Мои затишья
Зинаида Миркина
Эти стихи дают вертикальное измерение каждому мигу, они открывают возможность поворота всегда и везде и каждому. При этом они чисто русское явлению. В их синтез мировой культуры органичен, как живое дерево, а не как агрегат. В них — отражение всей мировой культуры, особенно духовной, но для восприятия они этой культуры предварительно не требуют, ибо отражают не культуру, а источник, которым она светится. Каждым стихотворением можно воспользоваться, как воздушным шариком, чтобы полететь в нужную сторону; чтобы вознестись на столько секунд, сколько хватит духу. При этом они негромки как Дух. Есть люди, любители поэзии, которым они ничего не говорят, даже раздражают. Такие любят «новое». Есть поэзия, которая хочет по-новому сказать о старом и всем известном. А тут поэзия другого измерения: она говорит о почти неизвестном — в этом ее новизна
* * *
Мои великие затишья —
Сиденье у незримых ног,
Когда неслышимое слышно,—
Продли их Бог... продли их Бог...
Мои глубокие безмолвья
У моря на краю земли.
Когда почти не плещут волны,—
Продли их, Господи, продли...
Мое блаженное успенье –
Успенье мук, успенье вин,
Когда меня все мене, мене
И, наконец, есть Ты один...
***
Явь так тиха!.. Крикливы только сны.
Чем эфемерней, тем они капризней.
А жизнь есть накопленье тишины.
Как тишина-переполненье жизнью.
* * *
Зачем цветами сплошь покрыта
Земля и нет лесам конца?
Затем, что мир — переизбыток,
Перенасыщенность Творца.
Затем и был когда-то создан
Весь этот бесконечный свет,
И нет конца на небе звездам,
И морю окончанья нет.
Быть может, состоится встреча —
Когда-нибудь родится тот,
Кто захлебнется бесконечным
И сам взахлеб творить начнет.
* * *
Есть жизнь молитвенная, или —
Жизнь суетная. Третьей нет.
Деревья день и ночь молились,
Встречая каждой жилкой свет.
Молились зимы, лета, весны,
И звезды в кроны их вплелись.
А люди путались в трех соснах,
Не ведая про выход ввысь.;
Есть линии, диктующие нам,
Как надо жить. И тайные законы
Я узнаю по веткам и стволам,
Прослеживаю по корням и кронам.
И в час, когда тяжёлый узел дней
Уже обвился возле горловины,
Я погружаюсь в лабиринт ветвей,
Распутывая судьбы и причины.
С терпением незыблемой сосны
И с чуткостью трепещущей берёзы
Я расплетаю жалобы и сны,
Разматываю страхи и угрозы.
И вот уже последняя черта
Расправлена на заводи зеркальной,
И остаётся только высота
И чистота того, что изначально.
* * *
Не тот, кто говорит со мной,
Приносит мне благие вести,
А тот, кто словно дух лесной,
Как свет, молчит со мною вместе.
Кто, позванный на тайный пир,
Как чашу разопьёт со мною
Молчанье глубиною в мир,
Молчанье, в сердце глубиною.
Поэзия – не гордый взлёт,
А лишь неловкое старанье,
Всегда неточный перевод
Того бездонного молчанья.
* * *
В часы блужданий без дорог,
Утраты горькой,
Что может дать молчащий Бог?
Себя – и только.
Что может дать душе ольха,
Склонясь к рябине?
Покой серебряного мха
И тёмных линий.
Стволы, увитые плющом,
Небес просветы...
Ты хочешь что-нибудь ещё?
А есть лишь это.
И бьются бедные слова
О бедность истин,
И покрывается трава
Слезами листьев.
Их медленным круженьем весь
Простор укачен.
Твоё бессмертие вот здесь
Молчит и плачет.
В часы блужданий без дорог,
Утраты горькой,
Что может дать молчащий Бог?
Себя – и только.
Но для тебя Он слишком прост,
Душа мечтала
О большем... От земли до звёзд –
Ужели мало?
* * *
И снова дождь. А может, это
Протянутые провода
С того неведомого света
На эту землю, к нам, сюда?
Вот почему мы так стихаем,
Теряя счет часов и дней...
Стена раздвинулась глухая
И смутно видно, что за ней...
И сердце хочет на попятный,
В до-жизнь, к таинственному сну
И начинает путь обратный-
К истоку мира, в тишину...
* * *
Дождь. И голос одинокий.
Дождь. И пенье соловья.
Несмываемые строки
В вечной книге бытия.
Так нечаянно, мгновенно
В обступившей тишине
Льется жалоба Вселенной,
Обращенная ко мне.
Чье-то сердце просит чуда,
Иль зовет звезду звезда,
Или просто ниоткуда
Льется голос в никуда.
* * *
Листьев текучих ручьи.
Дождик мой редкий.
Сестры и братья мои —
Тихие ветки.
Все здесь лелеет меня,
Манит в объятья.
Сердца немая родня —
Сестры и братья.
Лес совершенен, как стих.
Все неслучайно.
Здесь не бывает чужих —
Вот его тайна.
Тихо проходят века
Мимо событий.
Тайна сия велика —
Только вместите.
* * *
И нет другого рая.
Простор и тишина.
Мне сердце измеряет
Высокая сосна.
Небесный купол серый
Да ива у ручья.
Вмещу — достигну меры.
А нет, и я — не я...
* * *
Дождь, прекратившийся внезапно.
Ольха, провисшая дугой...
Переговаривались капли
Одна с другой, одна с другой.
Мир, погрузившийся в дремоту.
Прохладно, тихо и светло.
И недосказанное что-то
Ко мне вплотную подошло.
Сплетались, связывались нити.
Тянулись к сердцу моему...
О, говорите, говорите...
Быть может, я еще пойму.
* * *
Лес - это инок. Он-иной, инакий.
Свои законы у лесных дерев.
Свои уму неведомые знаки,
Свой голос, свой таинственный напев.
Сосновый шорох, горький запах дыма
И тихий говор плещущих ветвей-
Напоминанье об ином, родимом,
Забытом мире-о душе своей.
Душа моя... Сейчас я слышу, знаю,
Что ты живешь не годы, а века.
Что ты - лишь гостья легкая, иная,
Пришедшая сюда издалека.
* * *
Зачем на этом небе сером
Кленовый вспыхнувший костер?
Чтоб бросить в сердце искру веры
Всей тяжести наперекор.
Сверкание искристой дрожи,
Вошедший в грудь ожог Творца!
Пылает молча сердце Божье,
Чтоб разгорелись в нас сердца.
* * *
Мне одно сегодня только надо,
У меня одно желанье есть:
От горящей дрожи листопада
Глаз завороженных не отвесть.
Видеть, как последний лист покинул
Ветку липы, обнажив до дна
Сердце, в чьих темнеющих глубинах
Схоронились света семена.
