Хорошо забытое. Рубикон животного и человеческого. Часть 4
13 дек 2021
| Теги: | мышление, созерцание, восприятие, человек, животные, ум, потребности |
Приближает ли способность к мышлению человека к достижению главной цели эволюции – всё бόльшей одухотворённости или, наоборот, отдаляет? Вот вопросы, которые поднимаются в этой статье.
Часть 3 см. здесь.
Гордое название нашего вида — Homo Sapiens — подчеркивает наличие разума у человека как его отличительную способность от других фил. Но в зоопсихологии и этологии накоплен обширный пласт фактов о незаурядных интеллектуальных способностях животных. Речь ведется не только о животных, филогенетически близких человеку – понгидах или в целом приматах, – но и о представителях других крупных эволюционных таксонов, в том числе птиц, насекомых и даже моллюсков (см. подробнее Хватов И. А., 2013, «Проблема интеллекта животных»). Для того чтобы разобраться в том, обладают ли разумом, т. е. способностью мыслить, и животные, следует, прежде всего, определиться с терминологией.
Согласно Веккеру (Веккер Л. М. 1998. «Психика и реальность») мышление есть следствие развития совместной (коллективной) деятельности и общения, которая приводят в ходе эволюции «образной психики животных» к появлению речи у человека, как «социального животного». Следуя этой логике, мышление – уникальное свойство человека. Однако, если расширить понятие «речь» на невербальный уровень общения (язык тела, мимика, язык эмоций и т. п.), то умение мыслить возникает на древе жизни за долго до появления на нём человека.
В самом деле, в животном царстве невербальная речь удовлетворяет дефицитарные потребности к выживанию индивида среди себе подобных, поскольку позволяет распознать их намерения и выстроить в связи с этим свое поведение наиболее безопасным образом. На этом уровне понимание доступно и без знания языка, поскольку распознавание эмоций по мимике или «языку тела» не требует ни осознанности, ни речи, ни абстрактного мышления. Эта способность дана животному на уровне зеркальных нейронов, которые позволяют распознавать свой невербальный язык в чужой мимике или звуках. Именно на этом принципе работают жизненно важные сигналы невербального языка животных, такие как: «Внимание!», «Опасность!», «Спасайтесь!», «Поберегись!», «Убирайся прочь!» и т. п. Животные пользуются мимикой, жестами, позами, изменением окраски, световыми сигналами, звуками, вибрацией, запахами. Последние, как и тексты, годятся для длительного хранения и передачи информации. Особенно ярка и многообразна невербальная речь при спаривании. Весной самца и самку обыкновенных чаек очень легко отличить по полету: самцы на лету резко взмахивают крыльями, а у самки полет спокойный, плавный, взмахи крыльев короткие. Особенностью своего полета самка подает сигнал, что она готова к спариванию. Сигнал для самки совершенно необходим: он оберегает ее от многих неприятностей. «Брачные дуэты» можно наблюдать даже у весьма примитивных существ. Самцы тритонов в период спаривания отправляются в водоемы в поисках мест, удобных для размножения. Выбрав подходящую площадку, самец начинает метить свой участок. Установка пахучих «пограничных столбов» имеет два назначения: во-первых — для привлечения самки, во-вторых – для отпугивания самцов. Как только подходящая самка появляется на горизонте, хозяин начинает свою сигнализацию хвостом, и для самки она звучит как самое радушное приглашение (см. подробнее Сергеев Б. Ф., 1986, «Ступени эволюции интеллекта»).
Все это позволяет нам, в след за Выготским (Л. С. Выготский, 1934, «Мышление и речь») и Блонским (П. П. Блонский, 2001, «Память и мышление») признать право на мышление и за животными, относя членораздельную речь лишь к форме донесения мысли. В этом широком (системно-эволюционном) смысле мышление есть такой регулятор поведения животного, который позволяет ему выходить за рамки безусловного рефлексирования в сопряжении со средой обитания.
Поясним сказанное.
Образно говоря, эволюция жизни на Земле использует любой организм как один из множества вариантов для прощупывания оптимальной организации сопряжения Жизни со средой обитания (филогенеза). Это прощупывание реализуется в поведении, которое определяется как континуум поведенческих актов, каждый из которых направлен на некий результат, подчиненный целевой установке ВЫЖИТЬ и РАЗМНОЖИТЬСЯ. У простейших эта целевая установка всегда неявная, она «прописана» в генетическом коде организма и выполняется в форме базовых программ, обязательных для выполнения,— безусловных рефлексов (дыхание, питание, самозащита). У организмов, обладающих нервной системой, и тем более головным мозгом, целевые установки поведения явно определяются потребностями, которые проявляются в эмоциях. Это повышает адаптируемость. По мере накопления опыта сопряжения со средой такие животные (например, млекопитающие) могут обогащать спектр своих поведенческих актов путём специализации всё новых и новых (не врождённых, а благоприобретенных) нейронных сетей. Так образуются условные рефлексы. Если безусловный рефлекс есть природная программа реагирования на некий обобщенный сценарий сопряжения со средой, выработанная на основе всего опыта филогенеза, то условный рефлекс – результат тонкой настройки данной программы в процессе онтогенеза (т. е. в течение жизни данной особи). Такая настройка в нейрологии называется научением в процессе восприятия. Она позволяет точнее адаптироваться ко всему новому, нестандартному, отличающемуся от средне статистического. Можно сказать, что, познавая мир через восприятие среды обитания, животное обогащает свой базовый арсенал реагирования (стандартный пакет программ поведения) различного рода модификациями, связанными со спецификой данного конкретного организма в данных конкретных условиях его выживания. Перечислим основные критерии отличия осмысленного поведения животных от филогенетически более раннего, безусловно-рефлекторного поведения.
- Способность адаптироваться к таким изменениям среды, с которыми организм животного не сталкивался ранее в ходе своего онтогенеза. Соответствующая концепция Умвельта (от немецкого Umwelt – «окружающая среда») была сформулирована еще в начале XX века Якобом фон Икскюлем. Ныне она доказана экспериментально (см., например Хватов И. А. 2010, «Особенности самоотражения у животных»);
- Способность к установлению связей между предметами и событиями, которая является одним из фундаментальных качеств психики животного – чувствительностью (см., например, Леонтьев А. Н. 1972, «Проблемы развития психики. 3-е изд.»);
- Способность формировать обобщенные психические образы на основе ассоциативных связей в ходе научения (см., например, Филиппова Г. Г., 2012, «Зоопсихология и сравнительная психология»);
- Способность предвидеть события и результаты собственных действий, вырабатывающаяся на основе многократного опережающего отражения повторяющихся результатов сопряжения со средой (см., например, Зорина З. А. и Полетаева И. И.,2003, «Зоопсихология. Элементарное мышление животных»).
Итак, мы связали мышление с познавательной деятельностью живой системы в процессе восприятия. Точнее — в процессе опережающего отражения в цикле восприятия (подробнее см. Ловушка двойственности восприятия. Как возникает иллюзия отдельного «я»? Часть 1). Однако на дочеловеческой стадии эволюции эта познавательная функция организма нацелена лишь на его биологическое выживание. С точки зрения этологии речь всегда идёт об удовлетворении дефицитарных потребностей организма (в безопасности, в пище, в размножении). Подчеркнём, что человек обладает всеми перечисленными функциями мышления в максимально широком для животного царства диапазоне. Так, например, способность человека к абстрактному мышлению позволяет ему «проигрывать» развитие ситуации в уме и выбирать оптимальную линию поведения. Животное же просчитывать ходы не умеет. Абстрактное мышление и способность к языку открывает перед человеком возможность не только накапливать свой субъективный опыт восприятия на языке нейронных связей, но также рационализировать (онтологизиовать) свое восприятие в виде знаний. Знания можно накапливать и затем делиться ими с себе подобными, используя символы языка. Так рождается и развивается культура. Так познание мира от неосознаваемой, условной рефлексии дорастает до понимания мира и постижения своего с ним единства.
Все это, однако, — лишь количественные преимущества человеческого типа мышления. Есть ли нечто качественно отличное от животного в человеческом типе мышления как познавательной деятельности? Мы утверждаем, что ДА, ЕСТЬ! Человек, в отличие от любого животного, на определенном рубеже развития своей психики способен к познанию самого себя. Более того, это становится его метапотребностью.
Здесь следует определить метапотребности как прерогативу исключительно человеческой психики. В самом деле, метапотребности (в самоотождествлении, в творчестве, в безусловной любви, в познании себя и своего предназначения) по А. Маслоу реализуют актуализацию духовного потенциала человека. Будучи подчинены реализации высших целей (метацелей) эволюции — всё более явному проявлению духовного начала (конвергенция Духа) в живой системе — метапотребности нередко входят в противоречие с дефицитарными потребностями выживания. Причем, как существо потенциально одухотворенное, человек, достигший в развитии своей психики метамотиваций, в состоянии осознанно выстраивать приоритеты так, что исполнение метапотребностей выходят у него на первый план. Часто приходится слышать контраргумент: «Голодный человек не станет писать стихи или заниматься самопознанием!» Ответ на такой аргумент прост и ясен любому, кто хоть раз познал мощный зов метапотребности: «Человек ест, чтобы жить, а живет, чтобы, достигая целостности, соучаствовать в исполнении высших целей эволюции». Судьбы великих адептов Духа и Творцов лучшие доказательства этой, на первый взгляд, парадоксальной истины.
Микеланджело Буонаротти (1444—1534), расписывая потолок Сикстинской капеллы, жил на строительных лесах, работая почти безостановочно. Он там спал и ел. Он почти ослеп, т. к. работал при свечах, получил сколиоз, т. к. потолок приходилось расписывать лёжа. В прямом смысле слова он горел жаждой творчества. Конечно, многих из подобных ему гениев при жизни считали лишенными рассудка. Но последующая история расставляла приоритеты, и они становились основателями целых направлений в искусстве и науке, пророками, до поры не признанными в своём отечестве.
Так соседи голландского художника-импрессиониста Винсента Ван-Гога (1853-1890) по Арлю, жалуясь на его непредсказуемость и непохожесть на других, в марте 1889 года пишут петицию с просьбой освободить город от «рыжего безумца». Находясь в психлечебнице, Ван-Гог пишет свои фантастические шедевры «Звездная ночь», «Дорога с кипарисами и звездой», «Оливы, синее небо и белое облако». Позже он впал в депрессию и страдал от эпилепсии, что привело к смерти: художник скончался от потери крови после попытки самоубийства в возрасте 37 лет. Спустя десятилетия он был признан гением, чьи работы оказали вневременное влияние на всю живопись XX века. Нечто подобное мы обнаруживаем и в судьбе Микалоюса Чюрлёниса (1875-1911). Этот выдающийся литовский художник и музыкант, родоначальник профессиональной литовской музыки, далеко раздвинул границы национальной и мировой культуры. В своем творчестве Чюрлёнис доводил свой организм до полного физиологического и психического истощения (Диагноз Владимира Бехтерева: «Тяжелое пограничное состояние, вызванное переутомлением»). Астрофизик Николай Козырев (1908-1988), автор теории энергии звезд, создавал свою главную книгу, замерзая в неотапливаемом лагерном карцере, не помышляя о побеге. Александр Богданов (Малиновский) (1873-1928) — философ, экономист, профессиональный революционер, естествоиспытатель, врач и создатель первого в мире института переливания крови — сознательно шёл на риск при переливании крови и в итоге погиб от этого. Умирая, он заставлял ассистентов протоколировать свои ощущения. Владимир Русанов (1875-1913) непрестанно искал новый путь прохождения судов северным морским путём, подвергая свой организм смертельной опасности, и в итоге погиб в районе Новой Земли. Именем Русанова названы бухта и полуостров на Новой Земле. Владимир Хавкин (1860-1930) – всемирно известный российский бактериолог и эпидемиолог, создатель первых в мире вакцин от холеры и чумы. Лично участвовал в вакцинации десятков тысяч жителей Индии, причем он первым проверял на себе разработанные им вакцины. Трудно заподозрить в судьбах этих (и подобных им) людей мотивацию выживания как путеводную звезду!
Но вернёмся к человеку и его разуму как способности мыслить и руководствоваться этим даром в своем поведении.
Если определять мышление в широком смысле как инструмент познания, то, очевидно, следует различать познание окружающей среды с целью оптимального выживания в ней и самопознание с целью актуализации своего духовного потенциала. Здесь проходит мотивационный Рубикон животного и человеческого. Причем для достижения его недостаточно родиться от человеческих родителей. Необходимо дозреть в саморазвитии до метамотиваций и пройти определённые вехи на пути духовного пробуждения (см. подробнее Ловушка двойственности восприятия. Возвращение к целостности. Часть 3).
С позиции системно-эвлюционного подхода П. К. Анохина и его приверженцев обе ветви познания имеют равные права на существование, поскольку преследуют разные по уровню эволюционные цели. Познание окружающей среды преследует дефицитарные цели биологического и социального выживания. Самопознание преследует метацели расширения горизонтов осознанности, при котором человек неумолимо приближается к постижению своего единства с миром. Прямое познание непроявленной истинной реальности не может сочетаться с практическими целями, так как они сразу же задают рамки, в которых реальность востребована. В результате эта фундаментальная реальность оказывается скрытой от интеллекта, поскольку он изначально ориентирован эволюцией на достижение более прагматичных целей. Доступ же к информационному первоисточнику всего сущего (непроявленной реальности) открывается в созерцательном режиме мозга, когда работа абстрактного мышления (внутренний диалог) остановлена. Открытие начале 2000-х годов сети пассивного (созерцательного) режима работы мозга группой нейрофизиологов под руководством американского профессора Маркуса Райхла подводит нейрологическое основание под хорошо забытое знание, дошедшее до наших дней в форме разнообразных медитативных практик. Если акт познания через восприятие среды обитания в животном царстве бессознательно регулируется инстинктами и базовыми эмоциями (страх, агрессия и т. п.), то созерцающий человек имеет шанс прямого познания через восприятие ментального и каузального планов, которые на определённом уровне осознанности становятся ему доступными.
Подытожим все сказанное.
- Человек как единственный представитель животного мира, в котором духовное измерение проявлено на уровне самосознания, обладает двумя модальностями мышления: познание среды обитания и самопознание. Двум этим модальностям соответствуют два режима работы мозга: рабочий, рассчитанный на эгоцентричное восприятие в бодрствующем состоянии сознания, и созерцательный, ведущий к мироцентричному восприятию и расширению сознания.
- В рабочем режиме мозга человек пребывает большую часть времени своего бодрствования (состояние сна мы здесь не касаемся). В этом состоянии человек реализует свои дефицитарные потребности. Накапливая с течением жизни все больше ментальных шаблонов, человек постепенно и неумолимо теряет ощущение новизны и остроты восприятия. Это облегчает ему удовлетворение дефицитарных потребностей, но одновременно все более блокирует модальность самопознания в созерцательном режиме работы мозга. Опасность расчеловечивания и превращения себя в подобие биоробота, живущего на автопилоте, с годами возрастает. Российским нейрофизиологом Натальей Бехтеревой был даже выделен соответствующий механизм в мозгу — детектор ошибок, который действует только в рабочем режиме мозга. Этот механизм стоит на страже следованию ментальным шаблонам и не допускает столкновений с новизной. В итоге его цензорной деятельности мозг постепенно теряет пластичность, а жизнь его обладателя становится все более рутинной. Любопытство и жажда постижения экзистенциальных смыслов как мотиваторы высших ступеней познания (достижения метацелей эволюции) угасают. Нужны осознанные усилия для преодоления этих «удобств» с целью выхода за флажки биологической целесообразности.
- В созерцательном режиме работы мозга реализуется модальность самопознания, ведущая к духовному пробуждению и выходу из ловушки двойственного восприятия. Эффективными способами перевода мозга в этот режим являются медитативные практики остановки внутреннего диалога и пребывания в текущем моменте.
- Для человека, владеющего медитативными техниками или способного к естественному спонтанному переходу из рабочего режима работы мозга в созерцательный, «горя от ума» не существует. Он способен переключаться как с дифицитарных потребностей на метапотребности, так и между двумя соответствующими модальностями мышления. Застревать же в любом из этих режимов надолго потенциально опасно. Зависание в пределах обслуживания интересов тела, как отмечалось выше, неминуемо приводит к жизни био-робота на автопилоте. Полное игнорирование рабочего режима может ввести человека в искушение постоянно пребывать в состоянии Самадхи, исключив себя, таким образом, из социума и семьи.
Продолжение (Часть 5) см. здесь.
Автор: Аркадий Мадатов
Читайте раздел Вне течений на портале эзотерики naturalworld.guru.