Хорошо забытое. Представление об архаичном сознании человека. Часть 1
23 ноя 2021
| Теги: | сознание, предки, магия, мистика, мифы, эволюция человека, пробуждение |
Почему тогда сегодня представители естественных наук, психологии и философии всё чаще обращаются к наследию наших далёких предков? Куда ведёт человечество (его культуру и коллективное бессознательное) этот «здравый смысл» и расцвет технологий?
Об этом идёт речь ниже.
Под Архаичным сознанием мы будем здесь понимать представление о внутренней реальности человека на архаичном этапе развития культуры человечества, т. е. задолго до возникновения эмпирической науки и её материалистического основания (т.е. задолго до начала XVII-го века).
История человеческой культуры во многом определяется историей его религий - как отражений непрестанного столкновения психики человека с трансцендентными состояниями. При этом чем дальше вглубь веков мы будем проникать, тем все более иррациональными и магическими будут нам представляться суждения наших далёких предков о себе и о мире. Становление общественного сознания закреплялось в архетипах коллективного бессознательного. Специалисты по этологии и детской психологии могут многое поведать о становлении человеческого сознания, ибо подобно тому, как филогенез повторяется в онтогенезе, так и человеческое сознание проходит все фазы своего становления от архаичного до современного. Детство человеческой культуры подобно детству любого современного человека. Точно так же, как младенец не отделяет себя от кормящей его матери, а в своём восприятии ребёнок склонен к мистике и магии (например, легко «оживляет» материальные объекты его окружающие), так и древний человек жил, не отделяя себя от мира и одухотворяя природу.
Вы спросите: как вообще можно судить о содержании сознания человека? Ведь субъективный мир человека, данный ему в непрерывном потоке переживаний и мыслей (qualia) не поддаётся объективизации. Иными словами, описать душевное состояние человека со стороны невозможно. Чего уж говорить о сознании наших далёких предков?
Есть, как минимум, три источника информации: косвенные – через анализ детского мировосприятия и путём изучения древней мифологии, и прямой – через анализ мировосприятия этносов, «отставших» в своем культурном развитии от цивилизации.
Что касается сказочного (детского) этапа развития человеческого сознания, то оно хорошо изучено классиками детской психологии. Так, изучение динамики поведения ребёнка, семантики его языка в исследованиях Ж. Пиаже («Эгоцентричная речь») указывает на то, что зависимая (субъективная) и независимая (объективная) реальности достаточно длительное время уживаются в детском сознании. Немецкий психолог и лингвист Карл Бюлер пишет о раннем детстве как о возрасте сказок, в котором ребенок «действительно верит в карликов, великанов и необычные происшествия, локализуя их, например, в известном ему действительном лесу». В мистическом детском сознании имеет место и непосредственная доступность чужой субъективности (вещи «знают» о намерениях человека), и непосредственное воздействие субъективности на объекты внешнего мира (вещи, например «оживают»), и непостоянство объектов, и магическая причинность. Все это – прямые доказательства стихийной целостности детского сознания (см. об этом, например Е. В. Субботский «Строящееся сознание»).
Косвенное представление об архаичном сознании человечества можно также получить, изучая мифы и религии древних народов. Это подтвердят вам и религиоведы (специалисты по истории религий), и мифологи (специалисты по изучению мифологии), и этнографы, и психологи (см. например Торчинов Е. А. «Религии мира и опыт запредельного»).
Французский историк религии и философ Люсьен Леви-Брюль, введя понятие «первобытное мышление», полагал, что дикарь сохраняет мистическую сопричастность окружающему миру и поэтому неспособен мыслить правильно. Швейцарский же психолог и философ К. Г. Юнг, напротив, считал, что мистическая сопричастность в архаичном сознании наших предков порождала духовный (если угодно, нравственный) базис социума и архетипы его коллективного бессознательного (Юнг К. Г. «Человек и его символы»). К сожалению, первая точка зрения с годами лишь прибавляет в популярности. Современный человек информационного века относится к мифам и сакральным текстам далёкого прошлого с лёгкой иронией, рассматривая всё это как проявления слепоты и неграмотности «тёмного прошлого». Между тем специалисты мифологи находят консенсус в признании многоуровневой глубины и современной значимости сакральных текстов (см. например Кэмпбелл Дж. «Мифический образ» или Элиаде М., «Аспекты мифа»).
Вот как описывает значимость мифологии и глубину познания окружающего мира нашими «тёмными предками» Мирча Элиаде («Ностальгия по истокам»): «Понять происхождение религий можно только допустив, что архаичное сознание (сознание древнего человека) в корне отличалось от обыденного сознания человека современного… Анализируя и представляя африканские или океанские мифы и ритуалы, комментируя гимны Заратустры, даоистские и индуистские сакральные тексты, мифологию и пляски шаманов, историк религий раскрывает и обнаруживает такие экзистенциальные ситуации, которые совершенно неизвестны современному читателю или же которые ему трудно вообразить, и подобные встречи с «неведомыми» духовными мирами не могут оставаться без последствий».
Да, наши предки, не знавшие паровой машины и информационных технологий, компенсировали свои пробелы в образовании более плотным сопряжением с естественной природой. Это, очевидно, удерживало их восприятие от погружения в Ловушку двойственного восприятия, что в сочетании с уже пробужденными, чисто человеческими метапотребностями в творчестве и самопознании открывало им доступ к трансцендентному измерению сознания.
Прямые свидетельства несут этнографические исследования. О реликтовом экстрасенсорном восприятии людей, до сих пор не приобщённых к «благам цивилизации», сообщают этнографы и психологи (см. например, Пертаньев Ю. С. 2016. "Загадки человеческой психики. Ясновидение, телепатия, кармические встречи"). Так, бушмен способен правильно определить, что антилопа, на которую он охотится, появится в таком-то месте и, более того, знать наперёд, что он ее убьет. Подобные феномены ясновидения и телепатии описаны и в связи с аборигенами Амазонии и Австралии, а также староверами из России. Австралийским аборигенам, кроме того, доступно сновидение в бодрствующем состоянии сознания. Неслучайно современный урбанизированный человек, утерявший ощущение целостности (единства со средой обитания), склонен относить подобные феномены восприятия и психики к ненаучной мистике. Кросс-культурные исследования, проведенные Джудит Кляйнфельд, показали, что американские индейцы, эскимосы и австралийские аборигены не могут похвастать логическими и вербальными способностями, зато существенно превосходят европейцев и американцев в навыках, требующих зрительного и пространственного восприятия. В частности, Кляйнфельд пишет про эскимосов следующее: «Люди, которым приходилось путешествовать вместе, отмечали их необычайную способность замечать и извлекать из памяти визуальные детали; к примеру, эскимос может нарисовать по памяти карту, которая окажется потом почти столь же точной, как та, что составлялась по данным аэрофотосъемки». Очевидно, объясняется это тем, что благодаря обостренному восприятию окружающий мир для них по-настоящему реален, жив и неотделим от собственного «Я». Привязанность так называемых «дикарей» к родной земле настолько сильна, что они переживают переселение как своего рода смерть. К примеру, современный антрополог фиджийского происхождения А. Равуву в своем исследовании «Образ жизни на Фиджи» отмечает, что для большинства фиджийцев мысль о расставании с вануа (родной землёй) равносильна расставанию с жизнью. Тоже характерно и для австралийских аборигенов и для сохранившихся аборигенов Северной Америки. Речь, очевидно, идёт о существенно более целостном (избавленном от двойственности) мировосприятии и как следствие менее выраженном эгоцентризме у аборигенов по сравнению с современным «цивилизованным человеком».
Косвенным подтверждением этого вывода является совершенно разное восприятие времени у так называемых «дикарей» и так называемых «цивилизованных людей». Так антрополог Эдвард Холл, проживший с племенами хопи и навахо в Аризоне с 1933 по 1937 г., пришел к выводу, что эти два племени существуют в своего рода вечном настоящем. Он обратил внимание, что в языке навахо нет слова для обозначения времени, а глаголы не имеют времен. «Для хопи, — писал он, — ощущение времени, наверное, более естественно, это как дыхание, ритмическая часть жизни». Сходные выводы делаются и относительно иных аборигенных культурах мира (подробнее см. С.Тейлор «Покорение времени», глава 5, «Время в разных культурах»).
Очевидно, благоговение аборигенов к окружающей природе объясняется сильным ощущением психологической связи с ней и сопереживанием природным явлениям, которые современный «цивилизованный человек» рассматривает как нечто сугубо внешнее, к чему нельзя испытывать никаких чувств и за что невозможно нести ответственность.
Как показывают современные исследования в области трансперсональной психологии, реликтовое, экстрасенсорное восприятие позволяло человеку архаичной эпохи относительно легко входить в изменённые режимы сознания. Человек, заглянувший в потусторонний мир и получивший трансцендентное переживание, возвращается назад, в обыденную реальность изменённым. Таково в обобщенном и максимально сжатом изложении содержание универсального (т. е. общечеловеческого) мифа согласно Дж. Кемпбелу. Этот миф Дж. Кемпбел назвал «Путешествие героя». Одновременно с мифотворчеством закладывались архетипы будущего коллективного бессознательного человечества. Первые архетипы «Отца-создателя» и «Великой Матери» были еще не антропоморфны. Грозное животное или природная стихия куда больше подходили для представлений о могуществе высшей сущности. По мере развития культуры и прогресса орудий производства стиль мышления все больше рационализировался, изменяя язык. Из средства общения со всевышним язык все больше превращался в средство коммуникации с себе подобными. Трансформировался и архетип божественного, все больше приобретая человеческие черты. На основе мифотворчества появлялись первые политеистические религии, в которых богами уже были прообразы людей. Можно утверждать, что к моменту появления первых религиозных учений, эмпирический опыт переживания трансцендентного (запредельного) преобладал над попытками его объяснений и описаний (подробнее см. Е. Торчинов «Религии мира. Опыт запредельного»). Более того, именно желание объяснить запредельное и далее трансформировать это объяснение уже в доктрину, позволяющую манипулировать общественным сознанием и властвовать, было главной мотивацией творцов первых теистических религий. Возникновение таких доктрин породили вначале психологическую, а затем и сословную пропасть между «посвященными» и всеми остальными (профанами). Постепенно возможность вхождения в изменённые режимы восприятия стала преподноситься как «божий дар», доступный лишь избранным. Так складывалось сословие избранных — жрецов, гуру, священнослужителей и т. п. Доступ же к трансцендентному становился прерогативой «избранников», а для всех остальных это объявлялось ересью. Выход за флажки карался смертью.
Еще глубже в ловушку двойственного восприятия (ссылку на статью см. выше) и, как следствие, эгоцентричного миропонимания погружают сознание человека три века развития классической эмпирической науки, начало которого относится к трудам Исаака Ньютона и Рене Декарта. Целиком механистическая модель Универсума окончательно отделяла человека от окружающего его мира. «В моей Вселенной нет места Богу, она подобна гигантскому часовому механизму» - писал немецкий философ XVII-го века Г. В. Лейбниц. Постепенно ньютоно-картезианский механистичный взгляд на «объективную реальность», отделённую от наблюдателя, стал ассоциироваться со взглядом сугубо научным и потому единственно верным. Так на рубеже XVI и XVII веков родилась натуральная магия – Естествознание - как альтернатива архаичной магии и сакральным учениям в западной культуре. Не удивительно, что человек, которому в течение трёх веков внушают с детства, что он бездушная часть гигантского часового механизма, все дальше отходит от своих духовных корней в морок эгоцентричного мировосприятия.
Итогом этого тренда в сторону прагматического редуктивизма является разрыв духовной связи поколений и все большее расчеловечивание человека.
В книге «Упадок» английский психолог Стив Тейлор предположил, что в древности люди не считали себя отделенными от мира и отчетливо чувствовали могущественную «духовную силу», пронизывающую все на свете, включая их собственное существо. Однако приблизительно 6000 лет назад, с момента первого столкновения человеческой цивилизации с ограничением ресурсов (прежде всего пахотной земли), начался «упадок» человеческого сознания. «Он представлял собой определенный бытийный сдвиг, развитие нового типа человеческого «я», для которого характерно отчетливое ощущение индивидуальности и новое чувство отделенности» — так характеризует погружение в «сон разума» Стив Тейлор в своей новой книге «Скачок. Психология пробуждения».
Утеря духовных корней как ощущения сопричастности к Универсуму не воспринимается ныне как катастрофическое событие лишь потому, что оно отодвинуто в глубину веков и эмоционально забыто. Косвенно же оценить всю глубину пропасти между сознанием современного человека и наших далёких пращуров позволяет современное прочтение библейского мифа о грехопадении первых людей (Адама и Евы), вкусивших запретный плод с древа познания. Трансформация человеческой сущности при утере ощущения своей неотделимости от природы (или, выражаясь языком современной физики,, утере квантовой нелокальности) столь глубока, что библейское предание неслучайно ассоциирует её с «изгнанием из рая». Эта трансформация затронула не только его духовную, но материальную компоненту. Вот как она описана Святителем Игнатием Брянчаниновым : «До падения человека тело его было бессмертно, чуждо недугов, чуждо настоящей его дебелости и тяжести, чуждо греховных и плотских ощущений, ныне ему свойственных».
Символ «изгнание из рая» онтологически может быть понят как обретение самоосознающим человеком субъектности и одновременно с этим чувства отделённости эго от Универсума и своей защищённости им, или, по формулировке последователей Юнга, «отчуждение от Самости». Обитатели «рая» — животного царства – не беспокоятся ни о хлебе насущном, ни о выживании в мире. Руководимые первичными эмоциональными стимулами, они следуют лишь безусловно выполняемым программам поведения — инстинктам. Известно что высшие приматы не только способны использовать орудия труда для достижения искомой цели, но и могут изготавливать их. Однако они не делают этого. И не потому, что им итак хватает, а потому, что они недвойственны, т. е. они не отделяют себя от мира, который позаботится о них. Появление же и развитие новых когнитивных возможностей у человека (абстрактное мышление, самосознание) лишает его подобной беззаботности. Таков смысл известной библейской фразы: «Будешь в поте лица добывать хлеб твой». Такова плата за возможность достижения новых, нематериальных рубежей эволюционного процесса – актуализация самости, творческое мышление, соучастие в эволюции психики и духовное пробуждение.
Отделённый от единства мира, современный человек информационного века давно компенсировал психологическую драму отделённости (базовый страх смерти эго) верой в материалистическое устройство мироздания и жаждой своей успешности при жизни. Лишь в критические моменты своего существования он может инстинктивно обратиться к рудиментам мистического восприятия окружающего и найти утешение в давным-давно покинутой им колыбели духовности. С позиции материального благополучия такая ситуация характеризуется как прогресс человеческой цивилизации, с позиции духовной пробуждённости – как её деградация.
Продолжение (Часть 2) см. здесь.
Автор: Аркадий Мадатов
Читайте раздел Вне течений на портале эзотерики naturalworld.guru.
