О музыке, религии и детях
8 янв 2013
Теги: | музыка, воспитание, благодарность, религия, Бог |
Люди сегодня живут в бешеном ритме — много трудятся, чтобы обеспечить себе комфортное жилье и пропитание, быть не хуже, чем другие, дать образование детям, чтобы они тоже могли работать... Но если задуматься, все это превращается в замкнутый круг, и не остается места самому главному — просвещению, познанию мира и вселенной. Источник - Эзотерика. Живое Знание
Именно в этом заключается смысл жизни и смысл искусства: погружаясь в мир прекрасного, человек развивается и растет. А классическая музыка — одна из высших форм познания мира. Изначально она принадлежала только избранным, но спустя время, когда стала доступной, большинство людей отринуло эту культуру, будто бы по причине ее скучности, но на самом деле, из-за неспособности понять.
Если вам скучна классическая музыка, значит, вы просто из другого круга, ведь классическая культура — вопрос не вкуса, а принадлежности. Каждый определяет для себя — кто он. Благо, сегодня аристократом может стать не только потомственный граф, но и любой человек, у которого дома есть проигрыватель.
Музыка — это очень глубокие и серьезные вибрации, которые можно назвать божественным откровением, потому что они наполняют вселенную. Система обертонов, призвуков, система гармонии — не придуманы человеком, они существуют в космосе! И действительно, музыка обладает свойством излечивать ментальные и физические болезни.
Начнем с малого — представьте себе семью: мама, папа и сынок. Перед сном они садятся на диванчик, обнимаются и включают Моцарта, пускай даже на 5 минут. И говорят: «Мы любим друг друга и любим Моцарта». Представляете, что этот ритуал будет значить для ребенка всю его жизнь? Если малыша с ранних лет приобщить к классике, у него будут лучше успехи в математике, хорошо развито мышление, не будет сильных стрессов.
Разная музыка воздействует на различные органы человека и его психологическое состояние. Барокко — оздоравливает сердце, фуги — помогают привести мысли в порядок, музыка романтиков — лечит нервы, наполняет энергией.
Нельзя прививать вкус к хорошей музыке насильно— обучение должно быть школой радости! Можно ставить музыку фоном к сказке, которую вы рассказываете малышу. Пускай это будет занимать совсем не долгое время, но войдет в привычку. Рано или поздно ребенок сам вас остановит и попросит «Дай послушать!». Или включайте классиков перед сном, когда ребенок успокоен. Поверьте, эти моменты он будет помнить всегда.
Что происходит с человеком, когда он играет музыку?
Передать это невозможно, это самое большое счастье, которое может случиться с человеком. Когда ты играешь, совершается огромный расход энергии, но в то же время тебя наполняет неописуемое наслаждение, не сравнимое ни с чем! Я подозреваю, нечто подобное испытывают наркозависимые, но в случае, когда наркотиком является музыка, эффект на здоровье идет не разрушительный, а созидательный!
Раззомбировать человека может только искусство. Когда освобождается Знание, человек начинает мыслить, а мыслящие люди начинают творить! Искусство и есть настоящая жизнь, в нем обретется успокоение и радость. Только звучащая душа может стать созвучной вселенной, и обрести счастье.
У нас (в России) есть определенное особое отношение к искусству, которого нет на Западе. Я могу его сформулировать очень коротко. На Западе искусство и культура — это чаще всего дизайн. А в России — это между жизнью и смертью.
Для нас искусство и культура – это путеводитель, спасение, это — свет в конце тоннеля, свет в окошке. Да, когда-то еще Белинский сказал, что в России никогда не было парламента. Но продолжил: «Все-таки неправда, в России есть парламент — это русские писатели». Такого нигде больше нет!
Если есть гениальные создания, то есть гениальное восприятие, не правда ли? Зачем Бетховен, Томас Манн и Шекспир зашифровывали в своих творениях столько красот, глубин, идей? Для того, чтобы кто-то поверхностно, сидя на диване под кофе слушал эту музыку? Нет, конечно.
К сожалению, вся беда человечества заключается в том, что мы недостойны собственной культуры, собственного искусства. Гении, наши представители, создают величайшие творения, а слушатели не хотят уходить с первого уровня восприятия. Всякое творение искусства, как и Библия, великое творение литературы, истории, имеет много уровней.
Религий много, каждая система имеет свой миф, и множество не столько разрешений, сколько запретов. Запреты касаются боязни всякого мифа, если не дай Бог, он выйдет за пределы этой системы. Большинство войн на Земле были религиозными. И даже Вторая мировая тоже возникла на почве религиозной: тоталитарная идея национал-социализма столкнулась с тоталитарной идеей социализма.
Противостояние этому всему может быть только одно – постижение человеком сути, главного. А главное – это воспламененная душа гения, который хочет поделиться своими открытиями, своей любовью, своей пластикой, своей вечностью и красотой. Подарить их ценой собственных жертв, жертвуя своим здоровьем, жертвуя своим благосостоянием, благополучием. Так оно и получалось: вся история жизни гениев полна трагизма, начиная с яда, который выпил Сократ и до глухоты Бетховена и самоубийства Шумана. Это все цена, которую гений платит за право отдать людям самое главное, что есть в мире, за то, что так много понимает, так много слышит.
Я глубоко убежден, что Бог не в церкви, не в религии и не в идеологии. Потому что религия и церковь – это всегда идеология. Бог используется различными силами для того, чтобы «править бал» на земле. Одни богом признают Сатану, другие богом признают Христа, третьи – Аллаха, четвертые – Заратустру, пятые – идолопоклонники и т. д. Все они равны перед единым Богом, который смотрит на своих детей и мягко улыбается.
Я, конечно же, верю в Бога. И мой Бог, который внутри меня, со мной совершенно согласен. И с моей иронией по отношению к религии, и с моим юмором, и с моей благодарностью к нему за то, что он мне дал.
Я обычно говорю, что есть два вида веры. Одна – «Господи, верую, и поэтому дай!» Это большинство, это массовая вера: дай дочери мужа, дай квартиру, дай здоровье, дай долголетие и т. д. дай, дай, дай...
И второй вид веры, который для меня характерен. Как верила Ахматова, так даже Эйнштейн верил, несмотря на все его иронические высказывания. "Верую, поэтому – возьми! Ты все дал, ты дал самое ценное, что есть в жизни – мою жизнь". Это сложнейшее биохимическое вещество и соотношение, которое и есть человеческое тело.
И если вдуматься, то ничего равного человеческий мозг не придумал. Как надо соединить все: каждый орган, каждую клеточку!... Чтобы все это функционировало по 60-70-80-100 лет, а мы к тому же все делаем, что бы они плохо функционировали. Сами свою жизнь губим, всю жизнь курим, пьем, нервничаем, то есть, делаем все, чтобы жизнь свою сократить. И тем не менее, людей все-таки проживают какое-то количество десятилетий с этим организмом, который в принципе мог бы выдержать 3-4 недели. Попробуйте создать такой сложнейший организм! Следовательно, нужно быть благодарным, что Бог запустил все эти «колесики-винтики». То есть дал. Все! Спасибо, Господи. Теперь, пожалуйста, позволь мне заниматься тем, чем мне предназначено заниматься.
Можно делать, так как делают ортодоксы, кричать: «Бог!». И вот ходите туда, и все время посвящайте молитве, благодарите и просите. Но можно молиться по-другому: «Господи! Какого же Ты нам Моцарта подарил! Господи, смотри, какой ребенок чудесный, только он не наполнен Твоей благодатью. Его надо наполнить. Ты Моцарта создал специально для него, чтобы наполнить его благодатью. Значит, я сейчас соединю музыку с этим ребенком. И ребенок наполнится благодатью».
Когда-то в детстве, когда я в первый раз прочитал «Евгения Онегина», меня затронула тема магического кристалла. Вдруг я понял, что это значит. Когда берешь огромное увеличительное стекло и рассматриваешь текст. Думаешь, что это просто какие-то маленькие черные полоски, а тут просмотрел и увидел вдруг, что там великие мысли зашифрованы. Вот так же и в искусстве. Они зашифрованы не потому, что гении хотели их спрятать, тогда бы это были «скрытые знаки» или «секретные знаки». Поэтому в данный момент разговор не об эзотерике, а вот о чем.
Почему евреев, например, называют «народом книги». Потому что главная задача, которая у них всегда была, это Тора, иди, как христиане говорят, Ветхий Завет. И нужно ведь уметь его читать, так как там есть второй уровень толкования, третий, четвертый... И вот эти странные люди, все, как один, носящие очки, так как они уже глаза «протерли», потому что глаза не рассчитаны на такое количество чтения, ходят они с этими черными книгами, в черных одеяниях... Почему в черных шляпах, почему в черных одеждах? Прежде всего, потому что у них нет времени ни на что больше. А только на одно – нужно докапываться до истины, все время разговаривая с Богом, все время углубляясь в идею: почему это так.
Если бы в христианстве, основанном на Новом Завете, была такая же идея толкования? Наверное, тогда мы нашли бы ответы на многие вопросы. Но поскольку этого нет, Новый Завет говорит: «Верь. Читаешь – и просто верь. Ничего не надо. Только верь». Ни толковать текст, ни вслушиваться, ни углубляться в него не нужно. И получается в результате недопонимание.
Например, есть такой эпизод в Новом Завете, в котором ключевым является только одно слово, и если его растолковать, это помогло бы ответить на многие вопросы. Христос в доме Симона прокаженного. Никто здесь не знает о предстоящей смерти Христа, кроме группы его учеников – пока это тайна. Ученикам же, отведя их накануне в сторону, Христос сказал, что через несколько дней будет Пасха, и Сын человеческий будет перерожден.
В тексте подчеркнуто, что в сторону отвел, что вокруг была масса народу, а он отвел под скалу, чтобы никто не услышал, и им только сказал, и только они знали. И вот, представьте себе, вдруг в доме Симона прокаженного, какая-то женщина начинает его, здорового молодого человека тридцати трех лет, в расцвете сил, обмазывать миром. Разбила драгоценный сосуд и умащивает его как мертвеца. Естественно все возмутились. И вдруг Христос говорит: «Зря вы женщину смущаете, она доброе дело делает. Она уже подготовила меня к погребению». И следующий эпизод: «И тогда Иуда пошел к первосвященнику».
Я спрашивал у греков, стоит ли это слово в оригинале? Они отвечают: «Да, конечно, а как же иначе? У них же договоренность была, и вот Христос сообщил, что он готов. И тогда Иуда пошел за первосвященником». Оказывается, греки это знают?! А мы? А у нас разве не написано «И тогда?». Написано, а в этой книге каждое слово нужно читать точно. Если бы было написано «а в это время Иуда разговаривал с первосвященником» – другое дело, тогда мы понимаем, что Иуда не знал ничего и пошел Христа сдавать на смерть.
Но здесь ясно написано, что он был здесь, в доме Симона, видел, что произошло, и когда Христос сказал: «она приготовила меня, я готов к погребению», тогда Иуда и пошел...
Вот для чего нужно углубление в текст, в мысли, в музыку, в поэзию, в литературу – чтобы избежать ложных толкований. Для того чтобы избежать ложных, страшных и беспричинных войн, непонимания и ужасов. Потому что именно непонимание древних текстов, их основных мыслей приводило к братоубийству, к религиозным войнам. Вот почему, на мой взгляд, так важно очень глубоко учиться думать, читать, слышать значение слова, и придавать значение каждому слову, которое сказано.
Это важная мысль, она мне очень близка. Многие невнимательно относятся к словам и думают, что они написаны «просто так», вместо того, чтобы обратить внимание, проявить уважение: если слово написано, то это не случайно, что-то автор хотел этим передать...
Особенно это относится к древним текстам. Ведь тогда пишущих было не так много.
Когда говоришь о Бахе, то действительно понимаешь, что это что-то невероятное и на Земле случилась какая-то несправедливая вещь. 300 лет назад на Земле появился гений, который уже все предвосхитил, что было и что будет после него. И это настолько сильно, неожиданно и грандиозно, что по мере прохождения веков, мы все больше начинаем понимать, кем же был Бах. Становится даже мистически страшно.
Откуда этот человек, откуда он все это знал? Понимал ли он сам себя, понимал ли, что он гений? С другой стороны, возникает другой вопрос. Почему же его дети – воспитанные, сформированные, любимые, обученные им – не понимали, кто такой папа? Гениальный папа, который вырастил четверых детей, ставших великими композиторами. Не просто случайно хорошими, а великими.
И тут возникает вопрос – почему Баха забыли? Некоторые из коллег скажут, что его не забыли, его исполняют. Я говорю, что да. Кто-то играл, и он был доступен нескольким музыкантам, которые профессионально интересовались музыкой прошлого. Так Моцарт его поиграл и был потрясен, Бетховен его поиграл и два года писал музыку а ля Бах.
А когда у детей Баха спрашивали про папу, они отвечали, что он был хорошим органистом и никудышным композитором, и называли его хорошим парнем. И возникает вопрос, что за заговор такой против покойного папы? Неуважение? Месть папе за то, что он давал им затрещины, или что-то другое? Первая мысль у меня была, и которую я озвучил в первом фильме «Эффект Баха», что дети делали это сознательно. Они поняли, что дальше за папой ничего нет, и папу нужно забыть, чтобы пустить музыку по другому пути, потому что папу продолжить невозможно. Он – океан. В него все втекло и ничего не вытекает.
Потом я подумал, что это слишком мелко. Я демонизирую детей, хотя в этом что-то есть. Но потом я стал думать, чего же не хватало баховской музыке? Почему после Баха закончилась династия церковных композиторов и органистов? Почему после Баха церковь отделилась от композиторов, а композиторы от церкви, причем мгновенно?
Дети Баха еще немножко служили церкви, но больше служили государству, губернаторам, палатам, сенаторам. Прежде всего, их должны были оценить не священники, а слушатели, уже не прихожане, а светские слушатели. И произошло это буквально в течение одного поколения. Потому что расстояние между Бахом и Гайдном, детским классиком, совсем небольшое. И возникает вопрос, почему и Гайдн, и Моцарт, и Бетховен, а за ним Шуберт, Шопен и дальше, и дальше, как сговорились?
Даже песен про бога нет. Даже, когда Шуберт пишет «Аве Мария», он пишет латинский католический текст, но на стихи практически Вальтера Скотта. «Аве Мария» это поклонение женщине.
А Христос сказал, что глядевший на женщину с вожделением уже прелюбодействовал с ней в сердце своем. Но музыка не могла пойти по пути отсутствия вожделения, отсутствия страсти, она должна была постепенно вырваться из этих рамок. Нельзя петь все время о том, как больно идти на Голгофу. Можно воспеть и глаза женщины, воспеть страсть, желание приласкать эту женщину и т.д. И вот практически после Баха произошел поворот – музыка пришла к воспеванию эроса, аффекта. Она оставалась полной этики, она оставалась совершенно гармоничной. Но Бог стал строителем, Бог стал рабочим, влюбленным в этот мир, который он строил, влюбленный во всех отношениях…
Вы знаете, во время встречи со студентами Международной Школы в Питере, мы несколько часов провели в Эрмитаже. Причем я задумал показать всего несколько картин. В том числе я подвел их к картине Симоне Мартини, гениального художника XIII века. Алтарь был из двух створок. Первая створка «Благовещение. Гавриил» находится в Вашингтонской Национальной картинной галерее, а вторая – в Эрмитаже и на ней изображена Дева Мария. Она рыжеволосая. Как Маргарита, как ведьма.
У нее удивительные глаза. Она вроде бы благочестивая, но вместе с тем вы присмотритесь, и увидите, как она безумно, дьявольски хороша. На ней платочек, сквозь который пробиваются рыжие волосы, колени у ней раздвинуты. И это видно, и под хитоном цветная ткань. И эта золотая ткань в виде золотого дождя. А вы помните Данаю? Легенду о том, как Зевс в виде золотого дождя проник в башню к Данае и оплодотворил ее?
Я уверен, что Симоне Мартини связал момент Благовещения с моментом зачатия Данаи. Он был очень просвещенным человеком, он был другом Петрарки. А Петрарка – это эпоха Возрождения. Мы долго смотрели и не верили своим глазам, это было просто потрясение. Потому что не было необходимости в этой цветной рубашечке под хитоном, в этом треугольничке. Когда ноги раздвинуты, и вы видите кусочек золотого дождя. Это феноменально. Просто посмотрите на эту работу, и вам все станет понятно.
Так вот, в искусство всегда внутрь проникала эта античная идея – поклонение эросу. И даже сам Сократ встретился с великой весталкой, которая научила его эросу, как великой идее. И сын повитухи Сократ говорил, что у него с мамой одна профессия – она принимает роды у женщин, а он принимает роды у мужчин. Что он имел в виду? А он имел в виду эрос как великое духовное начало. А это значит, что две души через эрос, через проникновение в мысли друг друга, продвигают мыслительный процесс человечества дальше.
Вы знаете, что говорит Юрий Либерман? Он говорит хорошую и простую вещь – все что в тебе, абсолютно неинтересно. Интересно только то, что между тобой и другим человеком. Важно то, что между нами. То же самое, когда мы строим мост. Сам факт строительства моста непонятен – стоит ли, нужен ли? Куда по нему ехать – вот вопрос, то есть, что с чем соединяет этот мост.
Если он соединяет человека и концертный зал, где звучит Моцарт, или с картинной галереей, где висит Симоне Мартини, тогда понятна функция моста. Или другая функция – побыстрей приехать на работу, заехать в магазин, купить еды, чтобы восстановить организм и опять работать. Так вот, мы должны понять, что в конце каждого моста, конечной целью каждой души в своем общении души с душой является эстетическая цель. И если этой эстетической цели нет, то всякое движение бессмысленно.
музыкант, искусcтвовед, педагог, писатель, режиссёр
Михаил Казиник
Читайте раздел Вне течений на портале эзотерики naturalworld.guru.