Практика памятования

От издателя

«Практика памятования», впервые опубликованная Центром Буддхадхаммы в Биддалфе, оказалась чрезвычайно ценной для изучающих медитацию; поскольку она вышла из печати некоторое время назад, читатели просили Буддийское Общество подготовить новое её издание. Автор был настолько любезен, что внёс в текст множество мелких исправлений и улучшений. Источник - Эзотерика. Живое Знание

Введение

Практика памятования или сатипаттхана, представляет собой одну из основных практических методик в буддизме.

Буддизм по справедливости пользуется славой в семье религий за свою ясность и за свой недогматический, практический подход в вопросе постижения Истины. Поэтому неудивительно, что мы находим в самом сердце буддизма упор на необходимость воспитания ума для приобретения более значительного осознания и ясности. Это сделано при помощи простого, однако чрезвычайно разумного и практического средства, заключающегося в том, чтобы держать ум сосредоточенным на настоящем, на том, что есть здесь и сейчас. Но это уже нечто большее, нежели просто дело воспитания ума, дело подготовки какого-то средства (в смысле "приёма"); потому что, поскольку Истина и есть то, что есть, благодаря удержанию так воспитанного ума просто на настоящем моменте перед нами (без дымовой завесы предпочтений и мысленных ассоциаций, сквозь которую мы видим не то, что есть, а то, что о нём думаем) мы обнаруживаем, что это осознание представляет собой простую и прямую "дверь к Бессмертию", — к непосредственному постижению Нерождённой, а потому и Неумирающей Реальности, которая всегда пребывает с нами в самом сердце нашего существа, скрытая завесой мыслей неведенья.

Современный мир явственно жаждет нового, недогматического, научного и практического подхода к постижению вечных истин, о существовании которых интуитивно знает каждый человек; при этом он чувствует, что эти истины скрыты от его прямого, личного постижения организованной догматической "религией". Таким образом в конечном счёте даже само слово "религия" начинает приобретать в умах некоторых людей уничижительные ассоциации. Об этом приходится сожалеть, поскольку тогда подобные люди в отчаянье вообще отвращаются от "религии" и ищут истины, доступ к которым им способна предложить только религия в её подлинном понимании. Эту жажду недогматического и практического подхода может удовлетворить простая практика памятования, которая действительно являет собой "сердце буддийской медитации". Практика памятования имеет и дополнительное преимущество, которое состоит в том, что когда мы приобрели соответствующую привычку, данную методику можно и действительно нужно практиковать в любое время в течение целого дня, чем бы мы ни занимались. Это не упражнение в "медитации", ограниченное формальными "сиденьями". Правильнее видеть в этой практике новый образ жизни, повышенное состояние осознания, при котором, в силу пребывания в настоящем, вместо жизни в густом тумане фантазий мы живём более богатой жизнью. Без какого бы то ни было вмешательства в нашу работу и в функции повседневной жизни она приносит мир и ясное осознание и делает нас соответственно в большей мере хозяевами самих себя и более ясными в суждениях. Таков один из величайших предметов гордости этой практики — она применима в любое время и во всех ситуациях.

Строго говоря, практика памятования не является исключительной собственностью буддизма; и всюду, где религия была доведена до своего наивысшего уровня, как "работа на всё время", среди истинно верующих всех религий мы встречаемся с этой практикой памятования. Другой возможностью будет забывчивость и вытекающая из неё слепая, импульсивная, полуживотная жизнь. Самое название "памятование " может варьироваться: эту практику можно называть внимательностью, водительством сердца, вниманием, трезвенностью, сдерживанием внешних чувств, жизнью в самадхи, мауна, безмолвием сердца, исихазмом (в смысле покоя), пустотой, святым безразличием, невозмутимостью, саматха и випассана, самадхи праджня, ачиттата, мышлением без опоры, смертью по отношению к "я", устранением концептуального мышления, уменьем видеть виденьем только то, что видно (диттхе диттхаматтам) — и множеством других наименований. В этом смысле "практика присутствия Бога" приходит к тому же результату, потому что одно лишь постоянное памятование способна утвердить ум в осознании: "это воля Бога действует через меня, я — всего лишь орудие". Практика хуа дон в дзэн-буддизме или метод исследования "кто я такой?", предлагаемый Рамана Махариши, — все они являют собой памятование, потому что именно эта функция видит каждую мысль, когда она возникает, и прежде чем погрузится в поток ассоциаций; благодаря памятованию мы видим, "откуда" она пришла и "куда" возвращается, — и приходим к постижению того, что не возникает и не исчезает. Как раз по этой причине Будда описал собранность ума как "единственный путь"; обещая, что памятование ведёт к Бессмертию, он предостерегал: "Забывчивость — это смерть".

Итак, памятование никоим образом не является целиком прерогативой "буддизма". Тем не менее, именно в поучениях Будды она подчёркнута сильнейшим образом; там также даны самые ясные указания о том, как воплотить её в практику. Одно дело — встретить отрывочное загадочное упоминание о памятовании в писаниях какого-нибудь тёмного мистика; и совсем другое дело — получить ясные и детальные описания практики, как центральную тему на всём протяжении бесед высшего авторитета великой религии. Этому не приходится удивляться, ибо если, как сказал покойный архиепископ кентерберийский Уильям Темпл в своих "чтениях по евангелию Св. Иоанна", "христианство — это самая материалистическая из всех религий", буддизм вполне может провозгласить себя самой практической и точной религией, ничего не утратившей из своей существенной практической ценности и ничего не прибавившей из того, что представляло бы чисто теоретический интерес. Потому что Будда нередко отвергал голые спекулятивные исследования, не имеющие практического значения. Его намерением было не создание догматического учения, каким бы истинным оно ни было, ради уступки вере или интеллекту, а привести людей, обычных людей, к прямому и личному постижению истины для самих себя. И поскольку, как все с этим соглашаются, конечная истина пребывает выше интеллекта, он предпочитал подводить людей прямо к этой истине при помощи практики памятования, а не вести их по усыпанному цветами пути интеллектуальных хитросплетений.

Этой практике систематически учат на дальнем Востоке, особенно в Бирме, где она была возрождена и популяризирована под умелым и ученым руководством досточтимого Махаси Саядо в Сасаана Йита в Рангуне. Оттуда интерес к древней, но по существу современной практике распространился во многие другие страны. Мы уверены, что применившие ее найдут в ней в высшей степени подлинную практическую и простую "дверь к бессмертию".

"Вы сами должны сделать усилие. Татхагаты только указывают Путь".

Январь 1965 г.

 

Предисловие

Я относился к Буддийскому Обществу с большим уважением; и вот сейчас я узнаю, что они намерены опубликовать ещё одно издание моей старой книжки «Практика памятования». Конечно, я по-настоящему рад. Думаю, что при всех своих многочисленных недостатках это небольшое пособие ещё может оказаться действительно полезным.

Буддийское Общество также проявило достаточную любезность, пожелав узнать, не захочу ли я внести в новое издание какие-нибудь изменения. В исправлении чего-то, написанного вами давным-давно, скрыта большая опасность. Она состоит в том, что вы станете мелочно выпячивать там сильные места, оставляя при этом большую часть слабых и, пожалуй, прибавляя еще некоторое их количество для равновесия. Поэтому я подумал, что будет разумным принять эти соображения во внимание и оставить всё как было. Я только изменил один короткий параграф, которым давно был не слишком доволен, и придал несколько большую точность одной литературной ссылке (кто бы сейчас знал, что слова «покойный архиепископ кентерберийский», написанные в I965 году, относились к Уильяму Темплу?).

Пожалуй, нужно просто не забывать, что эта небольшая книжечка первоначально была написана для медитирующих – посетителей центра медитации в Биддалфе, где я в то время был инструктором; тогда я не предполагал для нее широкой публикации. В сущности, я намеревался сделать упор на более долгосрочные периоды медитации, но сейчас мне хотелось бы здесь внести одно небольшое исправление. Я всё ещё думаю, что длительные периоды медитации могут иметь большую ценность; но теперь я также склонен полагать, что действительно регулярные краткие периоды медитации, скажем, полчаса ежедневно, выполняемые сознательно изо дня в день в течение долгого времени, оказываются, по меньшей мере, столь же полезными, как и долгосрочные периоды длительной медитации. Пожалуй, если бы я писал это пособие сейчас, я сделал бы несколько иное ударение на этом аспекте. Но мне не хотелось бы менять многое другое. Я продолжаю практиковать самостоятельно по сути тот же самый стиль медитации в течение почти двадцати пяти лет и продолжаю учить в основном тому же самому методу. Хотя сейчас я как бы ношу другую униформу и для поверхностного взгляда двигаюсь в другом направлении, я все ещё продолжаю считать медитацию как бы осью колеса – осью подлинно религиозного подхода к жизни. Много воды утекло с тех пор, как впервые была написана эта книжка, но я действительно не мог бы вообразить собственной жизни, как прошлой, так и нынешней, без медитации. Мир, радость, растущее прозрение, приносимое ей, бесценны и несравнимы. Побуждая каждого найти для неё место в своей жизни, не проявляю чрезмерной серьёзности. Ибо она стократно – и более чем стократно!– оплатит наше первоначальное усилие.

Джон Ричардс. Приход Стэкпоул

Июнь 1988 г.

(Автор книги, Джон Ричардс (в монашестве Бхиккху Мангало), вышел из монашества и стал англиканским священником)

 

Безумная обезьяна

Лучший способ начать – это увидеть, откуда мы начинаем. Бросим взгляд на ум какой-нибудь ординарной мирской личности. То, что мы находим, – это ум кузнечика, ум бабочки, который носится за своими фантазиями и следует импульсам данного момента; это жертва стимулов и собственной эмоциональной реакции на них, – реакции, которая в большой степени оказывается чисто обусловленной и слепой. Это цепь связанных одна с другой ассоциаций, надежд, страхов, воспоминаний, фантазий, сожалений, постоянно текущих сквозь ум и приводимых в движение мгновенными соприкосновениями с внешним миром через посредство внешних чувств; это слепое, никогда не прекращающееся и никогда не удовлетворяемое искание удовлетворения, спутанное, бесцельное, страдающее; это не реальность, а сны наяву, последовательность фантазий и понятий. Мир расколот на узнаваемые определённые формы, каждая из которых имеет своё имя; и вот на основании этих названий – концептуальных образов окружающей реальности – ум ткёт паутину мысли, которой окутывает себя. Объекты меняются, но их «имена» остаются теми же самыми, и ум, сохраняющий привязанность к пустым наименованиям и образам, теряет соприкосновение с реальностью, стараясь найти в созданиях собственного воображения удовлетворение и безопасность, которых он жаждет. Не приходится удивляться, что ум был назван «фабрикой идолов», не приходится удивляться тому, что Будда описывал такой ум, пользуясь образом беспокойной обезьяны, которая прыгает с ветви на ветвь в бесконечных джунглях обусловленных событий в поисках плода, который бы ее удовлетворил. Бесплодность, нереальность и разочарование, внутренне присущие такому способу существования, становятся поразительно самоочевидными, когда мы начинаем видеть это ясно.

Цель буддизма – и вообще всякой религии – в том и состоит, чтобы воссоединить нас с реальностью, которую мы, таким образом, упустили из виду вследствие собственного неведенья в поисках вожделенного счастья там, где его нельзя найти, – в тенях и иллюзиях нашего собственного ума. То, что современный человек позволяет своему уму продолжать эту слепую, мучительную и безумную гонку в недисциплинированной путанице, – это, пожалуй, чудо из чудес нашего века, который любит считать себя «научным». Человек накопил феноменальное количество информации – и всю в виде понятий – о формах и наименованиях, которые населяют вселенную; он обуздал и дисциплинировал силы природы до такой степени, что это поразило бы его предков.

Для получения электрической энергии он возвел гигантские сооружения, которые стоят огромных денег и колоссального труда, преградил течение великих рек, – и всё же ему не хватает знания реальности; от него ускользает его собственная природа, тогда как он почти невероятным образом пренебрегает возможностью затратить самую малую толику труда, чтобы очистить и дисциплинировать собственные мысли, даже когда он наполовину постигает тот факт, как они мучат его и вводят в заблуждение.

На протяжении бесчисленных поколений немногие люди, шедшие против течения человеческих стереотипов, всё же предпринимали эту задачу, причём часто делали это, встречаясь с почти невероятными лишениями и разочарованиями, начиная дело вслепую и нередко без учителей. Некоторые триумфально преодолели все препятствия, другие, спотыкаясь, пробились к цели после великих страданий; однако все они на разных языках единодушно провозглашают своё открытие – существует «нечто»; зная его, мы знаем всё. Это – Несозданная, единственная длительная Реальность, это наше собственное истинное Бытие; и его «открытие», как все с этим согласны, представляет собой высочайшее счастье, в присутствии которого все многовековые страдания внезапно оказываются совершенно незначительными. И каким-то странным, но несомненным образом те, кто находят Это, находят Бессмертие, преступают пределы как рождения, так и смерти. Такое состояние превышает внешние чувства, хотя в нём наличествует некоторая сила, благодаря которой и внутри которой мы видим, слышим и мыслим. Оно окутано потоком мыслей, порождённых неведеньем, в силу чего мы видим не то, что есть, а то, что об этом думаем. Это старая история о человеке, который, видя в сумерках свесившийся с дерева обрывок верёвки, ошибочно принимает его за змею и испытывает страх.

Так обстоят дела. Принимая собственные мысли, которые суть только образ реальности, за самую реальность, мы позволяем им возбуждать эмоции; эмоции порождают новые мысли, охваченные желанием успокоить возникшее волнение; так замыкается порочный круг. Без незнания реальности мы не думали бы о ней; без потока мыслей не было бы разрушительных эмоций, ум пребывал бы в мире, – и тогда не существовало бы необходимости думать.

Прекращение концептуального мышления

Поэтому первый шаг состоит в том, чтобы отсечь цепь ассоциативных понятий и слов, которые наводняют ум, при помощи памятования удержать ум на настоящем, на том, что есть; так, в известном стихе Будда когда-то сказал:

Не устремляйся за прошлым,

Не стремись к будущему:

Прошлое ушло,

Будущее не наступило.

Но гляди ясно на это самое место,

На тот объект, который есть теперь.

Найдя спокойное и невозмутимое

Состояние ума, – живи в нём.

Это и есть начало внутренней дисциплины; и когда мы помним, что она необходима, налицо вспоминание, памятование. Без этого памятования нас снова захлёстывает поток мыслей, вызывая возбуждение ума, его потрясения и загрязнение; ум подобен грязной воде в озере, на котором дующий ветер поднимает волны. Ясность виденья, спокойствие ума и вспоминание себя утрачены в одно-единственное мгновенье. И вот именно по этой причине Будда назвал памятование «Единственным Путём». Или, как он живо описывает это метафорически:

Какой бы поток ни стремился в этом мире,

Памятование сдерживает его, подобно плотине.

Или, как говорится в дзэн, «обезумевший ум не останавливается; если он останавливается, это будет просветлением».

Практика памятования – это постепенная подготовка. Практика совершенствования памятования – это «искусство искусств и наука наук», для чего необходимо надлежащее ученичество. Воспитывать собственный ум, «наш» ум, каков он есть, труднее даже, чем обучать собаку или лошадь, ибо ум не менее упрям, обладает изворотливостью и хитростью человека, чтобы помочь себе найти способы освободиться. Однако это воспитание ума – гораздо более достойное занятие, нежели любое иное; и уже на ранних стадиях оно приносит великий мир и радость, и в его последствиях заключены неисчислимые богатства. Для лишённого памятования, самовольного ума мало надежды на счастье – даже на простое счастье мирной, уравновешенной и целенаправленной жизни, не говоря уже о высочайшей её цели.

Что такое памятование

Тогда что же это такое – «практика» памятования? Как нам за неё приняться? Памятование, в самом простом понимании этого слова, есть умение помнить о том, чтобы с полным осознанием устанавливать внимание на настоящем моменте, то есть на том, что происходит здесь и теперь. Это – «мысль без опоры», «пост ума», истинное «арийское безмолвие». Когда каждый объект возникает внутри сознания через любой из шести входов (пять внешних чувств и воображение), его необходимо видеть, каков он есть, не приветствуя и не отвергая его, не привязываясь к нему и не оставляя его, не отталкивая, – просто «освобождаясь от него, как если бы это был кусок сгнившего дерева», выражаясь словами великого Хуань Бо. В этом заключается подлинное значение «Срединного Пути» буддизма: видеть всякий (и каждый) объект, когда он возникает, видеть его таким умом, который «бдителен, вполне сознателен и собран в себе, который избегает привязанности или отвращения к чему-либо». «Никакой приязни, никакой неприязни; тогда всё будет ясно». Будда определял памятование и полное сознание, как «виденье, возникновение, присутствие и исчезновение всех восприятий, чувств и мыслей». Он часто говорил, что его учение «вкратце» состоит в следующем: «Видеть в том, что видимо, только видимое; и в слышимом слышать только то, что слышно». Все это – одно и то же.

Но когда мы пробуем сделать это, что мы находим? Во-первых, мы находим, что сделать это даже в течение нескольких минут совершенно невозможно; ум оказывается сметён потоком извергающихся мыслей, асава, и беспокойством, которое делает совершенно невозможными ясность и детальное рассмотрение для того, чтобы избегнуть реагирования на возникающие мысли и объекты. Мы просто не в состоянии начать. Именно по этой причине Будда, с присущими ему мудростью, состраданием и «искусством в средствах» учил памятованию ума, как постепенному методу воспитания, при помощи которого из первоначального хаоса и путаницы недисциплинированного ума, подобного «дикому быку», «поклоняющегося чужим божествам», можно получить спокойный ум, познавший ТО, ЧТО ЕСТЬ.

Основы памятования

Однако сначала – одно слово предостережения. Надлежащее самадхи, или спокойствие ума, последняя ступень на Благородном Восьмеричном Пути Будды, ведущем к Освобождению, – такое самадхи возможно только при надлежащем памятовании, т. е. предыдущей ступени Пути. Сходным образом это памятование зависит от предыдущих ступеней, которые вкратце составляют правильное понимание, правильную нравственность и правильную решимость. Необходимо, по крайней мере, наличие хорошей основы понимания, чтобы постичь бесплодность преходящего и обусловленного в свете Необусловленного, – и всех объектов, – когда мы ищем «себя», субъект. Иначе ум не будет способен в достаточной мере освободиться от мыслей о вечно меняющихся объектах, так чтобы практиковать спокойное памятование здесь и теперь. Ему будет необходимо отбросить размышления о своих «идолах», потому что там, где находится наше сокровище, ратана, там же будут находиться и наши мысли, читта. Точно так же без прочного основания, по крайней мере в виде нравственного подхода к жизни, памятование окажется построенным на песке. Действительно, дурная совесть подобна грязной воде, в которой ничего ясно не увидишь таким, «как оно есть». Без мирного ума мало надежды на то, что мы остановим поток мыслей; невозможно достичь этого без величайшей решимости, какая возможна в этом мире; но и с ней это достаточно трудно. Разумеется, никто из нас не совершенен – мы далеки от этого! – и нам всем не удаётся жить так, как, по нашему мнению, мы должны были бы жить; но, по крайней мере, без искреннего и мужественного усилия претворить в практику предписания буддизма мы просто будем как бы одновременно увеличивать скорость и нажимать на тормоза. Позже возросшее осознание себя и мир принесут больший контроль над собой; но должны быть налицо, хотя бы в малой степени, серьёзное желание и усилие, направленные к добру, равно как и глубокое раскаянье (и, если возможно, воздаяние) во всяком дурном поступке.

Как взяться за курс памятования?

Лучший способ освоить практику памятования – это наметить «курс» под руководством опытного наставника, отдать себя безоговорочно в его руки и выполнять практику в точности согласно его указаниям. В подобном случае его наставления имеют целью только общее руководство и служат для справок, когда в этом чувствуется необходимость; они служат и для тех также, кто по той или иной причине оказываются не в состоянии выполнять практику под прямым руководством наставника, но, тем не менее, желают начать её самостоятельно.

При наличии наставника трудности значительно снижаются, поскольку он сумеет следить за продвижением практикующего благодаря ежедневным «сообщениям»; и он сможет устранить любые опасности, возникшие вследствие неправильного применения принципов практики. Установлено также, что это обстоятельство оказывает большую помощь чувству доверия и к практике, и к самому себе; оно даст силу выполнять практику, по меньшей мере, в течение какого-то периода под руководством наставника. Многие люди находят, что ежедневные беседы с наставником не только сглаживают их специфические трудности, но также действуют в качестве своеобразной «разрядки» батарей их вдохновения и решимости. Если мы почувствовали, что дела идут не так уж хорошо, – это не обязательно указывает на то, что они вообще не идут; на самом деле, такое чувство может даже оказаться признаком прогресса, поскольку мы, в конце концов, начинаем видеть просто тот факт, что мы плохо выполняем практику. Иными словами, мы, наконец, начинаем видеть вещи гораздо яснее. Тем не менее, субъективно мы можем в данное время не осознавать этого; и после того, как мы нарисовали своему наставнику удручающе чёрную картину своей неспособности контролировать ум, для нашей энергии может оказаться большой поддержкой, если он с удовольствием и удовлетворением улыбнётся и, потирая руки, скажет; «А, вот теперь дела по-настоящему пошли на лад!» – и если мы увидим, что он действительно так думает. На основании своего опыта он сумеет сказать просто о том, как идут дела, часто обратив внимание на, казалось бы, незначительные мелкие детали. Поэтому лучше всего будет положиться на его опыт и суждение и рассказать ему подробно, как обстоит дело, предоставив ему возможность оценить его фактический ход. Постоянные «текущие комментарии», ограниченные непременным определением своего прогресса, являются большим препятствием для настоящего прогресса. Некоторые практикующие склонны говорить своему наставнику лишь то, что им хотелось бы увидеть случившимся во время практики; и они опускают те детали затруднений и неудач, которые, как они считают, не должны иметь места; обычно они думают так из гордости; и попытка обмануть их, убедив в том, что дела идут лучше, чем в действительности, окажется только приглаживанием их трудностей. Это неразумно. Наставнику надо знать как о плохих, так и о хороших сторонах практики; именно он будет лучшим судьёй, определяющим, что важно, а что неважно. Зачастую кажущиеся совершенно незначительными детали будут для него важными в определении степени прогресса практикующего.

Другая слабость, преобладающая среди жителей Запада, практикующих медитацию под руководством наставника, представляет собой желание знать «теоретическую» сторону, знать, «что происходит», гораздо больше, чем это необходимо или уместно. Таким образом они часто полны бесчисленных вопросов и возражений, которые возникают только от мыслей и вызывают лишь новые мысли; а, как мы уже видели, мышление являет собой противоположность практике памятования ума. На некоторое время нам следует отставить в сторону теорию. Лучше всего – просто делать то, что советует наставник. Его решение, подобно решению судьи, следует считать окончательным.

Сродни этому вопросу чрезвычайная озабоченность человека Запада понятиями психологии, – «как сделать бессознательное сознательным» и тому подобными; так что он даже начинает искать «глубинные побуждения», идущие «из бессознательного», «проблемы, предстающие для решения» и так далее. Надобно твёрдо уяснить себе, что психологический анализ не является частью практики памятования, единственная цель которой состоит в том, чтобы яснее видеть, не размышляя рассудочно об увиденном; цель её в том, чтобы видеть так в каждое мгновенье, сейчас, в настоящем. Анализ имеет дело с понятиями; медитация же имеет целью успокоение ума и бесстрастное наблюдение того, что есть. Никаких мыслей – нет «меня», нет «меня» – нет невроза. Вдобавок так же точно, как ум восстанавливает силы во сне или когда он оказывается отстранён от своих забот трудовой терапией, – как порез на пальце, будучи очищен и оставлен в покое, заживает «силой природы», так и ум наилучшим образом излечится, будучи оставлен в покое, будучи очищен – очищен от эмоциональных возбудителей и тревожных забот. Нет ничего, что действовало бы так хорошо, как практика памятования. Если мы будем настойчивы в этой практике, мы далее всё более и более будем видеть нереальность понятия «я», а это отсечёт самую основу всех душевных заболеваний и горестей. Никакие приёмы, никакие способы смотреть на вещи, никакое количество «превращений бессознательного в сознательное» не освободит нас, например, от чувства «неуверенности», пока мы будем искать безопасность для «себя», для этих тела и ума. Они на самом деле непостоянны, и этого факта не изменит никакое жонглирование, оно не придаст им ложную безопасность. А когда отпадёт идея «я» в этом теле, с ней отпадёт и вся проблема. По этой причине, по крайней мере, во время практики памятования ума, лучше всего отставить в сторону психологический анализ. Сама мысль о «я» является проблемой, а не её заботы и не те формы, которые она принимает.

Потребность жителей Запада интеллектуализировать свою практику медитации оказывается одной из причин, почему они находят гораздо более трудным завершение курса медитации, чем это бывает у их восточных собратьев, Вот потому-то этот курс требует от них гораздо более длительного времени, Многие жители Востока, просто и сознательно взявшиеся за дело, следуя руководству своего наставника, завершают курсы за несколько недель, тогда как большинство жителей Запада склонны к тому, чтобы потратить на это, по крайней мере, в два раза больше времени.

Предварительные ступени практики памятования

Особенно для тех лиц, которые принимаются за практику памятования в её полном объёме, т. е. на период законченного курса, разумной будет такая организация процесса, когда во всё время практики нет никаких перерывов в работе. Идеальным будет порядок, при котором практикующий проходит полный курс под руководством наставника в течение неопределённого промежутка времени, иными словами, до тех пор, пока наставник не будет удовлетворён, видя, что благотворные результаты курса вполне достигнуты. Иначе мысли о приближении времени отъезда и чувство необходимости кончить курс к этому времени могут оказаться серьёзной помехой для медитирующего».

Однако на практике такой порядок медитации в течение неопределённого периода не всегда возможен, особенно в неблагоприятных условиях западной культуры и её связанности вопросами заработка. Тем не менее, даже ограниченное время практики принесёт свои дивиденды, если она производится решительно и с правильным настроением; но необходимо отвести для неё, по крайней мере какой-то минимальный срок, во время которого мы не предаёмся дальнейшим мыслям о том, «насколько дольше нам нужно будет продолжать практику?» Также надобно постараться по возможности заранее освободиться от всех необходимых дел, которые иначе могли бы вызвать отвлечение, – от таких действий, как писание писем, покупки, деловые и финансовые заботы, семейные тревоги и тому подобное. На целый период медитации нужно постараться отложить в сторону все мысли о каких-либо предметах, непосредственно не относящихся к медитации, т. е. к тому, что происходит здесь и сейчас.

Кроме того, во время всего курса медитации следует постараться по возможности упростить жизнь и отбросить все ненужные занятия и фантазии. Тратить ежедневно целые часы на одежду, еду и питьё не способствует хорошей медитации. Действительно, для большинства медитирующих было бы вполне разумно принять на себя восемь предписаний, как поступают в силу традиции во время периодов медитации восточные буддисты. Эти восемь предписаний требуют отказа, по крайней мере, временного, от таких вещей, как нарядная одежда, косметика, развлечения и «увеселения». Мысль о том, чтобы одеваться «как принято», если мы ясно её увидим, представляет собой прекрасный пример тех выдумок, которыми пользуется ум, чтобы найти подобие чувства безопасности и убедить нас в том, как мы красивы и привлекательны. Даже и без таких факторов отвлечения ум будет достаточно беспокоен; в особенности в отдельные периоды он станет чрезмерно стремиться только к тому, чтобы найти для себя какое-нибудь дело вместо того, что кажется ему «ничем». Будущее лучше всего оставить на будущее (да оно, вероятно, так или иначе не наступит); а прошлое лучше всего оставить в прошлом (ум весьма избирательно подходит к тому, что ему кажется важным, помнить из этого прошлого). Сходным образом нам следует постараться избегать всех ненужных разговоров, письма и чтения, а также бесцельного хождения. Хорошо на период практики принять следующее правило: «Меньше есть, меньше спать, меньше разговаривать – больше медитировать». Особенно после первых дней практики собранности ума должно обнаружиться то обстоятельство, что нам для сна требуется значительно меньше времени. Дело в том, что именно мозг потребляет большую часть кислорода из крови и сжигает его в эмоциональных вспышках энергии и в напряжении, которые отвлекают и беспокоят нас физически и психически. Всё это является следствием того объёма эмоционально окрашенной мысленной пряжи, которой обычно (хотя не «естественно») занят ум. Когда эта его деятельность отсечена более интенсивным осознанием себя в практике памятования, появляющиеся в результате мир и свобода от постоянной мелочной эмоциональности, означают, что мы нуждаемся в гораздо меньшем времени для восстановления сил, – ум уже отдохнул и излечился, а потому значительно снижается наша потребность во сне. В самом деле, для серьёзных практиков памятования(например, для обитателей медитационных монастырей на Востоке) общим правилом является способность быстро сократить время сна до четырёх часов за ночь, а вскоре – почти до двух. В конце концов, для них становится даже весьма обычным делом проводить дни и целые недели совсем без сна, в двадцатичетырехчасовой непрерывной медитации, – не только без утомления или вредных последствий, но в действительности с положительным чувством благополучия и дотоле неизвестной ясности и спокойствия ума.

Однако для достижения подобного состояния требуется подлинная преданность практике, по меньшей мере, в течение того периода, на который она предпринята. Если эта преданность будет иметь место, мы сами почувствуем для себя всё это и многое другое; и это состояние окажется совместимым с нашей ролью «человека от мира сего», с работой, которую необходимо выполнять, с семьёй, куда мы возвращаемся после практики, со всеми жизненными функциями, которые нам свойственны.

Однако, прежде всего нам нужно постараться упростить свою жизнь, избегать ненужных разговоров с кем бы то ни было за исключением своего наставника, ничего не читать. Такие внешние разговоры будут проявлять склонность к своему продолжению в форме внутренних воображаемых бесед; а всё это, так или иначе, – не более, чем мысль.

Основное дыхательное упражнение

С выполнением этих предварительных условий и с правильным общим настроением ума лучше всего начать практику памятования, как это ясно описывает Будда в «Беседе о практике памятования» (в «Сатипаттхана-сутте»), а именно: сесть и установить внимание на наиболее видимой постоянной функции тела – на дыхании. Это – полуавтоматическая функция, санкхара, которая всегда остаётся с нами в нормальной жизни и эмоционально вполне нейтральна, По этим причинам дыхание оказывается идеальным объектом для использования с целью обучения собранности ума, для удержания внимания на том, что происходит сейчас, в настоящем, и здесь, внутри нас. Большинство людей согласно с тем, что на практике (теоретические соображения можно отбросить) наиболее благоприятной позой для сиденья является поза со скрещенными ногами, если нам удаётся её выполнить. Нет необходимости, чтобы это была знаменитая поза «полного лотоса» со ступнями, обращенными вверх и положенными на противоположные бёдра, ни даже «половинная поза лотоса», которая может вызвать у большинства практикующих такую же боль, как и «полунельсон». Простая «лёгкая» поза, когда ноги только лежат накрест на полу, вполне достаточна; а при необходимости под беспокоящее нас колено можно подложить с дальним умыслом подушку. Однако, если сиденье со скрещенными ногами окажется неудобным, это не имеет большого значения. В наши дни даже многие наставники медитации на Востоке медитируют сидя на стульях. Единственное важное соображение – нужно сохранять бодрую позу с совершенно выпрямленной спиной в вертикальном положении, которую можно было бы удерживать без неописуемых мучений в течение часа или около того; выполняя практику, нужно сидеть спокойно, не двигаясь, в расслабленном состоянии, но сохраняя бдительность; руки или держат в обычном положении, какое можно увидеть на статуях Будды в состоянии медитации, или их просто кладут одну внутри другой, придав ладони вид чашки. Голову надо держать прямо; глаза держат закрытыми; все мускулы в состоянии лёгкости и расслабленности, насколько это возможно. Принять эту позу – и постараться избежать ненужной её перемены в течение всего данного периода.

Надлежащим местом, куда надо направлять внимание к дыханию, будет то место, где дыхание наиболее заметно. Эти места могут несколько отличаться друг от друга у разных людей, а иногда даже у одного человека в разное время. Но это не важно. Важно то, чтобы такое место обнаружилось там, где мы найдём его наиболее ясным. На практике значительное большинство людей обнаружит, что ощущение дыхания, несомненно, яснее всего проявляется в брюшных мускулах, которые поднимаются и падают с движением диафрагмы. Дело здесь в том, что в любой момент нашего дыхания (предполагая, что мы действительно дышим) можно задать вопрос: каким образом мы узнаём на основании чистого ощущения, что дыхание фактически имеет место? Следует отметить это ощущение. Самое важное – ещё раз подчеркнуть, что внимание должно быть направлено на действительное физическое ощущение дыхания, а не на идею дыхания, не на какие-то предвзятые представления о нём, что нужно стараться никоим образом не вмешиваться в дыхание или, по крайней мере, вмешиваться, по возможности, меньше. На ранних стадиях не всегда оказывается лёгким делом отделение чистого внимания от контроля. Однако в этом случае нужно просто постараться избежать ненужного и неестественного контроля над дыханием в любой форме – и только дышать легко, естественно и в нормальном ритме, но с умом, направленным на действительное физическое ощущение дыхания. В самом начале медитации мы, может быть, даже сумеем услышать своё дыхание, хотя когда ум и тело станут более умиротворёнными, это ощущение скоро прекратится. Кроме того, следует постараться осознавать ощущения дыхания на протяжении всего акта в целом – от того времени, когда начинается вдох до его остановки, а затем снова с начала выдоха и до его конца. Когда мы делаем вдох, и брюшные мускулы выступают вперёд, нужно отметить: «подъём», а когда делаем выдох, и мускулы опадают, нужно отметить: «падение». Это не более чем проверка, чтобы видеть, действительно ли ум занят практикой, не блуждает ли он по сторонам. Однако такой приём весьма полезен для всех целей.

Если ум отвлекается

Прежде чем продолжать практику в течение очень долгого времени, начинающий обнаружит постоянную склонность ума отрываться от наблюдения дыхания. Мысли и воспоминания о прошлом, надежды и страхи, связанные с будущим, образы воображения, фантазии, рассуждения о теории, сомнения и тревоги по поводу своей медитации, картины и формы, проходящие перед умственным взором, отвлекающие внешние стимулы, такие как шумы, болезненность, кожный зуд, импульсы к движению и т. п. – все они склонны постоянно отвлекать ум в сторону, к «интересным ответвлениям». Нет необходимости слишком расстраиваться или разочаровываться из-за этого. В конце концов, таково состояние ума, к которому мы давным-давно привыкли. Дисциплина началась только сейчас. Рим не был построен в один день. В самом деле, если бы управлять умом было так просто, просветлённые люди продавались бы по пенни за дюжину. Будда указал, что когда мы пытаемся отвлечь ум от его дурных обителей, он уподобляется рыбе, извлечённой из своей родной водной стихии; она бьётся, лёжа на берегу. Здесь мы видим это на практике; но каждый находит – или уже нашёл – ту же самую проблему. Просветлённые люди получаются из тех, которые не отчаиваются, но упорно продолжают приводить ум к подчинению так же точно, как это делают с чрезмерно жизнерадостным щенком, когда его терпеливо, но твёрдо приучают к повиновению. Здесь, как и везде, нам надо постараться пройти по лезвию бритвы Срединного Пути. Должна существовать решимость продолжать движение вперёд – но решимость спокойная, не такая, которая движется рывками и мечется полюсами отчаянья и фанатизма. Подобная решимость только указывает на чрезмерно сильное «я», вовлечённое в данный вопрос («я хочу быть хорошим медитирующим»). Требуется, прежде всего, решимость без напряжения, или, как это описывают классические комментаторы буддизма, совершенное равновесие между спокойствием, самадхи, и энергией, вирья. Оба эти фактора, а также распознавание, паннья и уверенность, саддха, должны находиться в полном равновесии.

Способ избавиться от этих отвлечений состоит в том, чтобы немедленно или, по крайней мере, возможно скорее отмечать факты отвлечения, определив их соответствующим словом: «мышление», «виденье», «слышанье», «боль», «зуд» или «импульс». Затем нужно, чтобы ум вернулся к своей надлежащей деятельности, – отмечая ощущение дыхания словами «вдох» и «выдох» до нового отвлечения, с которым надо разделываться точно таким же образом. Если налицо чувство какого-то раздражения против отвлечения, нужно отметить и его так же, как «раздражение», точно установив вовлечённое ощущение; а затем ум следует снова вернуть к дыханию. Так же точно любое чувство радости или, например, удовольствия от той скорости, с которой мы, как мы чувствуем, уловили и зарегистрировали центробежное движение ума, – следует отметить как «радость» или «удовольствие», – и опять вернуться к дыханию. Все такие склонности к блужданию нужно отмечать как можно скорее после того, как они возникли; а когда мы будем более сильны в практике, мы сможем даже уловить их до того, как они возникнут, при помощи ощущения начала поворота ума; но не следует бросаться на них или, делая это, подталкивать ум. Отметка должна быть сделана ни слишком быстро, ни слишком медленно, как это следует на Срединном Пути; иначе говоря, немедленно, твёрдо и ясно, но без чрезмерной поспешности, ибо она только сильно возбуждает и развлекает ум.

Хорошо сказано: «Нет надобности бояться возникающих мыслей; нужно только опасаться отсрочки их осознавания».

Если мы терпеливо продолжаем улавливать мысли – подобно тому, как сдерживаем щенка всякий раз, когда тот отбегает в сторону, – это и есть медитация, и дела идут очень хорошо. То, что не является медитацией, – это, с одной стороны, ленивое отношение к делу, когда практикующий сидит и грезит, а с другой, – горести и отчаянье, когда мы чувствуем, что ум просто не хочет успокоиться»

Ещё один вид мыслей, который иногда может оказаться большим отвлечением, – это так называемые «текущие комментарии», такие мысли, как: «сейчас я не думаю ни о чём», «сейчас дела идут очень хорошо»... «ужасно! ум просто не хочет успокаиваться»... и тому подобные. Часто эти мысли принимают форму вопросов о том, что мы скажем в сообщении наставнику; фактически мы строим в своём воображении целый разговор. Все подобные мысли надо отмечать, как «мысли»; их надобно, как говорил Хуан Бо, «просто стряхивать как куски гнилого дерева». «Стряхивать» не значит «отшвыривать». Кусок гнилого дерева ничем вас не раздражает; он просто бесполезен, поэтому нет причины к нему привязываться. Будда пользовался тем же описанием, указывая, что все объекты ума, дхаммы»– это не «я», не что-то связанное со «мной», – да и как бы они могли быть связаны со мною? ведь это просто объекты, а не субъекты; и потому они имеют для нас не большее значение, чем листья и сучья, лежащие на земле в лесу. Зачем из-за них беспокоиться? Есть ли смысл в том, чтобы внимательно перебирать тот хлам, который мы собрали только для того, чтобы его выбросить?

При отметках всех таких отвлекающих элементов и при отметках самого дыхания используемые для этого слова, такие как «вдох», «выдох» или «мысли», являют собой всего лишь знак того, что мы ясно их отмечаем. В каждом отдельном случае целью бывает получение чёткого, чистого образа данного объекта. Если мы прикоснёмся к нему беззаботно, если он не окажется в фокусе внимания, если осознание устремлен более на слово, чем на самый объект, мы, очевидно, не увидим его ясно. Если же, с другой стороны, мы ухватимся за него неловко, он встревожит ум и увеличит число мыслей. Опять-таки здесь необходим Срединный Путь.

Именно по этой причине в «Беседе о практике памятования» постоянно повторяется «рефрен»: мы осознаём объект с памятованием, установленным достаточно просто для ясного осознания и вспоминания себя, оставаясь непривязанными, не устремляясь ни к чему в мире». Нет никакой необходимости и в том, чтобы пытаться восстановить звенья в цепи мысленных ассоциаций, нет надобности выяснять, что именно было первопричиной этой цепи. Любой такой импульс сам должен быть отмечен просто как «мысли», после чего уму необходимо вернуться к дыханию. Как бы скверно ни шли дела, нужно снова начинать на том же единственном месте, на котором нам можно это сделать – на том, где мы находимся, – и идти дальше оттуда. Психологический анализ – это тоже «мысли». Непроизвольные движения тела или конечностей во время практики также надобно отмечать соответствующим образом: «качанье», «толчки» и т. д., а затем уму следует возвращаться к дыханию.

В нормальных условиях обнаружится, что все такие движения, а также боли, кожный зуд и неудобства, исчезнут, если их отметить ясно и безлично. Однако, особенно в начале практики, мы иногда находим, что они не прекращаются немедленно, а оказывается необходимым отметить их два или три раза, иногда и больше, прежде чем они, в конце концов, действительно поддадутся и исчезнут. Кроме того, в некоторых случаях несколько возрастают в своей напряжённости зуд, болезненность, судороги и тому подобные явления; иногда они на короткое время усиливаются, когда на них останавливается внимание; но если мы продолжим бесстрастно их отмечать всякий раз, когда они привлекают к себе ум, выяснится, что они, в конце концов, угасают и исчезают. По этой причине, если даже нам вначале кажется, что ощущение усиливается, а не утихает, нужно продолжать его отмечать, устремив ясное и лишённое эмоций внимание на действительное ощущение – не на идею ощущения, не на отвращение к боли, не на страх перед ней. Тогда она ослабеет и исчезнет. Хотя сначала мы не вполне осознаём этот стереотип, и когда возникает неприятное ощущение, возникает также едва заметное (а подчас и более заметное) отвращение к нему и желание заставить его исчезнуть. Это неумелый подход. Механизм ума состоит в том, чтобы в любой момент представить вниманию из всех возможных объектов тот особый объект, которым, как он видит, ум действительно интересуется; а такой интерес бывает двух видов: за и против. Если нам что-то нравится или не нравится, это в одинаковой степени является сигналом для ума – взять объект для дальнейшего исследования.

Вот почему необходим Срединный Путь, т. е. линия между приятным и неприятным. Когда мы беспристрастно и невозмутимо смотрим на всё то, что представляет нам наш ум, тогда нам, так сказать, видно: «Надо же! Да ведь это, в конце концов, как будто совсем не важно, а я-то считал это важным!»– и эта мысль заставляет ум отбросить данный предмет и двигаться дальше. В конце концов, то же самое происходит и с людьми. Если кто-то приходит к вам в гости, и вы сердечно приветствуете своих гостей, они остаются у вас, и начинается долгий и пустой разговор. Равным образом, если вы встречаете посетителей с раздражением и неприязнью, возникает возможность того, что они останутся для словесной схватки или, по крайней мере, для перебранки. Если же, с другой стороны, вы встречаете их всего лишь корректно, но холодно, очевидно, не будучи ни в коей мере заинтересованы в их визите, они уйдут.

Поэтому подлинная невозмутимость по отношению к тем предметам, которые представляет нам ум, скоро будет означать, что они перестают приходить; и этот факт распространяется и на такие явления, как боли и неудобства. Но мы не одурачиваем ум. Невозмутимость должна быть подлинной, иначе она может сразу не подействовать.

Движения

Если на ранних ступенях болезненность или кожный зуд не исчезает даже после повторных отметок, но, наоборот, усиливается до невыносимости, до такой степени, что мы чувствуем необходимость движения или почёсывания этой надоедливой части кожи, нужно постараться отметить это намерение: «намерение». Затем уму нужно снова вернуться к дыханию. Если несколько раз повторить этот стереотип отметки боли или зуда и следующего за ними импульса, т. е. «намерение», пока, наконец, нам не придётся действительно сделать движение или почесать зудящее место, тогда, отметив конечное «намерение», нам надо ясно и обдуманно сделать необходимое движение, отмечая все включённые в него детали и пользуясь соответствующими понятиями. Если, например, кожный зуд на лбу дошёл до мучительного ощущения, а повторные импульсы «намерение» наконец вынуждают нас действительно почесать лоб, тогда после последнего «намерения» нам надо медленно и обдуманно поднять руку, отмечая это действие: «подъём, подъём…» Когда действие будет медленно выполняться, непрерывное движение позволит произвести повторные отметки: «подъём, подъём, подъём…» для того, чтобы обеспечить подлинное сосредоточение ума на действительном движении. Когда рука достигнет лба, нужно отмечать соприкосновение кожи с ногтем пальца: «прикосновение», а действие почёсывания – «почёсывание, почёсывание…» Когда ощущение на лбу указывает, что теперь зуд успокоился, можно отметить и это: «успокоение», затем импульс вернуть руку на колени: «намерение» – и долгое движение обратно – «движение, движение, движение…» и так далее.

Это описание предназначено только для того, чтобы дать общий образец действий; но фактически, если мы сколько-нибудь практиковались по этой технике, мы найдём значительно больше объектов для отметок даже в таком сравнительно простом и малом действии, как расчесывание лба. Во время движения руки вверх нас может отвлечь какой-то звук или какая-нибудь мысль; или наше внимание может привлечь изменение давления рукава на кожу руки – и многое другое. Если в момент утраты вспоминания себя мы начнём слепое, незарегистрированное движение, чтобы почесать зудящее место, – или какое-нибудь иное действие, включающее движение, – нужно снова, вспомнив себя увидеть, в чём здесь дело, продолжить регистрацию: «движение» или «почёсывание» – и снова продолжать отметки с того места, где мы находимся. Прошлое прошло; мы ничего не приобретем, если станем выкрикивать оскорбления в собственный адрес или проливать слёзы, даже если, теоретически говоря, какое-то действие, предпринятое в силу слепого, незарегистрированного импульса, является признаком рассеянности, иными словами, нехватки памятования.

Так, Будда указывает в «Беседе о практике памятования»: «Сгибая руку или выпрямляя её, он действует с полным осознанием». Это как раз то, что означает памятование; быть бдительными по отношению к самим себе, быть с тем, что мы делаем, видеть его таким, «каково оно есть», – а не таким, каким мы его представляем.

Когда эти действия завершены, следует снова вернуть внимание к дыханию. Выше мы привели описание способа произвести почёсывание в состоянии памятования; разумеется, это только образец. Все прочие такие действия, – например, движения (в случае абсолютной необходимости) для облегчения боли, глотание, вытягивание шеи, выпрямление спины, открывание или закрывание глаз, т. е. фактически любые действия, – должны производиться точно так же. Это и есть «памятование», «прямой» и «единственный» путь.

Острые и ноющие боли

Иногда во время практики могут резко выявиться острые боли, зуд, ноющие боли ощущения лёгкого покалывания, как если бы по коже ползало какое-то насекомое, и тому подобные. Это явление не является сигналом тревоги; оно не представляет интереса это не болезнь и не какой-то иной неблагоприятный признак. Такие ощущения возникают вследствие множества естественных причин. Некоторые из них существуют постоянно, но в «нормальных условиях» мы их не вполне осознаём. Это можно увидеть, наблюдая за тем, как «невежественные миряне» всё время меняют положение тела, однако при этом едва осознают, – если вообще осознают, – что делают это вследствие некоторого неудобства. Так глубоко заходит «дукха», истина страдания или недовольства! Она оказывается причиной даже того, как мы скрещиваем ноги, сидя в поезде метрополитена. Если бы мы чувствовали себя вполне удовлетворительно, кто пожелал бы изменить существующее положение?

Другие ощущения, которые могут возникнуть во время медитации, вызваны непривычно продолжительными периодами неподвижного сиденья, тогда как ум и мускулатура всё ещё не пришли к состоянию расслабленности, пассадхи, а до сих пор остаются несколько напряжёнными и пребывают в борьбе с самими собой. Глубокий мир ума приносит с собой более значительную нервную и мышечную расслабленность, и это обстоятельство вскоре избавит практикующего от данной причины неудобства; но в течение некоторого времени нам необходимо улыбаться (в состоянии памятования) и (не заинтересованно) переносить все ощущения. Другие ощущения оказываются как бы психосоматическими: они созданы умом, тем умом, который, вероятно, за несколько десятков лет привык «рвать цветочки», прыгая подобно кузнечику с одного «интересного» предмета на другой без особой зависимости от «здоровья», т. е. реальности, того или иного объекта. Поэтому непривычный к продолжительному вниманию, направленному на что-то столь однообразное и неинтересное, каким является дыхание, наш ум становится утомлённым и беспокойным, а потому создаёт для собственного развлечения интересные отвлекающие объекты. Это «Мара», «злодей», пытается заставить вас проявить интерес к чему-то внешнему или, что для него ещё лучше, полностью оставить практику памятования. Однако, как было описано, если его выходки будут отмечены просто и без всяких эмоций, как «зуд» «чувство» и т. д., он окажется вынужден оставить свои уловки и убраться прочь! – точно так же, как это были вынуждены сделать три его дочери, когда они попытались «искусить» Будду, а тот твёрдо отказался реагировать на них так или иначе.

Также иногда у нас может возникнуть впечатление, что звуки, ощущения и отвлечения, в общем, способны воздействовать на нас далеко не меньше, а больше. Совсем слабый, неожиданный звук может вызвать мгновенную дрожь. И здесь также нет причин для беспокойства, ибо таков путь, по которому придётся пройти всем. Кроме того, часто существует особый период, когда мы становимся как бы более уязвимыми, легче раздражаемся, легче падаем духом и т. д., чем это имело место раньше. Это тоже естественно, являясь лишь ступенью, которая при нашей настойчивости скоро будет пройдена. Причина подобного положения вещей состоит в том, что возрастающее уменьшение числа стимулов и обострение сосредоточенности на них производят временное действие, которое иногда придаёт каждому стимулу большую силу. Однако если спокойно отмечать это явление описанным выше способом, такое действие будет кратковременным и вскоре прекратится». Настойчиво продолжая практику, мы вскоре придём к такому состоянию, где каждый стимул, хотя и видимый с большей ясностью, станет, наоборот, как бы поглотителем ударов, и те вещи, которые раньше, пожалуй, заставили бы нас лезть на стену, теперь оставят нас спокойными; мы просто отмечаем: «слушанье, слушанье…»

Если во время практики внимания к дыханию ум отмечает воображаемые формы, цвета, огни или картины каких-то сцен, лица людей и тому подобное, как если бы они проходили перед умственным взором практикующего, их опять-таки надобно просто отмечать, как «виденье», не проявляя ни интереса, ни отвращения, позволяя уму вернуться к отметкам дыхания. Каким бы красивым ни казался персидский ковёр или узор калейдоскопа, лучше всего просто отметить его, как «виденье», и идти дальше, не вдаваясь в детали. «Сдерживание чувств» в буддизме определяется следующим образом: «Видя зрительный объект, он не увлечён его чертами или какой-либо его деталью» – и то же самое говорится о каждом из внешних чувств. Порядок дня в практике памятования таков: «В видимом видеть только видимое» – диттхе диттхаматтам. Иными словами, «виденье», – а затем движение дальше, не останавливаясь на объекте. Когда ум на чём-то останавливается, он перестаёт практиковать памятование; он стал рабом объекта, продав своё право первородства.

Эту практику основного дыхательного упражнения нужно продолжать в течение часовых промежутков (или в течение периодов такой длительности, какие может порекомендовать наставник). В промежутках между сиденьями нужно практиковать следующее основное упражнение в ходьбе – также в течение часового промежутка, чередуя его с дыхательным упражнением и выполняя их попеременно одно за другим.

Основное упражнение при ходьбе

Между периодами сиденья в практике сидячей медитации практикующему нужно найти спокойный участок земли, где он мог бы ходить взад и вперёд без особых помех. Этот участок не должен быть длинным. Если наша комната не слишком мала, легко можно воспользоваться ею; можно ходить или по коридору, или по тропинке в саду, или в зале. Лучше всего выполнять это упражнение, намеренно шагая гораздо медленнее, чем обычно. Идеальным шагом будет такой, который скоростью напоминает старый медленный марш; но, конечно, нужно шагать так просто и естественно, как это позволяет скорость. Если у вас имеются какие-то сомнения по этому поводу, ваш наставник быстро устроит для вас демонстрацию. Во время этого периода ходьбы взад и вперёд нужно удерживать внимание на движениях ног и ступней. Когда правая ступня начинает подниматься с земли или с пола, мы должны сделать отметку: «подъём», а когда она опускается, двигаясь вперёд, – «движение», когда снова ступает на землю – «ставим». Таким же образом отмечаем движения левой ступни и т. д.

Точно так же, как и во время сидячей практики внимательности к дыханию, нужно надлежащим образом отмечать все отвлекающие мысли или ощущения. Если во время ходьбы нам случится на что-нибудь взглянуть, мы должны немедленно зарегистрировать «взгляд» и вернуться к движению ног. Глядеть на кого-то и отмечать детали объекта, даже если это лицо окажется на нашем пути, будет «вожделением глаза», рупарага; и это не будет частью практики, хотя регистрация «взгляда», если мы случайно взглянули непроизвольно, её частью будет. А остальное – это «интересные закоулки», крючок с приманкой Мары.

По достижении конца тропы у нас возникнет необходимость повернуться и зашагать в противоположном направлении. Мы осознаём этот факт за шаг или два шага до того, как дойти до конца. Это намерение повернуться нужно отметить как «намерение». Возможно, мы не всегда его увидим, особенно вначале. Однако оно всегда имеет место, без него мы не были бы способны повернуться; поскольку тут налицо мысль, её нужно по возможности увидеть и отметить. Это не значит, однако, что нам нужно стараться её увидеть. Это само по себе будет намерением и мыслью – и соответственно подлежит отметке при возникновении. Но, поскольку намерение повернуть действительно присутствует, при сильном памятовании мы увидим его и сможем отметить. После отметки намерения повернуться, нужно отметить все прочие детали мыслей и движений, составляющих этот поворот. Когда сделан последний шаг вперёд, и мы начинаем по-настоящему поворачиваться всем телом, нужно отметить: «поворот»; когда поднимается нога, – «подъём», «поворот», «ставим» и так далее. Затем, когда мы опять ступаем на свою дорожку, чтобы идти обратно, – «подъём», «движение», «ставим»… Часто возникает искушение, дойдя до своего «края», посмотреть вверх или оглянуться по сторонам, чтобы увидеть что-то интересное. Если появится этот недисциплинированный импульс, его следует отметить, как «намерение»; и если случится так, что рассеянный взгляд будет иметь место, надо спокойно, но немедленно отметить его, как взгляд; и тогда внимание сможет снова естественно вернуться к движению ног. В таких случаях нет необходимости возвращать ум к ногам; как только восстановится собранность, ум сам по себе будет знать, что ему делать, и сам вернётся к объекту. То же самое справедливо также и во всякое другое время практики памятования.

В нормальных условиях начинающим лучше всего приступать к этому упражнению в ходьбе, пользуясь трёхступенчатой техникой отметок, как указано: «подъём», «движение», «ставим». В зависимости от способности медитирующего наставник может порекомендовать для регистрации или меньшее число ступеней, или большее их число. К примеру, иногда по практическим причинам шагать с рекомендуемой скоростью оказывается неудобным; тогда достаточна простая техника отметок: «левой, правой, левой, правой». В частности, когда мы выходим из помещения центра медитации и отправляемся по домам, медленная ходьба с отметками: «подъём, движение, падение» где-нибудь на Риджент Стрит могла бы заставить даже флегматичных англичан в удивлении поднять брови. Важно здесь не то, как много или мало пунктов отметки существует, а то, действительно ли они отмечаются, – или ум «витает где-то в облаках».

В повседневных действиях

Эти два метода – дыхание и ходьба – составляют основу практики памятования, которая применяется, как «техника», в особенности во время особых курсов, когда жизнь организована так, чтобы предоставить возможность отвести для медитации большую часть времени. Тем не менее, даже и в условиях курса все ещё необходимо иметь дело с мелкими ежедневными действиями, связанными с нашей жизнью. Всё ещё нужно утром вставать с постели и одеваться; всё ещё нужно умываться, идти в уборную, убирать постель, есть, вставать, садиться. Во время всех этих действий следует поддерживать сходную практику. В действительности, строго говоря, нет существенной разницы между сиденьем при выполнении основного дыхательного упражнения и сиденьем за столом, когда мы едим яичницу с ветчиной; различие здесь только в том, что жизнедеятельность при дыхательном упражнении протекает просто и регулярно, а потому в целом её легче держать под контролем. Вот почему внимательность к дыханию избрана в качестве наилучшего способа, с которого следует начинать практику памятования.

В повседневных действиях мы следуем тому же стереотипу. Что бы ни появилось в нашем уме, мы видим это ясно, не привязываясь к нему, не приветствуя и не отвергая; для обеспечения правильного выполнения данного метода мы отмечаем соответствующими терминами мгновенно появляющиеся объекты. После длительного опыта такой практики можно даже обходиться и без последней небольшой отметки, удостоверяющей, что памятование не было утрачено; и мы просто видим, безмолвно, но с полнотой осознавая каждый объект. Однако это не легко, в особенности тогда, когда ум только и занят беспрестанной погоней за тенями. И до тех пор, пока мы не приобретём большого опыта в практике памятования, пока не достигнем в ней значительного прогресса, разумнее будет придерживаться точной регистрации объектов указанным выше способом.

Может быть, медитирующему будет интересно в этом пункте ознакомиться с целым параграфом «Беседы о практике памятования», где Будда вкратце указывает, как нужно поддерживать практику во всех мельчайших действиях жизни. В нём говорится следующее:

Выходя или возвращаясь, бхиккху действует с полным осознанием; глядя вперёд или вокруг, он действует с полным осознанием; сгибая (руку) или вытягивая её, он действует с полным осознанием; когда он берёт верхнюю одежду, чашу и запасную одежду, он действует с полным осознанием; когда он испражняется или мочится, он действует с полным осознанием; когда он идёт, стоит или сидит, отдыхает или пробуждается, когда разговаривает или молчит, он действует с полным осознанием.

Этот небольшой параграф стоит многих томов! Короткий, сжатый и стилизованный, так чтобы облегчить запоминание, он делает упор на самые явные черты повседневной жизни: здесь очерчено надлежащее включение в практику всех действий жизни, даже и таких, как естественные позывы. Этим подчёркнуто то обстоятельство, что для применения собранности ума нет ничего слишком тривиального или отталкивающего. Беседа обращена к монахам, бхиккху; поэтому здесь упоминается их жизнь, говорится о предметах её обихода – об одеяниях и чашах для сбора подаяния; и поскольку жизнь буддийского монаха, по крайней мере, теоретически состоит из простой рутины – раз в день, рано утром, он идёт в ближайшую деревню, где собирает милостыню, причём несёт с собой всё своё имущество: запасную одежду, чашу, иглу и т. п., возвращается, съедает то, что было положено в его чашу, затем проводит остаток дня «в ходьбе или сиденье», канкамена нисадджайя, т. е. в медитации при ходьбе или сидя, – постольку нет ничего удивительного в том, что описанные здесь действия и предметы так просты. Тем не менее, Будда не обращал эту практику к одним лишь монахам; она предназначалась для всех, кто серьёзно подходил к своей религии. Древний комментарий к беседе сообщает о том, что даже некоторые из деревенских женщин практиковали памятование, когда ходили брать воду из деревенского колодца.

Во время применения практики памятования в этих небольших действиях лучше всего производить действия как можно медленнее и более обдуманно, чтобы иметь возможность ясно отметить их во всех деталях, не волнуя при этом ум, поскольку волнение вызвало бы только рассеянность и возникновение мысленных ассоциаций. При правильной практике памятование приводит сразу к спокойствию ума, самадхи, как на это указывает её положение на Восьмеричном Пути – прямо перед самадхи; кроме того, мгновенное самадхи не должно достигаться только в неподвижной медитации, подобной трансу; спокойствие и безмолвие самадхи должно быть особым состоянием ума, сохраняемым и поддерживаемым на протяжении всех видов деятельности в повседневной жизни. В этом состоянии остановлен поток мыслей, и мы избавлены от «утечки», асаваккхина. Таким образом, следует продолжать практику с первого установления бодрственного сознания, когда нужно немедленно отметить, как «чувства», ощущения прикосновения и тяжести тела, затем намерение встать – как «намерение», движение руки, чтобы убрать одеяло, – как «движение», и так далее. Подобного стереотипа следует придерживаться, насколько это возможно, всегда и при всех действиях – при мытье лица или его смазывании кремом, при жевании или опорожнении кишечника, при чистке зубов или при опускании зубного протеза в стакан на ночь. Видя что-то, мы отмечаем: «виденье», слыша – «слышанье», пробуя на вкус – «вкус», при физическом ощущении – «чувство», при мышлении – «мысли», в состоянии гнева – «гнев», при желании – «хочется», в состоянии веселья – «смех» и т. д. Это будет постоянным вспоминанием себя.

Такая практика может показаться многим чересчур стеснительной и трудной, но она приводит практикующего к обретению Бесценной Жемчужины – и, в конце концов, другого пути нет. Как это выразил один языческий философ, цитируемый в «Подражании Христу»: «Иногда люди ведут постыдную борьбу за одну-единственную монету; они не боятся трудиться день и ночь ради тщеславия и мимолётных обещаний. Но, увы, ради неизменного блага, ради неоценимой награды, ради высочайшей почести и бесконечной славы они не согласны даже на ничтожную усталость». Практика памятования, кроме всего прочего, приводит нас здесь и сейчас к великому миру и счастью, – но сначала за это нужно внести свой грош, т. е. сделать усилие.

Поскольку все действия должны производиться по возможности в состоянии памятования, в практику постепенно вставляются и такие действия, как чтение, письмо, разговоры и слушанье других; описать в деталях, как производить каждое из них невозможно. Но стереотип должен быть уже ясен.

Возьмём, однако, ещё один пример – пример еды. Когда мы сидим за столом, появляется импульс к еде, и мы берём нож и вилку. Если мы увидим этот импульс, нам надобно отметить его, как «намерение». Если мы его не увидим, он, вероятно, сразу же ускользнём в «слепое», неосознанное действие – мы просто возьмём нож и вилку. Затем последует импульс действительно начать еду: «намерение»; берём вилкой пищу – «берём»; медленно подносим вилку ко рту – «поднимаем, подносим…»; касаемся губ – «прикосновение»; берём в рот – «берём»; жуём – «жевание»; ощущаем вкус – «вкус»; проглатываем пищу – «глотание»; берём вилкой новую порцию – «берём» и так далее. Взяли чайную ложку, чтобы размешать чай – «берём»; далее движение, чтобы начать размешивание, – «движение»; размешиваем – «размешивание, размешивание…»; вынимаем ложку – «убираем, убираем…» и т. д. Когда мы отмечаем мысли или шумы, следуют отметки: «мысли», «слушанье»; а затем ум должен вернуться к действиям. Между отдельными действиями ум может задержаться на таких постоянных стимулах, как чувство давления, когда мы сидим, на шуме ветра или дорожного движения, на дыхании и тому подобном. Далеко не являясь «отвлекающими фактами», такие шумы, как звуки дорожного движения, шум авиамотора, тиканье часов и тому подобные, становятся весьма удовлетворительными объектами медитации».

Дополнительное дыхательное упражнение

Через некоторое время, когда ум становится более спокойным, обычно обнаруживается, что между дыханиями возникает некоторый разрыв – в нормальных условиях это происходит в конце выдоха до производства нового вдоха. В такой неожиданной остановке процесса ум подвержен колебаниям, находясь без объекта; в результате он обнаруживает склонность к блужданиям. Поэтому когда происходит этот разрыв, нужно позволить уму отметить одно или два ощущения, всегда присутствующие внутри тела. Например, следует отметить общее положение и ощущение тела в целом, когда оно спокойно сидит, занятое практикой, Это нужно отметить, как «сиденье». Затем ощущение давления под ягодицами или давление на лодыжки, если мы сидим со скрещенными ногами; их надо ответить, как «чувство».

Таким образом, для того чтобы удобно заполнить разрыв в дыхании, нужно взять два или три пункта (или ещё больше) для отметки. Эти отметки нужно производить с естественной удобной скоростью, без чрезмерной поспешности или преднамеренного излишнего замедления отметок, которое спровоцирует отвлекающие мысли. Лучший способ состоит в том, чтобы сделать пунктами для отметок наиболее явные ощущения; или, если в это время существует нечто, по природе похожее на постоянный шум, как проходящий автомобиль или пролетающий самолёт, можно сделать отметку «слушанье» вместе с другими пунктами ощущения того, как ум вернётся к дыханию перед началом нового вдоха. Так что, какой бы длительной ни была пауза в дыхании, мы просто продолжаем заполнять отметками подобные пункты ощущений. Иногда пауза может оказаться очень длительной – на более поздней ступени она иногда продолжается даже несколько минут, и в таком случае мы просто делаем круг по самым заметным ощущениям, отмечая их по очереди и продолжая вести осознание далее до тех пор, пока оно само по себе снова отметит начало следующего дыхания. Для такой цели обычно вполне достаточно количество в три или пять пунктов, в которых отмечаются выдающиеся ощущения.

В повседневной жизни

Никто не станет претендовать на то, что для него легка практика памятования в повседневной жизни, особенно в условиях современного большого города. Чтобы удерживать ум на необходимой высоте осознания и противостоять постоянной центробежной силе вокруг и внутри себя, требуются значительные и длительные усилия. Это такое усилие, которое, пожалуй, не все готовы предпринять. Однако едва ли менее трудными будут другие альтернативы, представляющие жизнь, какова она есть. Без повышения осознания и господства над собой, приносимых памятованием, жизнь вырождается: мы бредём, спотыкаясь, по неровной почве изменяющихся обстоятельств, которые развёртывает у нас под ногами поток кармы. Эволюция человека должна направляться вверх, в сторону большего осознания себя и самообуздания. «Развивайся или умри!» – таково настоятельное повеление природы; и, несомненно, человек без памятования живёт в состоянии медленной смерти, продолжая вести бесполезную борьбу с призраками. Будда сказал: «Сдержанные не умирают; легкомысленные подобны мертвецам».

Было бы приятнее иметь возможность сидеть без дела, праздно, легко относиться к жизни; но это оказывается пустой мечтой, и наш ум не даст нам отдыха, пока мы не одержим «жизненную победу» – победу над Неведеньем и Алчностью. Мы хотим лёгкости и «свободы»; но такая возможность зависит от того, для чего и от чего мы хотим освободиться. Если мы хотим быть свободными от самодисциплины, чтобы «наслаждаться» объектами внешних чувств, это просто указывает на то, что мы по-настоящему остаёмся рабами этих внешних чувств, причём среди прочих чувств оказывается и интеллект. Если же, с другой стороны, мы хотим быть свободными от рабства у внешних чувств, так чтобы достичь власти над собой и самоосуществления, это будет истинной свободой.

И обрести её возможно. Это спокойствие это истина, это более насыщенная жизнь, радость и свобода.

Практика памятования в повседневной жизни имеет склонность казаться более трудной, чем она есть, по двум главным причинам. Во-первых, мы к ней не привыкли, мы не держимся за неё; а потому в тот момент, когда мы с энтузиазмом начинаем попытки практиковать большую степень памятования в жизни, мы обнаруживаем, что очень скоро благой импульс каменеет ввиду отсутствия сотрудничества всего мира; и мы оказываемся, по-видимому, на том же самом месте, откуда начинали. Этому можно значительно противодействовать, если мы хоть раз по-настоящему ощутим вкус того чувства, которое вызывает подлинное памятование, – например, во время периода полного курса памятования под руководством наставника в центре медитации. Воздействие этого переживания, в особенности, если оно периодически возобновляется, помогает поддерживать должный уровень энергии. Но даже и в этом случае нам необходимо ожидать (и включать это в своё продвижение) периоды кажущегося провала в попытке поддерживать памятование. Важно здесь не позволять себе разочарования, а снова взяться за дело. Есть пословица: «Англичане проигрывают все битвы, кроме последней». Едва ли это верно исторически; но нечто подобное, пожалуй, можно было бы сказать в духовном смысле о самом святом человеке.

Другая причина, по которой мы как будто слабо продвигаемся вперёд, несмотря на все усилия практиковать памятование, является следствием застарелой человеческой привычки. «Святая жизнь» – в монашеском одеянии или без него – требует отречения; мы должны отвернуться от мира, иначе говоря, от внешних чувств. Это не бегство от них, не отталкивание их, а утрата интереса к ним. Как сказано в «повторе» «Беседы о практике памятования», мы «оставляем желание мира и отвращение к нему». Это «святое безразличие» есть надёжное вступление в подлинное памятование. При его наличии нас ничто не отвлечёт, как ничто не захватит наш интерес – ни чувственные мысли, ни раздражение, ни сомнения, ни весь сонм прочих мелких мыслей и воспоминаний, которые постоянно наводняют наш ум.

Такой эмоциональный уход в себя, отказ от интереса к обусловленным предметам, никоим образом не помешает нашей способности выполнять необходимую функцию в жизни. Наоборот, мир и ясное виденье приносят с собой гораздо более значительную действенность благодаря радости и свободе от осознания того, что «я не действую».

Нет другой практики, столь подходящей для применения в повседневной жизни, как практика памятования. Это такая практика, которую можно и нужно использовать во всякое время и во всех разнообразных обстоятельствах. Сказано, что подобно тому, как соль годится для всех блюд, так и памятование оказывается пригодным во всех событиях жизни. Существует известный рассказ о мастере дзэн; его спросили, как следует жить, и он ответил: «Когда мы голодны, мы едим; когда мы утомились, мы отдыхаем. «Спрашивающий возразил на это: «Но ведь так живёт каждый человек!» «Совсем нет, – ответил мастер. – В большинстве своём люди во время еды не просто едят, а погружаются во всевозможные образы воображения и праздные мысли». Это и есть различие между жизнью в состоянии памятования и жизнью без него.

Люди часто возражают: «Но у меня нет времени для практики медитации! Я – занятой человек». Нет времени для осознания? Странное утверждение! Люди опасаются, что практика памятования во время работы помешает выполнению этой работы; на самом же деле это противоречит истине.

Однако взглянем на огромную массу времени, которое ежедневно тратится попусту. Мы встаём и одеваемся – о чём мы в это время думаем? Мы умываемся и бреемся – о чём мы думаем? Готовим завтрак – о чём думаем? Разве более «продуктивно» разрешать уму бегать взад и вперёд, занимая его политикой, модами, любовными делами, всяческими заботами, – вместо того, чтобы вдумчиво сосредоточить его на выполняемой работе? Даже во время разговора мы можем быть с ним, слушая, когда слушаем, говоря, когда говорим. Когда мы идём к автобусу или к метро – о чём мы думаем? О чём думаем, сидя в поезде? Разве это такое ценное занятие – глазеть на объявления и на окружающих? Когда мы заняты домашней работой – о чём мы думаем? Можно мести, когда метём, вытирать пыль, когда вытираем её, мыть, когда моем, – и так далее.

Пусть всё идет свои чередом

Люди испытывают почти инстинктивный страх, думая, что, если они не будут «думать», не будут «все контролировать», то забудут что-то важное, и все пойдет неправильно. Однако на самом деле даже четвёртая часть тех мыслей, которые проносятся через такой чрезмерно занятой ум, не составляет подлинное функциональное содержание; а остальные мысли – это просто прыжки кузнечика. Если условия требуют предпринять некоторое действие, целые годы обусловленности также обеспечат возникновение импульса; и чтобы нам не пропустить его и не вытеснить, лучше всего оставаться спокойными и памятливыми, иначе более вероятно, что он окажется заглушённым или затуманенным потоком воспоминаний, надежд, тревог и забот.

Полагаться на закон кармы, закон обусловленности, видеть, что вещи происходят так, как им следует происходить, обрести надёжность в понимании: «нечто действует через меня, я – только орудие» – это гораздо более счастливый и более памятливый образ жизни. Но, конечно, сила привязанности и завеса ошибочных чувств – «я действую» – вызывает поток мыслей в обычной недисциплинированной и беспокойной форме.

Более значительное памятование приносит мир, свободу от дурных эмоций, более ясные суждения и подлинное чувство благополучия. Оно убивает двух великих гигантов – Страсть (танха) и Неведенье (авидджа), обитающих в зарослях джунглей нашего ума. Вожделение уничтожается при помощи мира, при помощи свободы от озабоченности и вредных эмоций, оставляя радость, благожелательность, сострадание и тому подобные чувства, которые не ослепляют ум; а неведенье уничтожается ясностью виденья и возрастающим осознанием истины «не-я», анатта, приносящей понимание: «Это не моё; это – не я; это не моя истинная природа». Иными словами, «эти объекты не имеют ничего общего со мною; они никоим образом не затрагивают моего истинного существа, не я совершаю эти действия». Именно неведенье заставляет нас отождествлять себя со «своими» действиями и возлагать на свои плечи ответственность за них. И вот таким образом мы привязываем себя к Колесу Обусловленности.

Постоянное же памятование в соединении с мудростью приносит нам освобождение, – вернее, показывает, что мы никогда и не были по-настоящему связаны, а связанность оставалась только в МЫСЛИ.

 

Да будут счастливы все создания!

 

Рейтинг: 2.83 (Проcмотров: 11738)

Читайте раздел Буддизм на портале эзотерики naturalworld.guru.