Чогьям Трунгпа - Преодоление духовного материализма

[просто Соня]

Утерянные горизонты

Проходит один день, ему на смену приходит следующий, и всё продолжает течь, как и прежде. Но мы, в сущности, настолько боимся надвигающегося на нас великолепия и острого переживания собственной жизни, что не способны даже сфокусировать глаза.

Относительная символичность основывается на переживании своего мира по-иному. Это не означает какое-то «сверхдуховно-материалистическое» воззрение, основанное на изменённой неврологии восприятий. Это просто значит переживания, превосходящие обычные явления хорошего и плохого, обещаний и угроз. Такое зрительное восприятие – глубинное и изначальное – может развиться только благодаря упражнениям в дисциплине медитации. Без такой тренировки, без такого укрощения ума мы либо неверно оцениваем ситуации, либо они нас подавляют. Мы в самом полном смысле неспособны видеть всё так, как есть.

Люди всеми доступными методами сражаются за понимание и постижение высшего уровня видения. Мы постоянно стремимся дотянуться выше и выше, как если бы мы были карликами. Но считать себя карликом необязательно. У нас всегда есть возможность понять определённые моменты и принципы абсолютной визуальной Дхармы.

Также существует много пространства. По этой причине, когда ты по-настоящему начинаешь воспринимать вещи своим собственным, подлинным образом, оказывается, что переживаемые тобой восприятия могут быть крайне болезненными и раздражающими. Болит сильно, как будто смотришь на солнце незащищёнными глазами. Это слишком мощно. В «Тибетской книге мёртвых» говорится о том, как мы в смущении отворачиваемся от сияющих и пронзительных видений, но когда мы видим что-то приглушённое и приятное, нас это притягивает. Вполне вероятно, что мы пойдём скорее к этим притягательным видениям, чем к ослепляющим. Но «Тибетская книга мёртвых» также говорит о том, что если ты пойдёшь к этим ослепительно ярким видениям, ты можешь спастись; а если же тебя захватят прекрасные, фантастические, разноцветные видения, ты снова и снова будешь попадать в ловушку сансарного цикла перерождений.
С преобладающими в нашей жизни зрительными восприятиями у нас не всё гладко. Обычно люди боятся прыжка в озеро насыщенной энергии; они предпочитают держаться за умеренную, приглушённую, монотонную энергию. Это гораздо проще и дешевле. Нашей проблемой является, с позволения сказать, излишняя трусость. ...Мы настолько параноидальны, что хотим быть готовыми к любой опасности. Мы хотим укрыться от реальности страха. Нам хочется видеть только очень мягкую и разноцветную реальность. Но если мы поближе рассмотрим наше желание чего-то мягкого и разноцветного – в противоположность яркости.
Нам действительно не хочется иметь дело с ярким светом, с очень точным, острым, пронзительным, интенсивным великолепием. Никому не хочется с этим работать; вместо этого возникает нерешительность. Люди часто прибегают к преданности как способу укрыться в кустах: «Если я буду доверять и поклоняться тому, что я испытал, то может быть, блистающее сияние меня не тронет, а примет?» Ещё одна возможность – умно всё объяснить: «Коль скоро моё философское воззрение довольно дружелюбного свойства, то, может быть, я спасусь и буду принят в моём видении острого пронзительного переживания». Можно с уверенностью сказать, что всё это – попытки как-то прикрыться, защититься, потому что мы боимся ярких, точных, пронзительных реалий жизни. Если только у нас получится, мы бы хотели не иметь с этим ничего общего.

Иногда ты смущён от того, что оказался в самом центре происходящего. Ты чувствуешь, что надо как-то попытаться с этим справиться или, по крайней мере, произнести пустые слова: «Это невероятное переживание, такое пронзительное, такое мощное! Ладно, я это сделаю!» Или же устраиваем показуху: «Вот он я, стою обнажённый! Я сейчас спрыгну со скалы! Муки или наслаждение – плевать, я пошёл!» Но когда мы действительно оказываемся в такой ситуации, мы ничего не можем сделать. Драматичны мы или утон-чённы – всё это лишь притворство и пустая болтовня. Все мы без исключения трусы. Мы знаем о последствиях, но прыгать не готовы.

Пронзительные переживания в нашей жизни крайне мощные, нерушимые, истинные. Этот касается не только зрительного восприятия, но и эмоциональных переживаний: зрительное восприятие и эмоциональное переживание всегда идут рука об руку.
Зрительное восприятие – это первые врата, или вход, через который мы взаимодействуем со своими эмоциями. А когда объект наших эмоций буквально невидим, когда он не находится перед нашими глазами, мы психологически имитируем зрительное восприятие и начинаем чувствовать эмоции. Например, когда мы кого-то очень сильно любим, до боли, у нас часто возникают зрительные образы этого человека. Это ведёт к воображаемым разговорам. Он обращается к тебе, ты обращаешься к нему. У тебя возникает ощущение контакта. Все эти восприятия связаны со зрительным восприятием.
Зрительное восприятие идёт впереди всех других чувственных восприятий. Второй уровень – слуховое переживание.

Мы невероятно плодотворны и обладаем необъятным потенциалом, но в то же время не хотим по-настоящему посвятить себя чему-либо. Мы предпочитаем прилечь, уютно устроиться в своём неврозе и всё отдыхать и отдыхать, как вросший ноготь. То, чем мы занимаемся, – не совсем то, чем мы должны были бы заниматься. Мы все ужасные трусы. Это так постыдно, что мы не можем об этом говорить, даже думать об этом не можем.

Зачем все эти маленькие тайны, мелкие игры, в которые мы играем? Похоже, нам они нравятся. Проходит один день, ему на смену приходит следующий, и всё продолжает течь, как и прежде. Но мы, в сущности, настолько боимся надвигающегося на нас великолепия и острого переживания собственной жизни, что неспособны даже сфокусировать глаза.
Мы напуганы и на самом деле не хотим иметь никакого отношения ни к чему. Мы ничего не видим, ничего не слышим и не говорим. Мы слепые, глухие и немые. Это основной процесс, через который мы проходим, и с этим надо что-то делать. Очень важно что-то сделать, потому что мы пока ещё не полностью парализованы. Ещё есть много энергии. Мы можем по-настоящему повернуться лицом к реальности – такой, какая она есть. Я в этом проблем не вижу.

Проблема сводится к тому, что на самом деле мы совершенно не хотим пережить реальность в полном смысле. Вместо этого мы всегда стремимся к её подмене. Воспоминания о том, через что ты прошёл, уже не приходят даже во снах. Всё забыто, утерянный горизонт.

[просто Соня]

Отдавать

Агрессия – очень мощный фактор. Когда вы проецируете её на объект, вам хочется его схватить, как паук хватает муху, и выпить его кровь. Вы можете почувствовать себя посвежевшими, но это большая проблема. Определение дхармического искусства, равно как и иконографии, – это личное переживание неагрессивности.
Агрессия придаёт большую интенсивность нашему желанию что-то узнать. Нам хочется владеть истиной, разжевать, проглотить её, съесть. Это большая проблема. Мы требуем истины так, как требовали бы кусок шоколада. Но мы всё ещё сильно злимся, и нам всегда мало. И мы это делаем снова и снова, не осознавая, сколько хаоса мы на себя наваливаем. Это делает нас глухими, немыми и слепыми. Наше восприятие символичности заблокировано. Это крайне пугающее пространство.
Агрессия действует как большой покров, скрывающий точность работы символичности. И единственно возможное средство – сдаться. это единственный способ преодолеть агрессию. Сдаться означает просто желание отдать, отпустить любые галлюцинации, на которых строится сдерживание. Сдерживание, или агрессия, только делает нас более слепыми. Поэтому отдать, открыться, сдаться – это очень важно, потому что ты наконец-то начинаешь отпускать свою агрессию.

Ты чувствуешь, что тебе хотелось бы отдать, открыться, совершить прыжок. В зависимости от уровня твоего понимания это может означать даже поддаться собственной агрессии, позволить ей взять верх. Ты совершенно равнодушен. У тебя есть вера и доверие к простейшей истине, о неагрессивности. Когда ты начинаешь отдавать, отдавать и отдавать, наступает огромное облегчение. Мало отдать пятьдесят процентов своей агрессии и оставить другие пятьдесят на поддержание своих галлюцинаций. Нужно отдать всё целиком. И каждый раз, когда ты отдаёшь, твоё видение проясняется и на твоих зрачках остаётся меньше фильтров; очищается слух и всё меньше серы на барабанных перепонках. И по мере того, как ты отдаёшь всё больше и больше этой зажатости, этого сдерживания, этого возмущения, ты начинаешь видеть и слышать гораздо лучше. Ты никому этим не делаешь одолжения, и никто тебе за это спасибо не скажет. И каждый раз появляется больше ясности, и ты способен всё лучше видеть подлинное значение символичности.

Отдавать и открываться не особо-то и больно, если начать это делать. Но сама идея отдавать и открываться очень неприятна. Когда тебя просят отдать, совершить прыжок, это звучит ужасно. Хотя сама идея тебя немного поддразнивает, делать это совершенно не хочется. «Может, у меня будет какой-то прорыв, а может, я всё потеряю». Давайте же не будем сопротивляться этому любопытному уму и будем отдавать, открываться всё больше и больше, откроемся полностью! Рано или поздно нам придётся это сделать, так что чем раньше, тем лучше. Фактически единственное, что мы обсуждаем, – это отдавание. Всё довольно просто: отдавание и отсутствие агрессии.

Когда ты отдаёшь, когда ты открыл глаза и уши и полностью всё очистил, когда видишь всё как есть, в результате появляется внезапное переживание чёткости. Всё настолько точное и ясное, что это похоже на новые очки или новый слуховой аппарат. Всё становится точным и прямым, до боли. Хочется вернуться к своей старой уродливой системе: «Лучше я оглохну, чем буду это слышать. Лучше мне ослепнуть, чем это видеть». Так что мы оказываемся в непростой ситуации. Мы видим столько, что справиться с этим нам не под силу – всё очень чёткое, очень прямое; всё – совершенная правда. «Как бы защититься от истины? Давайте сбежим и вообще от всего откажемся, давайте отлежимся немного! Давайте залезем с головой под одеяло и притворимся, будто ничего не произошло, вернёмся в прошлое, в сказочные, невротические, сочные старые добрые деньки. Нам такое больше по душе». Вполне возможно, что нам захочется вернуться и деградировать. Если мы вынуждены видеть слишком много, нам хочется стать детьми, вернуться в материнское лоно и стать зародышем, а затем вообще исчезнуть. Но ведь мы лучше, мы способны на нечто большее.

Давайте признаем факты реальности и её точность, мощную и раздражающую одновременно. Если мы начнём переживать её текстуру, если начнём воспринимать её по-настоящему, это перестанет быть проблемой. Проблемой это может стать потому, что мы недостаточно любознательны для восприятия приходящей к нам символичности или встречающихся знаков. Совершив прыжок, покинув родную землю, ты становишься как совершенно нагое и непредвзятое дитя. Ты можешь переживать непосредственно. Ты незамутнённый, точный и прямой. И точность эта становится очень важной и очень мощной.

Давай смотреть на мир без защитных очков. Сними очки и воспринимай свет. В этом есть насущная необходимость. Ты ещё не умер и притвориться мёртвым не можешь. Агрессия, паранойя, неспособность совершить прыжок – препятствия для символичности. Но если мы перестанем отвергать мир, он просто ошарашит нас. Символичность слева от тебя и справа, спереди и сзади.

[просто Соня]

Самосущий юмор

Юмор преодолевает разделение между «ты» и «я», тобой и твоим миром, тобой и твоим Богом.
Ценить свой мир очень важно: место, где ты живёшь, твой жизненный уклад, стиль приготовления пищи, стиль видения мира вообще. Если ты ценишь свой мир, ты сможешь найти что-то, что приносит пользу лично твоему духовному странствию и увеличивает твою мудрость. Ты можешь видеть мир, как он есть, с его собственной перспективой, с ноткой прозрения. На уровне восприятия всё в каком-то смысле артистично, но необходима коммуникация и настоящее восприятие. Без этого у нас возникнет огромная преграда. Символичность – это не просто проект в художественной школе; всё гораздо серьёзнее. За всем этим кроется большая сила.
Когда ты начинаешь размышлять над визуальной Дхармой, в тебе происходят определённые вещи. Если ты понял свой мир восприятий и символичность в целом – мир явлений, который и цветной, и отталкивающий, восхитительный, полезный и так далее, – с твоим зрительным восприятием что-то действительно происходит. От этого никуда не деться. Мы пытаемся ухватить эту суть и работать с ней. Суть этого восприятия –тот жизненный уклад, который ты несёшь через всю свою жизнь. Самые мелкие вещи в жизни – самые важные.
Для начала необходимо чувство юмора, которое опирается на понимание того, как всё работает. в данном случае юмор – это радость. Благодаря такому юмору раздельность меня и других, других и меня становится прозрачной. Юмор преодолевает разделение между «ты» и «я», тобой и твоим миром, тобой и твоим Богом. Вот что главное.
Затем мы подходим ко второму уровню: изначальному пространству, в котором юмор является самосущим. Мы начинаем видеть проявление космической структуры. Это очень лично, совершенно обыденно и прозаично – ровным счётом ничего божественного или экстатичного. Есть некое цельное открытое пространство, почва, которую никогда никто не нарушал пахотой или севом семян, – совершенно нетронутая девственная территория.
На третьем уровне опыт становится гораздо более реалистичным, гораздо более прочным и личным. Воспринимающий, или человек с чувством юмора, становится способным очень точно и тесно взаимодействовать с реальностью вещей. У этой точности есть множество разных острых краёв. Идея умиротворённости, идея гармонии, идея агрессии или негативности – включено всё. Поэтому визуальная Дхарма зиждется на этих трёх основах: неиндивидуалистическое чувство юмора, чувство всепроникающего пространства и понимание игры явлений.
Сначала есть человек с чувством юмора. Затем есть восприятие – большое, широко распахнутое, пустое небо ярко-голубого цвета. ...
Ощутив вкус таких переживаний, мы начинаем понимать учения о просветлении. Мы начинаем ценить реальность в самом её полном смысле. Со всеми переживаниями, через которые мы проходим, можно работать в той или иной степени. И это не твоё одинокое странствие – кто-то уже проделал этот путь. Ты наконец-то спускаешься на землю, где все эти переживания вовсе не чудесные или дивные, а настоящие.

Неистовость

Дхармическое искусство основывается на энергии и убеждённости. В этом смысле повседневные восприятия рассматриваются как ресурсы или рабочая основа – как для произведения искусства, так и для практики медитации. Но, похоже, есть необходимость в ещё двух типах энергии – энергии неагрессивности и энергии неистовости.
В общем смысле неистовость есть следствие расширения себя: ты не можешь себя сдерживать и потому становишься неистовым. Ты склонен проливать то, что не способен удерживать в своём контейнере. Но в данном случае суть не в этом.
Здесь неистовость – это чувство прямой убеждённости, где ты остро переживаешь юмор, или мощную энергию и ту силу, что пронзает тебя. Похоже, такая неистовость необходима, но ей должна сопутствовать неагрессивность. Присутствие неагрессивности зависит от того, воспринимаешь ты свой мир в свете невротического прославления собственного существования и своего эго или же твоё восприятие свободно от всего этого.
Агрессия зиждется на желании продемонстрировать что-то, что ты знаешь, желании сказать кому-то открытую тобой истину. Хотя твоя демонстрация может быть вполне нормальной, даже великолепной, и открытая тобой истина может быть существенной, проблема кроется в средстве и способе подачи всего этого. Используемое нами средство или стиль подачи истины – вот что здесь самое важное. Вопрос неагрессивности крайне важен. В таком искусстве есть некая подлинная простота, безо всяких титулов. Мы хотим лишь показать своё произведение искусства, исполнить художественную работу или жить со своим творческим процессом.
Мы можем перенаправить свою лояльность от смерти к жизни. В таком случае искусство становится живым непрекращающимся потоком и воспринимается как вечный процесс. Главный момент здесь состоит в том, что в твоём понимании жизни присутствует ощущение её непрерывности. Если тебе ужасно хочется что-то продемонстрировать миру и ты этого добиваешься, тогда твоё произведение искусства мертво. Но если ты подаёшь свою работу как совершенно цельное сообщение, не выдавая при этом на-гора всё до последнего слова, то ты дал публике лишь кусочек того, что мог бы сказать. Следовательно, в умах людей она всё ещё плодородна, и есть пространство для её раскрытия. Таково живое искусство.
Если начать разъяснять свою работу сверх необходимого, то это превращается в извинения. Это навевает скуку, потому что аудитория уже уловила нить, а ты всё топчешься на месте. И к тому же ты начинаешь искать в своей работе недостатки. Думаю, проблема в том, что люди боятся, что их могут проигнорировать, что их постигнет неудача, поэтому они и выдают всё, что знают, все точки отсчёта и системы координат, одним махом. Такая позиция бедности или неудачи превращает твою драматургию в грязь, поэзию – в мусор. Обычно чувство недосказанного, но подразумевающегося людям понятнее и ближе. И это не значит, что ты утаиваешь правду, ты просто остаёшься честным и одновременно радостным в том, что ты хочешь сказать. Тогда искусство становится живым процессом.
Определение неистовости, в сущности, это чувство юмора. В этом случае юмор – это не высмеивание. Наоборот, это жест признания ценности. То есть вещи не так тяжелы, как мы думаем, а как бы парят над землёй и кажутся весёлыми, смешными, стремительными и прозрачными. Юмор возникает из восторга и чувства праздничности.
Неистовость – это бесстрашие в своём праздновании жизни и чувстве юмора. для данного подхода подобная эксцентричность необходима. Опять же, пока в ней нет привкуса агрессии и показухи, всё довольно просто. Убеждённость приносит бесстрашие, неистовость и чувство юмора.
Думаю, дхармическому искусству не учатся – его открывают; и ему не обучают, а просто создают условия, где оно могло бы быть открыто. Это как подготовить красивый зал для медитации, с красивым подушками для сидения, такой, который приглашает тебя сесть и принять участие в практике медитации. Создатели этого зала для медитации и разложенных в нём подушек не могут заставить тебя медитировать – это можешь сделать только ты сам. И это, по моему мнению, дхармическое искусство.

[просто Соня]

Мудрый дурак

Необходимо позволить себе осознать, что мы совершеннейшие дураки; иначе нам неоткуда начать. Надо быть готовым оказаться глупцом, а не пытаться всегда быть мудрым. Практически можно сказать, что готовность быть дураком – одна из первых мудростей.

Чтобы пережить определённую перспективу реальности, нам необходимо чистое понимание, лишённое мотивации, а также чувство восторга, или юмор. Такое понимание своих восприятий появляется только из чувства бес территориальности – то есть отказа от цепляний эго, агрессии, привязанности и всего остального. Итак, нужна огромная открытость без легкомыслия, огромная любознательность без агрессии.
по-настоящему установить связь с реальностью – правильно, щедро и мягкою неправильным.
Мир существует сам по себе, но если нам не удаётся взаимодействовать с ним как положено, что-то происходит. Мы получаем какое-то сообщение, которое отправлено не кем-то там сверху, а кем-то с нашего уровня – нами самими. Иными словами, какое бы направление мы ни выбрали, нам всегда необходима визуальная Дхарма. Если у нас нет подлинного восприятия визуальной Дхармы, очень много чего может пойти наперекосяк.
С другой стороны, что весьма интересно, есть огромный простор для ошибок. Это так, подлинно так. Но такое пространство для ошибок не может возникнуть, пока нет капитуляции, отдачи, какого-то раскрытия.
Необходимо позволить себе осознать, что мы совершеннейшие дураки; иначе нам неоткуда начать. Надо быть готовым оказаться глупцом, а не пытаться всегда быть мудрым. Практически можно сказать, что готовность быть дураком – одна из первых мудростей. Признание собственной глупости – всегда очень важное и мощное переживание. Мир явлений можно правильно воспринимать только если мы видим его с перспективы дурака. При этом между дураком и мудрецом очень небольшое расстояние; они находятся крайне близко друг от друга. Когда мы по-настоящему, подлинно глупы, когда мы по-настоящему признаём собственную глупость – вот тогда мы действительно далеко ушли вперёд. Мы даже не становимся мудрецами – мы уже мудры. Наше странствие обычно начинается с такой изменчивости, где одно перекрывает другое. Если мы выбрали правильное направление в текущем шаге, тогда нам не так страшно совершить следующий. А это значит, что мы уже успешно совершили этот следующий шаг, может, уже полпути прошли.
В том, как мы живём свою жизнь, наше восприятие визуальной Дхармы играет крайне важную роль. Дело в том, чтобы «улучшить» свою жизнь. Улучшение не означает соревновательности, пытаться стать лучше. Мы не просто говорим: «Ух ты! Взгляните на эту прекрасную полную луну! на это красивое осеннее дерево. Великолепно!». Здесь требуется куда больше достоинства. Такое достоинство возникает от глубокой заинтересованности в деталях нашей жизни и от чувства благодарности за то, что в нашей жизни есть много переживаний. Это позволяет нам быть основательными, практичными и глубинно правильными людьми.
Что же с ними делать, чтобы буддийские учения имели смысл? Вообще-то, ничего мы с ними не делаем. Вместо этого мы можем просто быть, предельно просто, и наблюдать за собой.

Мы можем перестраивать свои жизни согласно ситуации, и делать это медленно и выверенно.
По мере нашего движения в жизни начинают лопаться маленькие прыщики, маленькие напряжённости начинают разрешаться, в этой открытости без следа лопаются пузырьки чрезмерной эмоциональности и всё начинает как-то ладиться, «каша варится». В какой-то миг мы можем почувствовать, что варим слишком долго или слишком мало. Но эти проблемы всегда довольно условны: будучи в хорошем настроении, мы думаем, что всё нормально, всё варится хорошо; но когда нам не очень хорошо, мы чувствуем, что недоварили и всё застаивается, становится стерильным. Этому не видно конца. За и против, за и против, одно за другим, постоянно, но это не очень-то важно. Важно пробуждаться каждый раз, когда начинается варка.
Юмор и любознательный ум присутствуют всегда. Временами мир становится очень ярким, чрезвычайно ярким. Яркость и выразительность мира, нам кажется, становятся проблемой, и мы почти поддаёмся соблазну закрыть глаза и уши. Но нам это не удаётся, и мы продолжаем путь. Какие-то понимания и осознания принять трудно, но необходимо прилагать усилия и дальше, постоянно совершать огромные прыжки. Нам очень нужно делать такие прыжки.

это странствие требует от нас многого. Требования высоки, но в то же время в нас начинает возникать какой-то элемент мягкости. Можно сказать, что мы становимся беззаботными, но это не означает отсутствие ответственности. Мы начинаем понимать, что жизнь богата. Мы начинаем обнаруживать то тут, то там просачивающиеся пузырьки, которые начинают лопаться, и в конце концов мы начинаем понимать, что, может быть, жизнь всё-таки достойна того, чтобы её праздновать. Что-то происходит. Всё движется и прорабатывается полностью и всецело. Что-то начинает происходить, и это приятно. А почему бы и нет? Это вполне оправданно, хотя и не в этом суть.
Мы это действительно чувствуем, действительно переживаем. Во всём этом есть что-то очень забавное и радостное. Но ясность снова начинает становиться раздражающей проблемой. В голове возникает всё больше и больше ярких видений, – это переживание красноты, переживание синевы, переживание зелени, переживание желтизны. Оно включает все перцептивные уровни опыта явлений, а не одно лишь видение. Наша жизнь становится стоящей. Мы начинаем ценить, хотя и не знаем пока, что именно.
И мы можем вообще не найти того, что ищем, не получим ответов на наши вопросы. Но происходит кое-что иное. Может, сам знак вопроса начинает гнить, ветшать и превращаться в точку, конец предложения. Может, происходит так. Такая возможность существует. И это, похоже, и есть процесс всего странствия: растворение вопросительного знака в точку. Вопросительный знак становится утверждением или восклицанием.

[просто Соня]

Ничейный мир

Есть три типа восприятия: чувство переживания, чувство пустоты и чувство светоносности. Эти три уровня восприятия дают нам возможность видеть все стереотипы нашей жизни. Какими бы мы их ни считали – невротическими или просветлёнными, – мы можем их видеть очень ясно.

Во взаимодействии с миром возникают очень непростые вопросы: что такое мир, чей это мир и что значит взаимодействие? Основной момент в том, что мир этот ничейный, так как никого, как такового, не существует. Постоянно присутствующая энергия не принадлежит никому, это естественный, органический процесс. Тем не менее функционируем мы так, как будто мир действительно нам принадлежит, как будто у меня есть «я», будто я действительно существую. С этой точки зрения несуществование эго – то изначальное состояние «этовости», прочная фиксация – это не философские материи, а всего лишь вопрос восприятия. Восприятие неспособно проследить своё собственное существование к истокам. Поэтому каждое восприятие становится чистой энергией, без того, кто запускает этот процесс, и без субстанции – всего лишь простое восприятие.

Восприятие можно разделить на три уровня: переживание, пустота и светоносность. На первом уровне, переживании, восприятие есть не осмысленное самоподтверждение, а переживание всего как оно есть. Белое это белое, а чёрное это чёрное. Есть некая неудержимая энергия, сопутствующая восприятию. Ты реально переживаешь что-то так, будто сам им и являешься. Когда ты воспринимаешь что-либо таким образом, ты сам и переживание становитесь почти что неразделимыми. Это такое прямое общение без каких-либо посредников.
Второй уровень – это восприятие пустоты, то есть отсутствия всего как оно есть.
Третий уровень восприятия – светоносность. Светоносность не имеет ничего общего ни с каким зрительно воспринимаемым ярким светом; это чувство острой очерченности и ясности, у которой нет теоретической или интеллектуально объясняемой точки отсчёта координат. Она постигается на месте, внутри просторности. Не будь пространства, она была бы несфокусированной; не было бы остроты. Но на этом третьем уровне, в терминах обычного переживания, у нас есть чувство ясности и того, что вещи, как они есть, воспринимаются как есть, безошибочно.

Итак, есть три типа восприятия: чувство переживания, чувство пустоты и чувство светоносности. Эти три уровня восприятия дают нам возможность видеть все стереотипы нашей жизни. Какими бы мы их ни считали – невротическими или просветлёнными, – мы можем их видеть очень ясно. И это, похоже, первые проблески воззрения мандалы и первые проблески энергий пяти семейств будд.
Энергии пяти семейств будд не ограничены одним лишь просветлённым состоянием; в них содержится и состояние омрачения. Смысл в том, чтобы видеть их как есть: насквозь омрачёнными, невротичными, болезненными, или чрезвычайно приятными, безмерными, радостными, с чувством юмора. Так что мы не пытаемся устранить воспринимаемое. Мы не стремимся переделать мир, сделав его таким, каким мы хотели бы его видеть. Мы видим мир таким, какой он есть, не переделывая его. И всё, что происходит в нас, также является частью принципа пяти семейств будд и структуры мандалы.

Я хотел бы напомнить, что это чисто опытный подход. Мы не говорим о философии: «Существует эта вещь или нет?», «Не феноменологический ли это опыт концептуального уровня?» О таких вещах мы не говорим. Философы во многом ошиблись: они пытались найти истину о вещах, как они есть, не испытывая при этом на своём опыте, какими эти вещи, как они есть, могут быть на уровне восприятия.
Вопрос восприятия становится очень важным, потому что восприятия нельзя уложить в какую-то прочную основу. Восприятия очень переменчивы, они всё время вплывают в нашу жизнь и выплывают из неё. Можно сказать: «Я видел прекрасные облака над Гималаями», но это не означает, что такие облака там будут всегда. Даже если они и являются атрибутами Гималаев, нельзя ждать, что отправившись в Гималаи, ты всегда будешь видеть такие прекрасные облака. Может, ты приедешь туда посреди ночи под совершенно ясным небом.

В нашей жизни присутствует острая точность, которая в основном возникает из некой формы тренировки или дисциплины, в частности, из сидячей практики медитации. Не то чтобы медитация оттачивала наше восприятие, но сама сидячая практика даёт возможность воспринимать. Это вопрос устранения облаков, а не воссоздания солнца. Вот в чём весь смысл. Переживание реальности может казаться очень неточным и расплывчатым, но каким бы расплывчатым оно ни было, оно всё равно острое и точное, и имеет тенденцию в изобилии приносить с собой ясность.
В целом такое точное восприятие зависит от уровня нашей бдительности. Бдительность есть переживание внезапного проблеска чего-то, что лишено каких-либо свойств, – просто сам внезапный проблеск. Существует возможность осознавания без каких-либо условий. С такой точки зрения условия означает всё, чем ты пользуешься для того, чтобы выбраться из осознавания, обворовать его. Так что осознавание без условий – это всего лишь простое, прямое осознавание, осознающее самоё себя; осознающее сознавание без каких-либо примесей.
Похоже, такое восприятие и есть единственный ключевой момент. Это ключевое воззрение, микроскоп, способный сделать доступными три типа восприятия. На этом уровне спектр мандалы и принципы пяти семейств будд не есть что-то из ряда вон выходящее. Это не какие-то чрезвычайные восприятия, а обычные вещи. Основной принцип мандалы становится очень простым: он состоит в том, что всё в мире связано со всем остальным. Очень просто и прямо.

[просто Соня]

Магия без права выбора

При малейшем нарушении общепринятых течений мысли мы пугаемся. Мы не принимаем своей индивидуальности. Мы предпочли бы иметь заранее подготовленное меню или путеводитель, чтобы в путешествии наша индивидуальность нас не беспокоила. Это общая проблема с состоянием нашего ума, с состоянием бытия. Мы – индивидуальные сущности, выражающие реальность по-своему. Когда ты видишь белый, это может оказаться не тот же цвет, восприятие которого как белого от тебя ожидают редакторы моей жизни. И когда ты видишь красный – то же самое.
У каждого на всё это сугубо свой, индивидуальный взгляд. Эти различия не становятся однотипными – они непрерывно развиваются. Магия кроется в этой индивидуальности. Мы индивидуально и неповторимо относимся ко всему многообразию простейших вещей в нашей жизни, которые, как нам кажется, мы все разделяем. Но мы и понятия об этом не имеем. Ни один из нас никогда не сообщал другому в точности, каково его восприятие воды. Мы можем использовать любые слова и идеи, концепции и понятия, но всё равно это не внесёт ясности. Это будут концепции кого-то другого.

источником индивидуальности служит эго. Но источником может быть и личное вдохновение. Это зависит от того, как далеко ты продвинулся в своём странствии по пути, от того, насколько ты смог избавиться от своего эго. У каждого из нас есть свои манеры и собственная натура, и от этого никуда не деться.
Просветлённое выражение тебя самого соответствует твоей врождённой природе.

Те же принципы применимы к твоему переживанию собственной жизни, в терминах зрительного восприятия и понимания иконографии. Во вселенной существует основной иконографический шаблон, подобно существованию времён года и первоэлементов, но наша реакция на него индивидуальна.
Мир явлений – это твой собственный мир. Следовательно, нельзя сказать, что этот явленный мир всегда предсказуем, что когда я увижу синий, ты тоже должен видеть синий. кто знает? Да никто. Я знаю, эта идея пугает и угрожает – ну и пусть угрожает. Даже твоя версия угрозы может совершенно отличаться от моей версии угрозы. Мы можем использовать то же слово, но в конечном итоге придём к совершенно разным идеям. Сравнивать наши миры бессмысленно. Не нужна никакая общая точка отсчёта.
Возвращаясь к нашему миру: мы всё равно живём в беспокойном мире. Согласно буддийской традиции, беспокойство можно преобразовать во внимательность и осознанность. Само беспокойство может быть напоминанием, толчком, пробуждающим нас снова и снова. И уже от нас зависит, будем мы стараться избавиться от этого напоминания и делать всё гладеньким, или же попытаемся превратить мир в тренировочную площадку, чтобы научиться чему-то большему. Последнее, я полагаю, более предпочтительно.

В попытках понять иконографию открывается возможность увидеть великую сакральность всего вокруг. Речь не столько о достижении цели, сколько о том, как жить достойно прямо сейчас. Как мы можем жить со всем этим мусором и хламом вокруг? Как превратить всё это в визуальную Дхарму? Вот в чём суть. Так что смысл визуальной Дхармы не в том, чтобы всё было сказочно хорошим, а чтобы что-то по-настоящему произошло.
В этом случае магия – это сила. Не сила превосходства над другими, а сила, запредельная самому понятию «над другими». Это сила внутри тебя самого. У тебя достаточно силы, усердия и энергии для видения всего как есть, лично, безошибочно и прямо. У тебя есть шанс испытать яркость жизни и её расплывчатость, что тоже является источником силы. Невероятно острое качество жизни можно испытать лично и прямо. Тебе доступно мощное чувство восприятия. И оно реалистично настолько, насколько далеко идёт твоё понятие реальности.

Зрительная структура всегда уникальная, переменчивая. Меняются не сами зрительные объекты, а ум индивидуального воспринимающего; он смещается постоянно. Поэтому всё должно быть как-то скреплено, состыковано. С другой стороны, зрительное восприятие может быть творческим и открытым, это самое сильное из всех восприятий. Оно может быть реалистичным, мощным и ясным. А когда есть предельная ясность, возникает и чувство юмора.
Когда тебе вдруг станет понятна иконография космоса, ты сможешь испытать чувство реальности, не зависящее от внешнего подтверждения и подкрепления. Тебе не надо будет спрашивать: «Вижу ли я реальность?» Это безусловный опыт. Никому не надо подтверждать твой опыт – ты сам можешь его подтвердить. Это как отхлебнуть, почувствовать вкус, проглотить и правильно усвоить. Это мир зрительного и слухового восприятия, мир магии, который мы переживаем.
Этот мир, в котором мы живём, – личный, настоящий и прямой. Иконография существует в таком настоящем мире, самом магическом из всех.
Единственная магия, которая существует, – эта жизнь, этот мир, именно те явления, которые мы переживаем в этот самый миг. Прямо сейчас и прямо здесь ты находишься в этой магии. Магия прямая и личная, и она остаётся в нашем состоянии бытия. Это магия без права выбора.

[просто Соня]

Один штрих

Цветочная композиция и мазок кисти – уникальны и абсолютно реальны. Ты действительно можешь обобщить историю всей своей жизни одним мазком – это возможно.

...Второй тип буддийского искусства, который вышел из этих традиционных форм, по сути своей культуре не принадлежит. Это прямое эстетическое выражение медитации и преданности. В таких формах искусства может быть представлено чувство веры и доверия.
Когда освоена практика медитации и ты начинаешь ясно себя видеть, ты начинаешь ясно видеть и окружение. Тебе не обязательно нужен ярлык творческого человека; на таком восприятии может работать и творить кто угодно. Единственные препятствия – это сомнения и недостаток интереса. Сидячая практика медитации допускает чувство устойчивости, неторопливой размеренности и возможность наблюдать за тем, как всё время работает твой ум. Из этого постепенно начинает развиваться чувство расширения и одновременно с этим – осознание, что ты в своей жизни очень многие вещи упускал из виду. Ты был слишком занят, чтобы искать их, видеть или ценить. Так что, начав медитировать, ты становишься более восприимчивым. Твой ум становится всё яснее и яснее, как чистое, без единого пятнышка стекло микроскопа.
Из этой ясности начинают развиваться различные стили восприятия, то есть стили пяти семейств будд. Итак, художественное выражение развивается благодаря медитации. Чтобы стать художником, необходима тренировка ума через практику медитации. Эта умственная тренировка автоматически влечёт за собой и тренировку тела. Затем ты начинаешь развивать чувство юмора и способность к тонкому различению. При такой ясности ничего нельзя исказить.

Подлинное вдохновение не всегда сопровождается накалом страстей. Оно очень обыкновенное. Оно приходит от укоренения в своём окружении и принятия ситуаций как естественных. Из этого начинаешь понимать, что ты можешь с ними танцевать. Так что вдохновение приходит от принятия, а не от того, что в мозгу внезапной вспышкой возникло. У вдохновения есть две части: открытость и ясное видение, или, на санскрите, шуньята и праджня. Оба эти элемента основываются на понятии изначального ума, называемого умом будды – пустого, нетерриториального, несоревновательного и открытого.

Деятельная неагрессивность

Неагрессивность – ключ к жизни и к восприятию вообще. Это способ воспринимать реальность в наилучшем её виде. Отсюда возникает понятие достоинства. У достоинства есть качество подлинного присутствия: в нём есть подлинность; потому есть и присутствие. Из этого подлинного присутствия, происходящего от неагрессивности и мягкости, возникает действие. А из него происходят так называемые «четыре активности».
Первое действие, или активность, имеет оттенок чистого восприятия без острых граней. Оно связано с синим цветом, а также с кругом в противоположность квадрату или иной фигуре. Круглая форма означает мягкость и внутреннее добро, то есть отсутствие невроза. Синий подобен чистому небу и представляет пространство. Синий цвет также связан с воздухом: холодный, свежий воздух. Вообще отсутствие острых граней соотносится с видением мира в наилучшем его проявлении. Это первая карма, то есть принцип мира, или умиротворения.
Второе действие несёт в себе ощущение богатства. Оно обычно изображается как жёлтый квадрат с острыми углами. Богатство и желтизна относятся к земле. Поскольку земля всегда создаёт нам границы, она изображена в виде квадрата. У неё также много углов, или направлений: а именно восток, юг, запад и север. Это действие есть бытие, гармония, хорошо согласованная ситуация. Это идея достоинства. Вторая карма – обогащение, или приумножение – есть внутренне присущая энергия состояния нашего ума.
Третье проявление действия обычно изображается красным полукругом. Краснота передаёт идею связи с эмоциями этой квадратной земли. Это также идея смелости отпустить. Идея, что когда в нас присутствует чувство богатства и отсутствия нищеты, мы можем отпустить, отдать, проявить щедрость. Это источник третьей кармы, принципа привлечения.
Четвёртое действие изображается зелёным треугольником. Он связан с деятельностью и уничтожением. Он зелёный и ассоциируется с силой и мощью ветра. Его глубинная, врождённая природа бесстрашна. Присутствует чувство мощи. Так что четвёртая карма очень тяжёлая – уничтожение. Она очень простая и с ровными краями, словно лезвие. Она режет во всех направлениях. Очень просто.

Диаграммы, представляющие эту четвёртку, – синий круг, жёлтый квадрат, красный полукруг и зелёный треугольник – не считаются магическими или мистическими. Они считаются просто проявлениями наших отношений в жизни. Если мы упростим цветную перспективу четырёх карм, соединив четыре цвета – синий, жёлтый, красный и зелёный, – в два, в результате получим лимонно-жёлтый и пурпурный. Эти два цвета считались императорскими цветами при дворах Китая, Японии, Кореи и Индии, а также в империи Ашоки. Лимонно-жёлтый связан с силой и принципом отца, или короля. Пурпурный считается абсолютным женским принципом, принципом королевы. Когда мужской и женский принципы соединяются вместе, происходит совершенное выполнение четырёх карм – умиротворения, обогащения, привлечения и уничтожения. Всё завершается именно так.
Когда мы начинаем постигать умиротворение, обогащение, привлечение и уничтожение как своё естественное желание работать со всей вселенной, мы освобождаемся от слишком жадного принятия и чрезмерно жестокого отвержения; освобождаемся от этого «тяни-толкая». В буддизме эта свобода известна как принцип мандалы, где всем управляют эти четыре действия. В мандале восток означает пробуждённость; юг символизирует расширение; запад представляет страсть или привлечение; север означает действие. Это основной принцип мандалы.
Первая карма, умиротворение, находится на востоке и представляет охлаждение невроза. Мы развиваем чувство умиротворения и прохлады, которая охлаждает скуку и жар невроза. Проявление умиротворения есть мягкость и свобода от невроза. Обогащающий принцип, на юге, по сути представляет собой отсутствие высокомерия и агрессии. Высокомерие преодолено – оно стало прозрачным. Привлечение, на западе, – это преодоление нищеты. Оно свободно от нищеты. Четвёртая карма, уничтожение, есть уничтожение лени. Она на севере. Идея четырёх карм состоит не столько в правилах нашего личного поведения, сколько в умении обращаться со всем миром. Руководствуясь этим базовым принципом мандалы, мы можем успешно действовать в любой сфере приложения усилий.

[просто Соня]

Состояние ума

Если мы не развили правильное отношение, невозможно установить правильный контакт с миром. Искусство означает изящное взаимодействие с миром и с самим собой. В данном случае слово «изящно» имеет оттенок неагрессивности, мягкости и приподнятости; то есть это фундаментальная позиция жизнерадостности. Когда мы так вдохновлены своим контактом с дхармическим искусством, остаётся меньше места для невроза. В этом – настоящий замысел дхармического искусства, что исключительно важно и необходимо.

Магия кроется в состоянии ума художника. Эта магия – магия пробуждённая. Ум художника способен настроиться на определённый баланс пробуждённости – в сущности, мы можем назвать это просветлением. В этот момент художник способен создавать шедевры. Тому было немало примеров в прошлом, когда шедевры создавались художниками, которые не обязательно были буддистами.

Взрастив самоуважение и узнав способ воспрянуть здесь и сейчас, на уровне «первая мысль – лучшая мысль», начинаешь развивать уравновешенность и благопристойность в своём уме, теле и творческом процессе. Уравновешенность порождает чувство богатства и красоты, а благопристойность – чувство объединения, целостности своего мира. Благопристойность позволяет тебе и твоему миру так хорошо держаться друг друга, что не возникает никаких разрушительных эффектов или расколов в мире явлений, которые могли бы породить дополнительные невротические проблемы.
Если есть базовая уравновешенность и благопристойность, возникает чувство полного, тотального присутствия. Ты можешь по-настоящему пресечь подсознательную болтовню, являющуюся разрушительным аспектом ума, который постоянно производит всевозможные отвлечения.
В любом восприятии сначала есть качество видения, то есть ты проецируешь себя в мир и что-то видишь. Это создаёт некую открытую основу. Ты просто видишь всё как есть. Когда ты увидел, ты можешь продолжать исследовать мир явлений. На этом уровне ты начинаешь смотреть.

Как это делается? Сначала идёт качество внезапности – пресечение своих мыслей, преодоление подсознательного ума. Когда ты видишь – это первое впечатление. Когда ты смотришь – ты делаешь вывод об увиденном. Видеть – это первая мысль – лучшая мысль, а смотреть – это вторая мысль, возможно, лучшая. Этого никогда заранее не знаешь, потому что это зависит от твоего состояния ума. Сначала мы всегда видим. Когда мы увидели, надо, чтобы не был задействован наш обычный процесс выбора, называемый подсознательной болтовнёй. Вместо этого необходимо задействовать визуальную Дхарму, чтобы мы смогли по-настоящему увидеть со вкусом, то есть смотреть. В целом происходит вот что: ты видишь, а затем смотришь – и увидев и посмотрев, ты снова видишь, и это окончательный переход.
Я бы хотел призвать каждого практиковать медитацию, чтобы мы могли больше видеть и смотреть. И в целом, пожалуйста, воспряньте духом. Не надо слишком много всё обдумывать и анализировать.

В традиции Шамбалы мы используем понятия неба, земли и человека. Мы начинаем с основы, то есть неба. Небо – это не пустое пространство; оно вольно ниспослать на землю священные принципы, а также чувство добра, мягкости и единства. Небо обладает качествами обозрения и завоевания пространства. В нём есть чувство несгибаемости и царственности. У неба также есть и аспект игривости. Пустой лист тебя приглашает, просит начать с первой точки. Поэтому ты можешь начать с первого ума – лучшего ума – и пригласить подлинное небо. Это основной принцип неба....
У людей есть открытость и одновременно сила, есть и дерзновение, и добро. Принцип человека не обязательно ориентируется на землю и небо, это просто индивидуальное существование, просто быть.

[просто Соня]

Небо, земля и человек

Произведение искусства создаётся потому, что существует фундаментальная сакральность, не зависящая от той или иной религиозной веры или убеждений художника.

Пространство неба – это изначальный ум, свободный от условий. Он не пустой или безжизненный, но вмещает в себе всё. У него есть качество пробуждённости, качество восторга и качество блистательности. Поэтому общее значение неба – это некая всеохватность. Есть много места, много свободы, а также чувство пробуждённости.
Такое пространство становится неотъемлемой частью процесса творения. Ограничения и несоответствия обычно вызваны чувством обременённости, как если бы мы несли тяжёлый груз. Но если мы разовьём понятие пространства полностью и как следует, мы обнаруживаем, что ноши-то нет, бремени не существует. Это облегчение – но не просто какое-то незначительное послабление, а вообще иная, большая версия ума. Мы начинаем осознавать, что в нашей жизни возникает необыкновенная открытость – в том, как мы движемся, как едим, как спим и как создаём произведение искусства. В этом изначальном пространстве – невероятная свобода. Такая свобода не является результатом создания произведения искусства – она присутствует ещё до создания чего-либо. Для нас очень важно знать это. До того как мы что-либо создадим, у нас должно быть это чувство свободного и открытого пространства без единого препятствия.
Когда есть такое состояние ума, и у нас уже имеются правильное отношение и переживание пространства, тогда из этого выходит то, что называется благословением, священностью, или сакральностью. Когда есть достаточно чувства пространства и отсутствия борьбы, мы можем позволить себе расслабиться. Мы начинаем открывать то, что называется священным миром, в котором любое художественное усилие считается сакральным. Сакральность – это связующий фактор принципа неба. Если мы располагаем одно здесь, другое там, а всё остальное размещено вокруг по нашей задумке или визуальной концепции, мы не сваливаем всё в кучу; и не совершаем великой ошибки реорганизации и воспроизведения своего невроза в мире, потому что присутствует чувство сакральности, или благословения. В любом хорошем произведении искусства всегда есть это понятие святости.
Некоторые люди смотрят на картину и думают, что она сакральная и святая, так как взывает к здравомыслию той или иной религиозной традиции. Они немедленно наклеивают на неё ярлык христианской, иудейской, исламской, индуистской или буддийской. Но, в сущности, они полагают, будто художник проникнут определённой верой и потому оказался способен сотворить произведение искусства в соответствии со своей религиозной приверженностью. Я полагаю, что называть такие произведения искусства священными – это святотатство. Это слишком всё сужает, напрочь отсекает весь аспект человеческого достоинства. Фактически, они попросту говорят, что более-менее фанатичный в своей религиозной приверженности человек создаст наилучшее невротическое произведение искусства согласно этой религии. Говорить такое – ужасно, совершенно ужасно. Мы стараемся выйти за пределы такого узкого понимания священности. Произведение искусства создаётся потому, что существует фундаментальная сакральность, не зависящая от той или иной религиозной веры или убеждений художника. Такая сакральность – это аспект неба, создающего своего рода зонт, который становится очень мощным и настоящим. В этот момент человеческое достоинство важнее, чем та или иная религия или дисциплина, к которым относит себя человек. С этой точки зрения сакральность – это открытие добра, не завиящего от личных, социальных или физических ограничений.

Второй принцип – это земля, и в нём выделяют три категории. Первая категория – это отсутствие невротического ума. Художник создаёт произведение искусства прямо здесь и сейчас. Так что независимо от того, здравомыслящий ли художник, есть у него широкое видение или нет, каждый миг случаются непосредственные моменты здравомыслия, которые связаны со здравостью состояния ума художника и его отношений с материалом и самим произведением искусства.
невроз означает такое состояние ума, в котором он зацикливается на вещах и держится за них. Его делят на три категории: страсть, которая слишком липкая, клейкая; агрессия, слишком острая, слишком грозная, слишком отталкивающая; и неведение, то есть состояние оцепенения. В сущности, мы говорим об отсутствии невротического ума.

Третья категория земли – отсутствие лени. Когда ты начинаешь работать над своим произведением, ты прикладываешь определённые усилия, и в этих усилиях лени быть не должно. У тебя может быть замечательный сюжет, который ты хочешь воплотить, поэтому тебе надо постоянно следовать за своим видением того, что ты хочешь создать. Если ты урежешь полноту своего видения и создашь произведение на уровне «полувидения», это будет нарушением дисциплины, или этики творческого процесса. Поэтому необходимо отсутствие лени. Иными словами, когда мы хотим создать произведение искусства, делать его надо «по полной».

Четвёртый принцип, хотя и не совсем того же рода, есть принцип вселенского монарха. Это то, что объединяет небо и землю. Это одночастный принцип, то есть он говорит, что тело и ум способны гармонично работать вместе. Следовательно, ум развивает чувство открытости и умиротворённости, а тело приходит к отсутствию скорости и агрессии. Можно по-настоящему гордиться, в положительном смысле этого слова, тем, что ты художник. Ты будешь так счастлив, тебе будет так хорошо от того, что ты художник. Ты можешь работать согласно принципам неба, земли и человека, и проявить себя посредством этих принципов. Это может быть невероятно и сказочно!

Бесконечное Богатство

Вся философия дхармического искусства состоит в том, что ты не пытаешься быть художником, а просто подходишь к объектам, как и есть, и тогда послание проявляется автоматически.

Вся философия дхармического искусства состоит в том, что ты не пытаешься быть художником, а просто подходишь к объектам как они есть, и тогда послание проявляется автоматически. Это сродни японскому искусству цветочной композиции. Не пытайся быть художником: просто отсекай определённые веточки и палочки, которые кажутся выбивающимися из потока. Затем ты помещаешь веточки в подходящий контейнер, под ними – цветы, и это автоматически становится цельным ландшафтом. Подобным образом, когда ты видишь картину великого художника, она не выглядит, как будто её кто-то взял и написал. Кажется, будто она возникла сама по себе. Нет совершенно никакого разрыва, никаких трещин – это одно совершенное целое.
Творческий процесс сродни медитации. Ты очень, очень долго работаешь с одной техникой, и в конце концов техника отпадает. Есть постоянная дисциплина и непрерывность, упрямство. Ты готов с ней взаимодействовать, даже если объект тебя отвергает, или свет не тот, или ещё что-то не так. Ты всё равно продолжаешь и делаешь.

Необходимо пространство для вопроса, а не потребление всего в готовом виде, в темпе строчащего пулемёта. Аудитория должна принимать участие в процессе. Чтобы это произошло, самым важным является пространство – пространство и безмолвие. Тогда начинаешь гораздо больше ценить объекты. Сказано, что в практике маха-ати глаза – один из самых важных «выходов». В сущности, их называют «врата джняны», высшей мудрости. Поэтому визуальные эффекты в своём воздействии на ум наиболее важны.

Если ты совершенно уверен в себе, тебе вообще не надо думать об аудитории. Ты просто делаешь своё дело и делаешь его как надо. Ты становишься аудиторией, а твои действия – развлечением. Но это требует изрядной доли мудрости.

[просто Соня]

Возвращение к начальной точке

В данный момент мы находимся в исключительно мощной позиции: пребывая в настоящем, мы можем полностью изменить всё будущее. Задумайтесь, разве не стоит нам быть более осторожными, более пробуждёнными в том, чем мы занимаемся в этот самый миг?

Искусство в повседневной жизни – вот к чему мы стремимся. Вопрос, что же такое жизнь, – а это, конечно же, искусство.
Мыслительный процесс должен быть определённым образом структурирован. необходимо знать самого думающего. Поэтому мы возвращаемся к начальной точке, начинаем с думающего: кто или что думает ? Если ты действительно хочешь что-то сделать так, как надо, если по-настоящему хочешь сделать это искренне, сомнений нет – тебе надо вернуться к начальной точке. С такой точки зрения подлинный художественный талант переживает чувство возврата к начальной точке. перед нами оказывается прекрасный белый холст. Вернуться к начальной точке. Поэтому если ты собираешься осуществить такое подлинное творческое выражение, тебе придётся вернуться к подлинной основе. И в том, что касается нас, единственная подлинная основа, которая у нас есть, – это начальная точка.
Если отсечь все корни, что у тебя останется? Можно сказать, ничего. Но это не полное «ничто» – это возвращение к начальной точке. Суть в том, что твоё подлинное бытие и выражение не должны быть окрашены ни одной формой искусственности. Какой бы тонкой, какой бы восхитительной, прекрасной или святой она ни казалась, она всё равно будет обесцвечивать твоё бытие. Поэтому, если у тебя есть чувство абсолютного цинизма – ты вернулся к начальной точке. Это знакомая ситуация. Это не какое-то необычайное и неведомое состояние ума, а вполне себе привычное и обыкновенное. Однако если ты искренне ощущаешь и лично переживаешь происходящее, то это подобно первоэлементам: огонь горит, вода влажная, воздух движется, пространство вмещает. В общем-то, начальная точка – это твоя основа. Обычно присутствует элемент здравомыслия, семя или сущность здравомыслия, которое действует, когда ты в начальной точке. Происходит что-то положительное. Если ты чувствуешь, что возврат к начальной точке опасен, то это, наверное, другая точка, не начальная.

в конце концов можешь вообще перестать делать что бы то ни было. Но, на самом деле, ничегонеделание может быть более здоровым занятием, чем пустая трата времени. Подобная пассивность может на деле оказаться ситуацией зреющего зародыша.
Возврат к начальной точке простой и прямой.
Ты чувствуешь, что ситуация безвыходная, и тебе необходимо так или иначе из неё выскочить. Не зная толком, что делать, ты воспринимаешь всю окружающую тебя реальность очень ярко и в то же время знаешь, что ты загнан в угол. Процесс паранойи тебя ещё и очистил; ты обнажён до пола, на котором ты стоишь, и тебе нечего скрывать. Ты совершенно прозрачен; ты в безвыходном положении.
Это больше, чем интуиция; это опытная интуиция. Обычно интуиция так или иначе похожа на систему радара, а не на личный опыт. В каком-то смысле это гораздо реальнее: она исключительно прямая и пронзительная.

В такую ситуацию начальной точки можно сознательно себя поставить. В буддийской традиции это часть дисциплины, часть пути. Но это не путь в смысле продвижения вперёд и стремления к цели. Наоборот, ты возвращаешься назад, погружаешься в ситуацию, а не выбираешься из неё. А иногда оказывается, что земля уходит у тебя из-под ног; и ты оказываешься в начальной точке.
Если ты работаешь с этой ситуацией – не пытаешься выбраться из неё, а сидишь и вскармливаешь это переживание бескрайней пустыни и уединённости ... Начальная точка – это место, где ты оказываешься, когда тебя положили на лопатки. Однако возможны проблемы, если ты слишком наслышан, хорошо осведомлён о достоинствах этого возврата в начальную точку. Это опять становится доктриной и перестаёт быть начальной точкой. Теперь начальной точкой это уже не назовёшь.
Нулевая точка должна быть свободна от какой бы то ни было культуры. Когда у тебя энергии ноль, ты избит до полусмерти и чувствуешь себя куском дерьма, ты в этом никакой культуры не чувствуешь. Ты чувствуешь себя подлинно внекультурным – и однозначно настоящим.

Чувство безмыслия необходимо в той же мере, что и чувство мыслительного процесса. Согласно буддийской традиции, сидячая практика медитации даёт базовую опору, твёрдую почву для развития большего понимания, большего опыта начальной точки. если люди посредством сидячей медитации прекращают думать и говорить, я чувствую, что мы закладываем тот динамит, который поможет нам разрушить мир заблуждения. Поэтому будет очень хорошо, если вы сможете практиковать медитацию как можно больше, насколько позволяют психологические и физически. Будет очень хорошо, если вы сможете погрузиться в практику медитации. Помните об этом.

Так что суть в том, чтобы держаться своей основы, того места, откуда ты пришёл. Не надо этого стыдиться. Никуда ты от этого не денешься. Так что это вопрос принятия. С такой точки зрения искусство – это практика медитации, а медитация – это произведение искусства.
Даже если мы возвращаемся к начальной точке, к первой точке, то мы уже здесь, мы уже что-то. Мы не хотим быть ничем и постоянно стремимся этого избежать. Это проблема. Поэтому единственная альтернатива – и даже не альтернатива, единственный выбор – это быть нулём.

Итак, начальная точка – это фундаментальная основа, на которой мы функционируем, а нулевая точка – это, похоже, даже дальше, чем наше функционирование. «Есть-ность» без всяких определений. Это не разрастание наружу, а разрастание внутрь. Ты всё ещё сопротивляешься возвращению к нулевой точке, и всегда существовала проблема того, что начальная, первая точка окажется поводом не возвращаться к точке ноль. По крайней мере, у тебя есть число один, за которое можно уцепиться. Поэтому в конце концов надо вернуться к нулю. ситуацию можно улучшить, если ты знаешь, что у тебя нет ничего, кроме нуля, а ведь ноль – это ничто. Нет больше ни единой точки отсчёта в системе координат, просто ноль. Попробуй. Это выражение безграничной щедрости и безграничного просветления.