земля никогда не была покрыта пылью и грязью, и все же очистить ее — желание будд. Даже получив плод Просветления, они не отступают и продолжают свое дело. Этот высший принцип труден для понимания. Этим высшим принципом является ритуальное поведение. Постижение Пути и есть ритуальное поведение».
Это не попытка избавиться от скверны, грехов и вины, а скорее подтверждение своей изначальной чистоты и пустоты, совершенно свободной от всякой двойственности. Здесь нельзя говорить ни об избавлении от загрязненности, ни о поиске чистоты.
Что бы вы ни делали — ели, работали, кланялись, — присутствуйте в этом деле всем телом и умом. Прислушивайтесь к себе, к своему телу, к своей жизни. Каждое действие в дзэн — это не просто ритуал, это таинство. Если Дхарма — это просветление,то и пища — это просветление. Следовательно, в акте вкушения пищи заключается истина всех дхарм. Полное понимание этого возможно только среди будд. В то самое мгновение, когда мы принимаем пищу, мы обладаем абсолютной реальностью: сущностью, субстанцией, энергией, деятельностью, причинностью. Итак, Дхарма — это вкушение пищи, и вкушение пищи — это Дхарма. Эта Дхарма дарит радость буддам прошлого и будущего. Это вкушение пищи исполнено святого наслаждения и восторга». По словам Догэна, тэндзо (главный повар) в японском дзэн-буддийском монастыре — это второй человек после самого настоятеля. По словам одного учителя древности, «когда тэндзо с засученными рукавами работает, это деятельность ума, ищущего Путь».

Ум есть тело, тело есть ум. Именно поэтому в дзадзэн так важна работа с дыханием. Когда ум спокоен, дышится глубоко и легко, и дыханию нет никаких преград и помех.
В телесной практике мы настраиваемся на волну своего тела, прислушиваемся к себе. Не к тому, что мы читаем, думаем или слышим от других, а к тому, что мы чувствуем, переживаем своим телом.
Постигать Путь будд — значит изучать свое «Я». А изучение своего «Я» предполагает интимное приближение к своему «Я». «Я» — это целостность тела и ума.
Интимность с «Я» означает постижение десяти тысяч дхарм.
Не существует ничего, кроме «Я». Именно к этому сводится наша практика. Когда мы говорим об отпадении тела и ума, это означает достижение интимности с «Я». Когда мы говорим о забвении «Я», это тоже означает достижение интимности с «Я». Когда мы говорим об отбрасывании тела и ума «Я» и «другого», имеется в виду не что иное, как достижение совершенной интимности со своим «Я».
Это и есть чудо жизни. Эта самая жизнь есть жизнь чистоты, совершенства и полноты. Это самое тело есть тело Татхагаты.

* Зеркало и отражения в нем, луна в воде — популярные образы буддийской литературы, символизирующие относительность противопоставления субъекта и объекта.

8. Духовное делание: трудовая практика

В основе трудовой практики лежит бдительность, состояние сознания, при котором тело расслаблено, чувства остры, разум чист и сосредоточен на непосредственной задаче. Эта внимательность и есть непосредственное переживание. Такая полнота не статична — она движется вместе с событиями нашей повседневной жизни. Бывают моменты, когда нам нужно с головой уйти в какую-либо работу. Вместе с бдительностью ума развивается способность отдаваться потоку, сосредоточиваться, оставаться в настоящем.
Действие не предшествует цели, и цель не следует за действием — то и другое существует одновременно. Когда мы полностью осознаем это, озабоченность целью исчезает и мы можем прочувствовать полноту настоящего мгновения. Каждый шаг становится насыщенным и переживается во всей своей тотальности.
Соединение рук в гассё служит нам напоминанием о том, что все противоположности являются частью единой реальности. Обе руки соединяются в одно целое — разделение исчезает. Когда я кланяюсь вам, я признаю, что мы с вами — одно целое. Кланяясь Будде, я тем самым признаю, что это будда кланяется Будде. Чтобы пережить сущность дыхания в дзадзэн, нужно отождествиться с дыханием; чтобы пережить сущность работы, нужно стать одним целым с работой. Не имеет значения, кланяемся ли мы чему-то одушевленному или неодушевленному — и в том, и в другом случае мы кланяемся себе. Не существует ничего вне нас, если только мы сами не помещаем что-то вовне, а это можно сделать лишь путем неправильной ориентации ума.

Проблемы, с которыми мы сталкиваемся в процессе труда, служат для нас коанами нашей повседневной жизни («гэндзё коан»). Как мы решаем проблемы, возникающие во время нашей практики в дзэндо? Сидя в дзадзэн, следуя за своим дыханием, мы вдруг слышим звук, напоминающий нам о чем-то, — и вот мы уже унеслись куда-то в бесконечную даль. Совершенно забыв о дыхании, мы погрузились в сюжет, который выстраивается в наших мыслях. Когда мы замечаем, что перестали следовать за дыханием, поглощенные посторонней мыслью, мы смотрим на эту мысль, признаем ее, отпускаем ее и возвращаемся к дыханию. Мы не оцениваем, не анализируем эту мысль, не испытываем к ней ни любви, ни ненависти. Если эта же мысль всплывает опять, весь процесс повторяется: осознаем мысль, признаем ее, отпускаем ее и снова направляем внимание на дыхание. Всякий раз, как мы заставляем себя снова сосредоточиться на желаемом предмете, наша способность к концентрации усиливается. Если же мысль все никак не оставляет вас в покое, сами оставьте ее в покое. Будьте ею. Если вас донимает страх, будьте страхом. Не сдерживайте его — дайте ему полную волю. Будьте им самим, не отделяйтесь от него. Всякий раз когда мы прячемся от страха, он только становится больше. Чем больше мы стараемся отделаться от него, тем сильнее он становится. Пусть бродит на свободе, а потом, когда он истощится и завершит свой цикл, отпустите его и вернитесь к дыханию.
Такой же процесс происходит при трудовой практике. Каждый раз, когда мы отвлекаемся, мы признаем это, отпускаем посторонние мысли и снова сосредоточиваем все внимание на работе. А коаны, возникающие из нашего собственного опыта практики или работы, часто оказываются самыми действенными коанами. Любая проблема представляет собой возможность по-настоящему погрузиться в собственную практику.
Хорошо практиковать, когда все идет как по маслу, но усиленно практиковать дзадзэн — значит медитировать тогда, когда медитация дается с трудом. Такая ситуация, как правило, бывает и самой плодотворной, поскольку чем больше трудность, тем большему она может нас научить.
Еще одним существенным аспектом, который следует учитывать в трудовой практике, является молчание. Это означает не просто сохранение внешнего молчания, но и остановку внутреннего диалога, усмирение нашей привычки постоянно разговаривать с собой. Практика молчания способствует развитию ясности, восприимчивости и сосредоточенности ума, необходимых для успешной трудовой медитации.
Чжаочжоу однажды спросил Наньцзюаня:
— Что такое Дао?
— Дао — это обыденный ум, — ответил Наньцзюань.
— Должны ли мы тогда стремиться к нему или нет?
— Если ты будешь стремиться к нему, ты удалишься от него.
— Если не стремиться к нему, то как же нам познать Дао?
— Дао не имеет отношения к знанию или незнанию.
Знание — это иллюзия, незнание — это пустой ум. Если ты действительно достигаешь Дао, то это подобно великой пустоте, огромной, беспредельной. Так каким же образом в Дао может существовать истинное и ложное?
Обыденный ум — это ум, который спит, когда устал, и ест, когда проголодался. Это и есть ум будды, ум трудовой практики. Следует понять, что сама эта жизнь и все ее проявления — совершенное выражение буддадхармы. Сама эта жизнь — жизнь Будды, и все мирские дела этой жизни — сама Дхарма. Но мы не должны забывать того, о чем говорил мастер Догэн: «Выдвигать вперед “Я” и постигать мирское есть заблуждение; когда мирское выступает вперед и постигает “Я”, это есть просветление». Выдвигать вперед «Я» — значит обособлять себя. Мирское, выступающее вперед, означает отождествление с объектом нашего внимания. Само мирское становится нашей жизнью, и присущая ей свобода никогда не перестает раскрываться.
Если вы все еще не верите в это, прислушайтесь на минуту к своему дыханию. Вдохните в себя частицу окружающей нас атмосферы, ощутите вкус своего дыхания, наполните им свое тело, насладитесь им. А потом выпустите его, возвратите его окружающему миру. Разве это не чудо — вся наша жизнь?

[просто Соня]

ДВА ПУТИ
Облака и реки

Догэн говорит: «Те, кто считает мирскую жизнь препятствием для святости, знают только то, что в мирских делах нет святости; но они все еще не знают, что в святости не существует никаких мирских дел». «Когда духовное и мирское перемешиваются, то даже великие мудрецы не могут отделить одно от другого. Когда переплетаются монашеская практика и мирская практика, благоухание тысяч сливовых цветов наполняет десять направлений. Даже Будда оказывается неспособен отличить одно от другого. Быть единым с Путем — значит быть свободным и не ведать препятствий, где бы вы ни находились — на горе или на рыночной площади, и ни тут, ни там не оставлять следов своего пребывания».

Путь Будды — это не какое-то место, которого мы должны достичь. Это не цель. Путь Будды не имеет ничего общего со временем и пространством. Это — непрерывность, которая восходит к безначальному началу и простирается в далекое будущее.
Эта непрерывность подтверждает подлинность жизни всех будд и является их постижением.
Средоточием жизни монаха является сама Дхарма. Монах обручен с Дхармой. Его главное занятие — это Дхарма. Ничто кроме Дхармы. Двадцать четыре часа в сутки, каждый день. По большому счету, существует лишь один-единственный монашеский обет, и этот обет — Дхарма. В классических дзэн-буддийских сочинениях не употребляется слово «монах» — вместо него используется термин унсуй. В буквальном переводе унсуй означает «облака и реки». Облака и реки свободны. Облака зависят только от ветра, а реки — только от ландшафта. Ничто не сдерживает их. Попробуйте остановить реку — она просто вздуется перед преградой и перевалит через нее. Ее движение к океану нельзя остановить. Самая огромная плотина на свете не сможет удержать реку в ее течении. Ее движение постоянно, свободно, неудержимо.
Томас Мертон писал: «Маргинал, монах, изгой, заключенный — все эти люди живут перед лицом смерти, которая ставит под сомнение существование смысла жизни. Они борются со смертью внутри самих себя, пытаясь найти нечто более глубокое, чем смерть, ибо есть нечто более глубокое, чем смерть, и назначение монаха или человека-маргинала, человека созерцательного — стать выше смерти. Стать выше уже в этой жизни. Подняться над противоположностью жизни и смерти и тем самым стать свидетелем жизни».

Памятка для практикующего дзадзэн

3. Найдите вертикальное положение туловища, покачиваясь взад и вперед, постепенно уменьшая амплитуду.
4. Чтобы распрямить спину, несколько раз потянитесь, как бы стараясь достать макушкой до потолка и одновременно слегка втягивая подбородок, и затем расслабьтесь. Тянуться начинаем с затылка, при этом ягодицы чуть подаются назад, а нижняя часть живота — вперед. Спина должна быть прямой, но в то же время оставаться гибкой, в ней не должно скапливаться напряжение.
5. Голова должна сидеть на шее прямо, не отклоняясь ни назад, ни вперед, ни вбок. Уши образуют линию, параллельную к линии плеч. Кончик носа находится на одной вертикали с пупком. Голова должна держаться исключительно за счет спины, а не за счет мышц шеи.
6. Глаза не должны быть ни полностью раскрыты, ни полностью закрыты; взгляд опущен под углом в 45° и расфокусирован, «уставлен» в пол примерно в метре перед собой. Если вы сидите прямо перед стеной, смотрите «сквозь» нее туда, где должен быть пол.
7. Уприте язык в нёбо сразу за передними зубами. Сглотните слюну и выдохните через рот, чтобы в полости рта образовался «вакуум», препятствующий слюноотделению. После этого дышите через нос.
8. Кисти сложены в «космической» мудре: обе лежат ладонями вверх; правая расположена напротив нижней части живота, левая покрывает правую таким образом, чтобы средние суставы пальцев на обеих руках совпадали, а кончики больших пальцев слегка соприкасались. Мудра должна иметь вид овала, приставленного к низу живота.
9. Сохраняйте абсолютную неподвижность в течение всего сеанса дзадзэн.

Краткое руководство для занятий в дзэндо

3. Правильная поза и правильное дыхание играют очень важную роль в процессе медитации. В позе должны выражаться энергия и бдительность вашей практики. Дыхание должно быть медленным, ровным, спокойным и глубоким. Расслабьте мышцы и сосредоточьтесь на уме, целиком отдаваясь практике. Крайне важно сохранять полную неподвижность в течение всего сеанса медитации. Когда движется тело, движется и ум. Вся суть дзадзэн заключается в переживании неподвижности ума.
4. Дзадзэн. В течение этих сеансов не отвлекайтесь от практики, сосредоточьтесь на дзадзэн; не смотрите по сторонам, не беспокойтесь о времени, не думайте. Не теряйте это время попусту — вы посвятили его медитации.
5. Кинхин (ходячая медитация). В кинхине у нас впервые появляется возможность перенести сосредоточенность и бдительность дзадзэн в движение. Кинхин — это не «перерыв», а жизненно важная составляющая обучения в дзэндо. Внимательно следите за всеми своими движениями. Теперь идите, только очень медленно — по полшага на каждый вдох-выдох. Глаза по-прежнему опущены, сосредоточенность сохраняется. кинхин длится около пяти минут.
6. Кёсаку. Это длинная плоская палка, с которой ходит смотритель дзэндо во время занятий дзадзэн. Она используется, чтобы снять напряжение в плечах, спине и шее, только когда медитирующий в явной форме просит об этом. В использовании кёсаку выражается сострадание. Резкие звуки кёсаку помогают поддерживать в дзэндо атмосферу бодрости и собранности.

Дзюкай: получение Заповедей
Обращение к Трем Драгоценностям
Будь одним целым с Буддой в десяти направлениях.
Будь одним целым с Дхармой в десяти направлениях.
Будь одним целым с Сангхой в десяти направлениях.
Будь одним целым с нашим изначальным учителем
Буддой Шакьямуни.
Будь одним целым с преисполненным сострадания великим бодхисаттвой Авалокитешварой*.

Гатха искупления
Всю дурную карму, созданную мною с незапамятных времен
Из-за моей безначальной алчности, злобы и невежества,
Порожденную моим телом, языком и мыслью —
Ныне я искупаю.

Четыре Великих Обета
Живые существа бесчисленны; я клянусь спасти их.
Желания неистощимы; я клянусь покончить с ними.
Дхармы безграничны; я клянусь овладеть ими.
Путь будды недостижим; я клянусь достичь его.

Сутра сердца Махапраджняпарамиты

О Шарипутра! Все дхармы суть формы пустоты,
Не знающие ни рождения, ни гибели, ни загрязненности, ни чистоты,
Не прибывающие и не убывающие.
Итак, в пустоте не существует ни формы,
Ни чувства, ни восприятия, ни различения, ни ума;
Ни глаза, ни уха, ни носа, ни языка, ни тела, ни ума;
Ни цвета, ни звука, ни запаха, ни вкуса, ни осязания, ни явлений;
Ни мира видимого, ни мира сознаваемого;
Ни неведения, ни прекращения неведения,
Ни старости и смерти, ни прекращения старости и смерти,
Ни страданий, ни причины страданий;
Ни уничтожения страданий, ни пути к нему,
Ни мудрости, ни обретения.
Так, ничего не обретая, и живет в Праджняпарамите бодхисаттва,
Не имея никаких препятствий в уме,
Без препятствий — значит без страха,
Вдали от ложных мыслей. Это и есть нирвана.
Все будды прошлого, настоящего и будущего живут в Праджняпарамите
И, таким образом, достигают ануттара-самъяксамбодхи.
Итак, знай, что Праджняпарамита есть великая мантра,
Живая мантра, лучшая мантра,
Непревзойденная мантра.
Она полностью избавляет от любой боли, и это не ложь, но истина.
Посему провозглашай мантру Праджняпарамиты, которая звучит так:
Гате! Гате! Парагате! Парасамгате! Бодхи сваха!»*
* Условный перевод мантры — «О уводящее за пределы, переводящее за пределы пределов, ведущее за пределы пределов запредельного пробуждение, славься!»

Тождественность относительного и абсолютного

Неуловимый источник чист и светел,
Притоки реки текут сквозь тьму.
Привязанность к вещам — это иллюзия,
Встреча с абсолютом — это еще не просветление.
Все и вся, сфера субъекта и сфера объекта
Взаимозависимы и в то же время независимы друг от друга.
Взаимозависимые, они все же действуют по-разному,
Хотя и остаются в своих собственных пределах.
Форма создает различие между природой и видимостью;
Звуки разграничивают удобство и неудобство.
Тьма сливает все слова воедино,
Свет разграничивает хорошие и плохие фразы.
Четыре элемента возвращаются к своей природе,
Как ребенок — к матери.
Глаза видят, уши слышат, нос обоняет,
Язык различает соленое и кислое.
Все эти органы чувств независимы друг от друга.
Причина и следствие должны вернуться к великой реальности.
«Высоко» и «низко» — условные понятия.
Внутри света скрывается тьма,
Но не пытайтесь понять эту тьму.
Внутри тьмы скрывается свет,
Но не ищите этот свет.
Свет и тьма — нераздельная пара,
Как две ноги идущего человека.
Всякая вещь ценна сама по себе
И связана со всеми остальными по своему назначению и положению.
Обыденность соотносится с абсолютом так же, как коробка с собственной крышкой.
Абсолютное действует заодно с относительным,
Словно две стрелы, встречающиеся в воздухе.
Читая слова, вы должны постичь великую реальность.
Отбросьте любые критерии в своем суждении.
Если вы не видите Путь,
То вы не видите его, даже если идете по нему.
Когда вы идете по Пути, он не близок и он не далек.
Я с почтением обращаюсь к тем, кто желает обрести просветление:
Не теряйте времени понапрасну ни днем, ни ночью.

Стихи о кэсе (произносится трижды)
Необъятно одеяние освобождения,
Не имеет формы сфера благодеяния.
Я облачаюсь в учение Татхагаты,
Спасающее всех живых существ.
Четыре Великих Обета
Живые существа бесчисленны; я клянусь спасти их.
Желания неистощимы; я клянусь покончить с ними.
Дхармы безграничны; я клянусь овладеть ими.
Путь будды недостижим; я клянусь достичь его.
Дхарма несравненно глубока и бесконечно тонка,
Встреча с ней случается раз в тысячи лет.
И вот сейчас мы видим ее, слышим ее, принимаем и сохраняем ее.
Да постигнем мы всю полноту истинного смысла Татхагаты!

Словарь

ГАССЕ — жест соединения ладоней, символизирующий тождество всех противоположностей.
ДЗЁРИКИ — способность к концентрации, которая развивается в процессе практики медитации и позволяет в течение длительного времени удерживать внимание на определенном объекте.
КЁСАКУ — «будящая трость»; плоская трость, которой смотритель в дзэндо ударяет по биологически актив Восемь ным точкам на плечах медитирующего, чтобы снять мышечное напряжение и придать бодрости.
САМАДХИ — состояние интенсивной концентрации, при котором сознание свободно от посторонних мыслей и целей; во время самадхи можно непосредственно пережить сущностную природу «Я».
САНГХА —2) совокупность всех существ.
СИКАНТАДЗА («просто сидение») — форма дзадзэн, в которой практикуется чистое осознавание.
ХАРА — физический и духовный центр человеческого тела/ума, область в нижней части живота, на которой фокусируется внимание во время медитации и любой другой деятельности.
ШУНЬЯТА («пустота») В шуньяте происходит примирение любых противоположностей.


Восемь Врат Дзэн — это;
• сидячая медитация дзадзэн;
• личные беседы с учителем;
. изучение сутр, ознакомление с другими школами буддизма, с его историей, психологией и философией;
. дзэн-буддийские обряды;
• морально-этические нормы, отраженные в буддийских заповедях;
• художественное творчество как разновидность практики дзэн;
• работа с телом как разновидность практики дзэн;
• труд как активная медитация.